Министерство внутренних дел принципиально возражало против этого предложения, и Совет министров, на заседании от 23 января 1914 года, признал таковое неприемлемым…[364].
Анализ исторического процесса показывает, что появление общемусульманского движения явилось следствием нескольких факторов. Во-первых, налицо было сильное недовольство мусульман взятым в 1880-е гг. царским правительством курсом на усиленную их русификацию. Во-вторых, следует учитывать процесс возрождения ислама, происходивший во второй половине XIX в. по всему миру. В результате активной и многогранной деятельности мусульманских просветителей в сфере культуры и образования, доказывавших совместимость ислама с прогрессом, в жизни российских мусульман совершились позитивные сдвиги, которые подталкивали их к более чёткой самоидентификации и этноконфессиональному самоопределению. В-третьих, важные последствия имел процесс европеизации мусульманского мира, включая Россию[365].
Курс на русификацию окраин империи воспринимался в правительственной среде далеко не однозначно. Одним из наиболее последовательных противников политики русификации стал С.Ю. Витте. По ряду вопросов Витте получал поддержку со стороны некоторых министров и членов Государственного Совета: А.С. Ермолова, Н.В. Муравьёва, А.Н. Куломзина, А.А. Половцова, Д.М. Сольского и др. В разговоре с А.Н.Куропаткиным в январе 1902 года С.Ю. Витте чётко определил свою позицию: «Давление, которое мы оказываем на окраины, приведёт нас скорее к революции, чем если бы мы дали окраинам относительную свободу»[366].
На рубеже XIX–XX вв. министр финансов С.Ю. Витте бесспорно являлся наиболее влиятельной фигурой в правящих кругах Российской империи. Энергичный и широко мыслящий государственный деятель, Витте считал крайне опасным для монархии заметное обострение «национального чувства завоёванных инородцев» и в отличие от большинства царских сановников был сторонником более имперски гибкой этноконфессиональной политики. Позднее, пребывая уже в отставке, он писал по этому поводу: «Вся ошибка нашей многодесятилетней политики — это то, что мы до сих пор ещё не сознали, что со времени Петра Великого и Екатерины Великой нет России, а есть Российская империя. Когда около 35 % населения — инородцы, а русские разделяются на великороссов, малороссов и белороссов, то невозможно в XIX и XX веках вести политику, игнорируя этот исторический, капитальной важности факт; игнорируя национальные свойства других национальностей, вошедших в Российскую империю, — их религию, их язык и прочее…»[367]. Витте настаивал на одном из своих главных требований: «Учебные заведения существуют не для целей политических, а должны преследовать задачи педагогические, т. е. получение знаний. При отсутствии преподавания местных языков школа не пользуется популярностью у населения и не выполняет своей главной функции — просвещения народа. На первом месте среди предметов преподавания, конечно, должен оставаться государственный русский язык, необходимый для приобщения к общей жизни страны. Но внимания требует и родной язык ученика как предмет наиболее ценный для каждого сознающего свою принадлежность к известному племени»[368].
Из всех политических требований, выдвигаемых различными партиями и движениями на окраинах империи, наиболее болезненным для правительства было требование национальной автономии. В одной из записок Витте высказался в пользу возможного предоставления ограниченной автономии некоторым из национальных окраин: «Мысль о расчленении всей России на автономные провинции, по счастью, ещё не приобрела популярности, — писал он, — а потому идея государственного единства… может и должна быть громко провозглашена правительством. Идея государственного единства, однако, ничуть не противоречит ни автономия десяти польских губерний, ни, быть может, Грузии и других частей Кавказа в расширенных пределах местного самоуправления» [369].
Другой видный кавказский деятель Г.Д. Орбелиани, находясь на должности командующего Кавказской армией, ещё в 1861 году писал военному министру Д.А. Милютину: «Война, продолжавшаяся на Северном Кавказе в течение десятков лет, не позволяла нам серьёзно заняться устройством материального быта туземцев; мы разрушили старый порядок владения землями, но не могли ещё создать никакого нового порядка. Затем, по требованию военных обстоятельств, из земель, указанных туземцам, мы нередко отнимали часть под казачьи поселения или укрепления и раз поселённых на новых местах, по требованию этих же обстоятельств снова переселяли, и иногда по несколько раз, с места на место; но и при этом новом поселении земли указывались туземцам только в примерном количестве и для временного пользования. Этот порядок дел, по необходимости продолжавшийся многие годы, никак не мог развить в туземцах осёдлости, а напротив, он поселял к правительству недоверие, заставлял каждого быть в постоянном опасении за будущее и явно вёл к тому, что никто не хотел развивать своего хозяйства и употреблять на возделывание земли, особенный труд, а тем более расходовать на этот предмет капитал, ежели таковой у кого и водился. Этим недостатком обеспеченности прав на землю следует объяснять ту быстроту и лёгкость, с которой целые аулы, а иногда и целые общества бросали указанные им земли и убегали в горы чтобы усилить число враждовавших с нами, а в последнее время стали выселяться в Турцию»[370].
Подводя итог, можно констатировать, что участившиеся на рубеже веков политические кризисы на окраинах, вызванные противодействием нерусского населения политике русификации, были своего рода предвестниками мощного социально-политического кризиса, охватившего национальные окраины Российской империи в годы Первой русской революции. После издания Манифеста 17 октября Витте путём отдельных уступок стремился оторвать от революционного движения местные национальные элиты, но в условиях острейшего социально-политического кризиса национальная политика его кабинета приобрела непоследовательный и противоречивый характер.
Издание Указа 17 апреля о веротерпимости, допущение в Государственную Думу представителей от национальных окраин, введение в школах «для инородцев» преподавания на родном языке, отмена многих правовых и административных ограничений нерусского населения — все эти преобразования ясно очерчивали контуры нового курса национальной политики. Однако открывавшиеся перспективы решения национального вопроса так и не были использованы[371]. Царский Указ от 18 февраля 1905 г., согласно которому население впервые получило право подавать в высшие инстанции петиции о своих нуждах, очень обнадёжил российских мусульман. Выборы в I Государственную Думу всколыхнули массы мусульман. Сбывались их мечты — иметь своих представителей в законодательном органе России. «Нас зовут управлять Россией», — говорили, например, казахи. В их среде, как, впрочем, и у других мусульманских народов, происходили заметные сдвиги в отношении к окружающей действительности[372].
2. Областное структурирование
Процесс создания и преобразования органов административного управления шёл непрерывно, по мере занятия той или иной территории, в том числе и в разгар Кавказской войны. К началу целенаправленного введения с конца 50-х гг. «военно-народного» управления у «мирных» горцев была установлена так называемая приставская система управления. В функции приставов, назначавшихся в отдельных горских обществах, входило посредничество между народами Кавказа и российской правительственной администрацией. Специальной инструкцией приставы обязывались следить за населением подчинённых аулов и не допускать их сношений
