Вскоре Кьярно вышел на тихую заснеженную поляну, по которой кругами ездил одинокий всадник. Вокруг стояла полная тишина — ни криков зверей и птиц, ни шороха ветвей, только мир, покой и одиночество.
Тэрин Ворон Бури свесился с лошади и нанес удар мечом воображаемому противнику, затем выпрямился и встал на спине лошади во весь рост. Выхватив еще один меч, он принялся наносить удары направо и налево; клинки сверкали, как серебристые стрелы. Затем златовласый эльф снова сел и одним движением коленей заставил коня двигаться по поляне зигзагами.
Кьярно, любуясь слаженной работой коня и всадника, терпеливо ждал, когда Тэрин закончит упражнения. Тэрин Ворон Бури был великолепным наездником, хотя среди Светлых Всадников были наездники и получше.
— Ты слишком отклоняешься влево, Тэрин Ворон Бури, — заметил Кьярно, когда герольд подъехал к нему. — Противник-правша легко тебя достанет.
Спрыгнув с коня, Тэрин вложил в ножны оба меча. Его разрисованная татуировкой грудь блестела от пота. Кивком поздоровавшись, Тэрин поправил на голове обруч.
— Спасибо за совет, Кьярно. Я это запомню.
— Запоминай, потому что он пригодится тебе раньше, чем ты думаешь.
Тэрин добродушно кивнул, понимая, что Кьярно пришел к нему не пикироваться, а с какой-то важной целью, поэтому, хлопнув его по плечу, Тэрин сказал:
— Чем обязан твоему визиту, друг мой? Думаю, ты пришел сюда не для того, чтобы давать мне уроки фехтования?
— А ты, разумеется, все знаешь лучше всех, а, Тэрин?
— Ты прекрасно меня понял, друг мой.
Кьярно улыбнулся.
— Спасибо. Но ты прав, я пришел сюда не для того, чтобы тебя учить, хотя, клянусь Айшей, тебе бы это не помешало, — сказал он, поглаживая лошадь герольда. У Тэрина был отличный конь — один из лучших скакунов из табуна, принадлежавшего роду Эадаойн. — Я пришел, чтобы извиниться перед тобой, Тэрин.
— Извиниться? — удивленно переспросил Тэрин, вытирая лицо лоскутом роскошной ткани.
— Да, — кивнул Кьярно. — Ты как-то сказал, что хочешь предложить мне дружбу, а я ответил, что в ней не нуждаюсь. Прости меня.
— Не надо извинений, друг мой, — сказал Тэрин и протянул Кьярно руку.
— Твое предложение остается в силе?
— Разумеется, Кьярно. Я никогда не беру своих слов назад.
— Хорошо, — ответил Кьярно, крепко пожимая протянутую руку. — Теперь я вижу, что мы можем быть друзьями.
Тэрин подошел к дереву, где висела его одежда, и натянул куртку, затем застегнул на поясе ремень с ножнами.
— Рад это слышать, Кьярно, но скажи — отчего ты вдруг так переменился?
— Сам не знаю, — ответил Кьярно, не испытывая желания рассказывать о том, что случилось в лесу. — Знаешь, просто мне надоело обижать тех, кто меня любит. Надоело от всех прятаться и тихо сидеть в углу. Мое сердце превратилось в кусок камня, из которых люди строят свои крепости.
Говоря это, Кьярно нервно расхаживал взад-вперед; подбирать слова, чтобы объяснить свои чувства, оказалось далеко не легким делом.
— Когда мои родители погибли, я… я…
— Ты обвинил в этом Кайрбра, — сказал Тэрин. — Я знаю. Он спас тебя от зверолюдей, а ты набросился на него с обвинениями, что он пришел слишком поздно.
— Нет, — сказал Кьярно, качая головой, — все было не так.
— Не так?
— Нет, — повторил Кьярно. — Я обвинял его в том, что он не дал мне умереть вместе с родными.
Тэрин не ответил, удивившись подобному откровению, но Кьярно уже не мог остановиться:
— А потом я узнал, что он вовсе не был виноват в том, что опоздал. Виновата была Найет.
— Откуда ты знаешь?
— Через много лет Кайрбр рассказал мне, что Провидица приходила к правителю Олдельду и сказала, что у нее было видение: зверолюди напали на Луга. И тогда Кайрбр и его Вечная Стража, а с ними и Дозорные были посланы, чтобы прогнать монстров.
— Да, теперь я вспомнил, — прошептал Тэрин. — Выходит, она ошиблась? На Лугах никого не оказалось.
— Вот именно, — сказал Кьярно. — Твари Хаоса зашли в Атель Лорен совсем с другой стороны и напали на дом моего отца. Они начали все поджигать и топорами рубить всех, кто попадался им под руку. Мою мать, отца, сестер… все погибли в тот день.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тэрин положил руку на плечо Кьярно, чувствуя, как тяжелые воспоминания душат друга, словно навалившаяся волна.
— Я тогда был совсем маленьким, но помню все, — продолжал Кьярно. — Огонь, страх, кровь… так много крови! Я ее до сих пор вижу, эту кровь, вижу ясно, как зимнее утро. Кайрбр, должно быть, услышал, как заволновался лес, или ужас брата передался ему, не знаю, только он со своими воинами поспешил к нам тайными тропами, и они перебили всех монстров. Но было слишком поздно — в живых остался только я.
Оба эльфа замолчали. Кьярно погрузился в свои тяжелые мысли, а Тэрин просто сидел и ждал, когда выговорится его друг.
— Кайрбр тебя спас, — произнес он. — Ты должен быть ему благодарен.
— Знаю, — сказал Кьярно, — но тогда я был молодой и глупый. Я орал на него и проклинал за то, что он опоздал, что позволил убить своих родственников. Только Айша знает, зачем я все это ему говорил; наверное, дяде было больно это слышать. А когда я наконец понял, что он был ни в чем не виноват, было уже поздно, и между нами встала непроницаемая стена.
— Непроницаемых стен не бывает, Кьярно, — сказал Тэрин. — Запомни это.
* * *
Дыхание богов было мощным; сила шамана росла с каждым ударом его сердца. Призрак из горной пещеры помогал его магии, усиливая ее, словно и он стал избранником Темных богов. Лил черный дождь, принося гибель всему живому, и земля под тяжелыми копытами шамана превращалась в топкое вонючее болото.
От порывов резкого холодного ветра хлопали грязные тряпки и обрывки шкур, служившие шаману одеждой. С его рогов стекала черная жижа, в темных глазах отражались волны магии, исходящей от камня.
Стена густого колючего кустарника по-прежнему закрывала монстрам проход к лесу, но шаман видел, как под действием черной магии Хаоса начали обугливаться кончики веток. Время перестало существовать, дни и ночи слились в один сплошной безликий промежуток времени. Шаман чувствовал, что какая-то неизвестная сила пытается ему противостоять: жуткое воинство заваливало снегами, заливало дождями, солнце выжигало им спины, превращая их в глиняную корку, — все это происходило в течение одного дня.
И все же на каждый выпад со стороны леса шаман находил свой ответ; его черная сила оказывалась сильнее волшебства магического камня. Сила живого камня была велика, она зародилась в те времена, когда мир был еще совсем молод, но дыхание богов вечно, и противостоять ему невозможно.
Посох шамана потрескивал, из него вылетали искры, веяло зловещей черной магией.
Предводитель нервно вышагивал поодаль, сгорая от нетерпения; шаман, прекрасно понимая, чем грозит ему проигрыш в поединке с камнем, старался изо всех сил.
Скоро, скоро волшебная сила камня истощится, и тогда падет заслон на пути слуг Хаоса и темный лес покорится новой силе.
И для страшного воинства Предводителя наступит время охоты.
Зима крепко сжала Коэт-Мару в своей ледяной ладони, и дни потянулись медленно, как похоронная процессия. Пока лесные жители жадно ловили каждый час светлого времени суток, Леофрик проводил время в лесу, куда отправлялся вместе с Кьярно; там, ведя длинные беседы с эльфом, он изучал новую жизнь, в которую вовлекла его воля судьбы.
Кьярно рассказывал ему об истории, культуре и традициях народа азраи, но Леофрик чувствовал: между людьми и эльфами по-прежнему существует преграда, которую не преодолеть никакими беседами. Все они — Леофрик, Кьярно и Морвхен — были в теплых, даже дружеских отношениях, но назвать эльфов своими настоящими друзьями Леофрик не мог. В каждом обращенном к нему слове сквозила снисходительность, словно они делали ему одолжение, соглашаясь на общение с человеком.
Найет он почти не видел, за исключением одной короткой встречи возле пруда с волшебными скульптурами, где он обычно совершал утренние омовения. День выдался сухой и ясный, было не очень холодно, и Леофрик, скинув свою великолепную куртку — подарок Тифейн, пытался хоть как-то побриться, когда сзади к нему внезапно подошла Найет. Увидев ее отражение в воде, Леофрик вздрогнул от неожиданности и порезал себе щеку.
