Беды. Я предвижу беды.
И что за беды, Джо?
Война.
Но войны всегда приходят и уходят, Джо. Нам-то что, беднякам?
Лицо короля омрачилось. Он поворошил угли.
Да, приходят, как прилив, и уходят, но эта будет для меня особенной. Вот увидите, через две недели в местности под названием Босния застрелят герцога, и это станет поводом для развязывания великой войны. Насколько великой? Десять миллионов убитых и двадцать миллионов изувеченных, но это не мое. А для меня — семнадцать из моих сыновей будут сражаться и погибнут в этой войне, по одному в каждой из этих поганых армий, что примут участие в этой поганой войне.
Воцарилось молчание. Король сделал хороший глоток портера, и каждый, пользуясь возможностью, последовал его примеру. Король уставился в кружку, и все мужчины в комнате стали смотреть в свои.
Ужасно, прошептал чей-то голос.
Ужасно? переспросил король. Нет, они уже мужчины и могут решать сами за себя. Лишь одно гложет это старое сердце — то, что ни один из тех семнадцати моих сыновей не погибнет за Ирландию. Они будут воевать, и смело воевать, и погибать за семнадцать разных стран, но ни один — за свою собственную. Я отправил их, все правильно, они живут своей жизнью. И это тоже по-нашему: за кого угодно, только не за себя. А теперь наполните кружки. Надо выпить перед тем, как я скажу кое-что еще.
Собравшиеся немедленно повиновались. Они угрюмо выстроились в очередь к бочке, наполнили кружки и расселись по местам. Кружку короля тоже наполнили и вложили в его мозолистую руку.
Он сидел у торфяного огня, уставившись в пол. Когда он делал глоток, то же самое делали остальные, он откашливался — и волна откашливаний пробегала по комнате. Прорицание — это дар божий, и спешка тут ни к чему. Человек, которому предстоит потерять семнадцать сыновей в семнадцати разных заморских армиях, имеет право собраться с мыслями. И все же кто-то, не удержавшись, спросил:
Так что же делать, Джо?
Король глотнул портера. Хлебнули и все присутствующие. Король откашлялся, и они за ним. Итак.
Что делать? Я скажу вам, что делать. Через два года на Пасхальной неделе начнется восстание, национальное восстание, и в нем будет участвовать мой сын, единственный из всех он будет сражаться за Ирландию, совсем мальчишка, правда, но он там будет. Вот и вся тебе правда на сегодня, четырнадцатое июня тысяча девятьсот четырнадцатого года. Я за свою жизнь наделал тридцать три сына и дал свое имя последнему из них, и будет то, что будет, и этот парнишка поступит так, как ему надлежит, и я знаю как именно, после чего он пойдет дальше и станет почему-то царем Иерусалимским.
Последние слова ошеломили всех собравшихся. Даже сам король удивленно откинул голову.
Не богохульствуй, предостерег чей-то голос.
Я и не думал. Понятия не имею, почему я это сказал. Так как тебя зовут? заорал он вдруг, чтобы скрыть свое замешательство, глядя за плечи приятелей, столпившихся вокруг него.
Все обернулись. Они только сейчас обратили внимание на маленького темноволосого мальчика, затаившегося в дальнем уголке, как всегда, безмолвного на пророческих собраниях отца. Он не осмеливался говорить, глядя на отца, а когда отец смотрел на него, он тем более не смел открыть рот.
Джозеф, прошептал он.
Джозеф, а дальше?
Джозеф Инда Колумкилле Киран Кевин Брендан О'Салливан Бир.
О, святые этого острова, сказал отец, это и мое имя, я тебе его дал, так что можешь сражаться за Ирландию, как и я когда-то. Через два года восстание. Нет смысла клясться этими святыми, парень, но мы поднимем кружки за то, чему не миновать, уж это-то мы можем сделать. И да минует тебя дурной глаз, и да пребудет с тобой маленький народец, и, как учила тебя мать, коль нет шиллинга, сгодится и грошик, а коль нет и грошика, так благослови тебя Господь.
Собравшиеся в комнате мужчины важно подняли кружки и осушили их. Перепуганный юный Джо, всего четырнадцати лет от роду, стоял в уголке навытяжку.
* * *
В 1916 году, как и было предсказано, в понедельник после Пасхи вспыхнуло восстание, и ирландские революционеры несколько дней удерживали дублинский почтамт. Джо был одним из тех немногих, кому удалось уйти с этого почтамта, а потом, одолев пешком двести миль, он скрылся в горах графства Корк, пройдя таким образом во встречном направлении маршрут своего знаменитого предка.
Что делать? думал он на ходу. Бойцу-одиночке надо держаться от врага подальше, и он решил научиться пользоваться своей винтовкой на большой дистанции.
Сама винтовка была курьезом древности: модифицированный американский кавалерийский мушкетон, последний раз использовавшийся в бою с царскими драгунами в Крымской войне. Но скоро Джо обнаружил, что короткоствольный мушкетон с тяжелым ложем может стрелять крупнокалиберными пулями необычайно метко — на манер гаубицы, если целить не в мишень, а выше, чтобы пули летели по высокой дуге и били сверху.
Следующие три года Джо практиковался со своим мушкетоном в горах, отрабатывая навесную траекторию, стараясь, чтобы его никто не видел вблизи. Он передвигался по ночам и никогда не спал в одном и том же месте дважды, он стал призрачной фигуркой в ярко-зеленой курточке, плоской красной шапочке и туфлях с пряжками; фермеры Корка, досконально знавшие все про чертенят, злых духов и хитрый маленький народец, естественно, стали звать его эльфом-переростком.
По ночам ему приходилось искать пропитание, и слухов прибавилось. Иногда по утрам фермер понимал, что в сарае стул стоит не на месте, а четыре-пять картофелин куда-то делись.
Ночью приходил он, шептал фермер соседям, и кто такой он, конечно, никому объяснять не надо было. Соседи с важным видом кивали, смутно припоминая тихий раскат грома, который они слышали вдалеке на заре.
В 1919 году началась партизанская война, вслед за чем англичане прислали «черно-пегих», которые рыскали по стране, грабя, зверствуя и наводя ужас. Тогда он дал о себе знать, и в южной Ирландии страх пришлось испытать другой стороне.
Сценарий был всегда один и тот же. Шайка «черно-пегих» скачет по дороге, одинокий фермер опрометью несется по своему полю, уворачиваясь от их пуль. Тихий раскат грома вдалеке. Еще и еще. Двое-трое «черно-пегих» опрокидываются на землю, каждый с пулей в макушке.
Сегодня в западном Корке, завтра в восточном. На третий день у рыбацкой деревни. На четвертый — где-нибудь в глубине страны.
Пули каждый раз били прямо сверху, словно пущенные с небес. «Черно-пегие» вдруг оказались лицом к лицу с божественным вмешательством или, как минимум, с дивизионом неуловимых снайперов, вооруженных каким-то новым секретным оружием. Они отказывались выходить из казарм, и стало казаться, что он одержал победу.
