— А, молодежь! — с непринужденностью прогудел он. — Милости просим! Ну, сын, представь нам свою даму. Или нет, мы уж сами, по-простому…
Мать уже стояла рядом с генералом и с придирчивым интересом вглядывалась в Галино лицо. Отец с не меньшим вниманием изучал девушку, осматривая ее ладную зрелую фигуру. Он одобрительно посмотрел на Максима и протянул Гале руку: «Александр Николаевич». «Надежда Ивановна», — хорошо поставленным голосом произнесла его жена. Застенчиво и вместе с тем радостно улыбаясь, гостья негромко произнесла: «Галя».
— А по батюшке? — поинтересовался генерал.
— Галина Наумовна, — ответила Галя. И тут же заметила легкую тень, скользнувшую по лицу генерала. Зотов в это мгновение пытался понять, кто из обитателей дачной Барвихи мог носить такое странно звучащее имя — Наум. То, что девушка не из их «спецпоселения», почему-то не приходило ему в голову.
Молчание затянулось.
На выручку пришла Надежда Ивановна, от которой, конечно, тоже не ускользнула эта деталь:
— Ну что же, дети, прошу всех к столу. Чем богаты…
Галя, пройдя в столовую, так и обомлела от роскошного убранства квартиры, буквально напичканной антиквариатом. А уж за столом стало окончательно понятно, «чем богаты» генеральские семьи. Сервировка была воистину королевской, а блюда… Осетрину Галя еще узнала, но название большинства разложенных по тарелкам яств она тогда услышала и попробовала впервые.
…Через много лет она, сидя вечерами в своем замке за изысканной трапезой, не раз мысленно будет возвращаться к своему первому «званому обеду» и вспоминать о своем неподдельном волнении. Тогда она испуганно смотрела на весь этот музейный фарфор и столовое серебро. И изо всех сил старалась вести себя непринужденно, пытаясь скрыть нарастающее волнение. «Самое главное — ничего не разбить на столе!» — повторяла она про себя.
Максим видел ее неловкость и старался отвлечь на себя внимание родителей забавными рассказами и шутками. Однако, Надежда Ивановна решила не упустить возможность выяснить как можно больше о подружке сына. Вопросы сыпались один за другим. «А где вы живете, Галя? Кто ваши родители? Куда собираетесь поступать?» Галя отвечала вполне исчерпывающе. Врать она не собиралась. Да и какой смысл? Разве так уж сложно будет перепроверить историю ее нехитрой жизни? Она сама должна понравиться этим строгим людям. Максим впервые услышал, что отец Гали, Наум Иосифович Бережковский, погиб под Сталинградом, как говорила ей мать, что мама у нее — учительница французского языка, а сама она мечтает поступить в институт иностранных языков имени Мориса Тореза. Последнее Галя придумала тут же.
То, что Галя живет в известном на всю Москву доме, на котором начертан рекламный стишок Маяковского — «Нигде кроме, как в Моссельпроме» — Максим, конечно, знал. Не знал он только то, что жила она не в отдельной квартире, как у него, а в перенаселенной коммуналке.
Обед прошел гладко и чинно. После кофе с маленькими пирожными родители тактично удалились в одну из многочисленных комнат, оставив молодых наедине.
— Ну, мои предки от тебя в восторге! — тут же убежденно заявил Максим. — Да по-другому и быть не могло!
Галя же прекрасно понимала, что битва ее проиграна. Она отлично почувствовала и скрытую фальшь в голосе матери, и ее хорошо маскируемую неприязнь. В глазах генерала Галя столь же безошибочно прочитала обычное мужское восхищение ее внешними данными. А заодно, и едва заметные сожаление и разочарование. Что ж, она догадывалась о причинах такого отношения.
Подтверждение своим догадкам она получила через три дня, когда они встретились с Максимом, как обычно, на Арбатской площади под часами, у магазина «Молоко».
Парень был сдержан и молчалив. В его глазах была грусть и какая-то безысходность. На Галины расспросы он долго отмалчивался, пока она, устав от недомолвок, не задала ему вопрос в лоб:
— Что, не показалась я твоим родителям? Не пришлась им ко двору? А что же им во мне не понравилось? — она все больше заводилась. — Мое, увы, не дворянское происхождение, вот что! Ведь так? Говори! Лучше, если это ты скажешь сам, а не будешь лицемерить, как твои родители… По тому, как Максим отвел глаза, Галя поняла, что не ошиблась… Вздохнув, он произнес:
— Ты права… Мать с отцом категорически против наших серьезных отношений. Ты же знаешь, что я никогда не придавал никакого значения национальности. — Замявшись, он продолжил: — Мне и в голову не приходило, что ты еврейка. По правде говоря, я никогда не слышал раньше твоего отчества. Он помолчал, набрал в грудь воздух, словно запасаясь храбростью:
— К тому же, твой отец… В общем, через свои связи мои навели справки и узнали, что он сидел в тюрьме….
Максим осекся, увидев, как у Гали гневно сверкнули глаза.
— Да мне-то все равно, пойми ты! — горячо заговорил он. — Только вот… папа сказал, что если мы поженимся, не видать мне МГИМО как своих ушей. И дипломатической карьеры тоже… Они с мамой настаивают, чтоб я себе в жены выбрал девушку из нашего круга. Хотя бы Светку Микоян, чья дача рядом с нашей…
Максим осекся. Галя молчала, глядя на него так, словно видела впервые. Под ее взглядом, таким непривычно жестким, он поежился и продолжал говорить, хотя голос его звучал все тише и тише:
— Папа с мамой не возражают против наших встреч, но они только против моей женитьбы. Папа с мамой считают, что жениться надо перед окончанием института… Гали, ведь впереди еще пять лет… Многое может измениться, — умоляюще закончил он почти шепотом.
Помолчав, она холодно процедила:
— Ты закончил? «Папа с мамой сказали», «папа с мамой считают»… Я поняла, что считают твои драгоценные родители. Я только не знаю, что считаешь ты?! Но мне уже нет до этого никакого дела. Беги налаживать отношения со своей соседкой по даче. А мне больше не звони. Может, ты и будешь дипломатом, но никогда, слышишь, никогда ты не станешь настоящим мужиком. Прощай!
Она резко повернулась на каблуках и зашагала к метро. Никогда Галя не даст ему понять, как больно он ее ранил… Хоть на это-то гордости у нее хватит. Злые, горькие слезы катились у нее по щекам. Ей ясно указали на ее место в этой жизни — да, девочка, ты хорошенькая, но и только. «Черта с два!» — яростно кричала Галя про себя. «Я вам всем докажу, чего стою! Всем!». Больше Галя не плакала. Усилием воли она заставляла себя не думать о случившемся. Слава Богу, память умеет глубоко упрятывать в свои бездонные подвалы особенно болезненные удары судьбы. Она еще не успела сильно и по-настоящему полюбить Максима. Да и бушевавший в ней вулкан желаний выбросил наружу только первые волны раскаленной лавы. Но то, что с ней так жестоко обошлись, осталось в душе навсегда.
Это был жестокий урок, преподнесенный ей столичной жизнью. Она впервые осознала наличие социальной лестницы, и свое место на ней, и свою незаслуженную «ущербность», о которой открыто говорить в обществе было не принято. Вот эту травму она забудет нескоро. Если вообще забудет. А Максим… Что Максим?
Он, конечно, остро переживал разрыв с Галей. Но даже в минуты переживаний он вполне понимал разумный практицизм отца, прошедшего суровую школу жизни, уцелевшего в жестоких и безжалостных предвоенных чистках, на полях сражений и в последние годы правления Сталина.
Здоровый юношеский организм берет свое — скоро он не то, чтобы забыл Галю Бережковскую, но как-то приглушил воспоминания о ней. А с первого сентября у него были уже совсем другие заботы и волнения. С МГИМО папа не подвел. К тому времени, как младший Зотов получил диплом, в его паспорте уже стоял штамп о браке. А перед распределением ему сделали предложение, от принятия которого его долго отговаривал отец. Генерал, как это иногда встречается у армейских офицеров, питал глубокую неприязнь даже к аббревиатуре ведомства, куда его сына «пригласили» работать. Однако, на этот раз Максим отца не послушал.
После окончания 101-ой школы КГБ, лейтенант Зотов М.А. был распределен в 5-ый отдел Первого главного управления КГБ, который занимался странами Западной, Центральной, Юго-Восточной и Южной Европы. Направление, куда попал Максим, работало по Франции. Некоторые мечты сбываются. Конечно, иногда он вспоминал Галю. Изредка. Почему бы не поиграть в игру «А что, если…»? Если бы пошел наперекор отцу… Если бы настоял на своем… Если бы женился на той девочке в ситцевом платье в синий горошек…
Впрочем, долго Зотов-младший в такие игры не играл.
Глава 6. Другой, «волшебный» мир
С художником Виктором Храповым она познакомилась через несколько дней у входа в Дом кино, как и предполагал муровец. Храпов был эстетом, бабником, настоящим художником, человеком, которого, кажется, знало пол-Москвы. Знакомство произошло так.
