– Ты шутки-то свои брось. – Ерепеев нахмурился.
– Отшутили уже, – сказал Ломаев. – Уже неделю, как отшутили… кстати, сегодня исполнилась ровно неделя с нашего пьяного манифеста. Юбилей как-никак. Первый День независимости.
– Предлагаешь отметить, что ли?
– Не-е… – Ломаев замотал головой. – Исполнится год – отмечу, так и быть, но не раньше. Зарок дал.
– Отрадно слышать. Так что насчет правительства, а?
– Ничего. Кстати, а зачем оно Свободной Антарктиде?
– Ну как это – зачем! Да хотя бы…
– Что?
– Чтобы править.
– Не понял, поясни.
Ерепеев морщил лоб, думал.
– Монархию учредить хочешь, что ли? Абсолютную? А с барьера в океан ты не падал?
– Нет и не хочу, – серьезно сказал Ломаев. – Поэтому мы и отказались от монархии… в смысле, и поэтому тоже. А кроме того, мы в манифесте уже объявили Антарктиду республикой. Главное, конечно, то, что при монархии у нас резко падают шансы быть поддержанными хоть кем-нибудь извне. Демократия – иное дело…
– Погоди, погоди, – перебил Ерепеев. – Как это «отказались от монархии»?
– А ты что, монархист? Вот уж не думал.
– Я о другом! Кто отказался? Кто вообще это обсуждал?
– Я, Непрухин, Андрюха Макинтош, Шимашевич и вот он. – Ломаев кивнул в тесный проход между двумя дюралевыми скамьями, где с самого начала полета сладко спал Джереми Шеклтон, поместив под себя надувной матрац и взгромоздив ноги на бочку с горючим, взятым на обратную дорогу. – Во дрыхнет, болезный. Суток трое не спал.
– А на остальных, значит, тьфу? – заорал Ерепеев. – Ты у людей спросил, чего они хотят? Ты у меня спросил? Я твой начальник, между прочим!
– Да ну? Ты мой начальник во всем, что касается Новорусской, с этим я не спорю. Разве я не выполнял твоих распоряжений? А насчет Свободной Антарктиды – извини, тут у тебя прав не больше, чем у меня или, скажем, Жбаночкина. Мог бы зайти к нам на огонек и принять участие в обсуждении – не как начальник, а как антаркт. Мы никого не гнали.
–..!
– Не нервничай так, случится что-нибудь, – меланхолично проговорил Ломаев. – На борту валидола нет.
– Не мог позвать, да? Вот так взял и решил за других? Знаешь, кто ты после этого?
– Я все про себя знаю. Считай, что я позвал тебя сейчас. До приземления уйма времени, мы успеем обсудить все, что угодно. По-твоему, нации самоопределяются непременно в беломраморном зале с колоннами? Вынужден разочаровать: хорошо, если не в сортире. И потом, речь пока идет лишь о наших предложениях, а утвердит их Конгресс… если утвердит. Впрочем, кое-какая поддержка у нас уже есть… Ну начинай.
– Чего? – Ерепеев зло сопел.
– Обсуждать, конечно. Ты ведь что-то обсудить хотел, кажется? Или только мне в рыло заехать?
Ерепеев демонстративно отвернулся и стал смотреть в иллюминатор. Минут через десять под крылом проплыли сугробы над занесенной снегом станцией Пионерская. До боли знакомое начальнику транспортного отряда место. Пилот покачал крыльями. Внизу проплывала история. Останься Антарктида на месте – все равно трасса санно-гусеничных поездов к Востоку прошла бы не здесь, а левее, от Новорусской, а не от Мирного.
И первый поезд повел бы Ерепеев.
Глупый вышел сезон. Мало того, что снабдить станцию Восток всем необходимым для зимовки не представилось возможным (а выяснилось это лишь перед отплытием из Питера), так еще и континент выдал такой фортель, какого от него не ждал ни один шизофреник, не говоря уже о людях в здравом уме! И вот тебе пожалуйста – Свободная Антарктида…
Голова кругом.
Восток так и остался законсервированным, и теперь никто не мог сказать, пригодится ли он когда-нибудь Свободной Антарктиде. Но трассу полета пилот удлинил так, чтобы бульшая ее часть проходила над прежним санно-гусеничным путем – в случае вынужденной посадки вблизи Пионерской, Комсомольской и Востока-1 можно было протянуть какое-то время, а на Востоке и вовсе оставался запас горючего и продовольствия, живи – не тужи хоть год. Пилот знал свое дело и не собирался помирать за здорово живешь.
– Ладно, – сказал Ерепеев, подуспокоившись. – Говори. Какую такую демократию без правительства вы выдумали?
– Непосредственную, – сейчас же отозвался Ломаев. – Как в Древней Греции. Общее голосование антарктов по всем мало-мальски важным вопросам. Нас тут всего-то несколько сот, связь действует, так неужто не договоримся?
– Чуть что – референдум, значит…
– Угу.
– Не угукай, не филин. Значит, вообще без правительства? Ну а кто будет вопросы для референдумов готовить? А принимать быстрые решения, когда нет времени голосовать? А представлять Антарктиду за рубежом – Пушкин будет?
Ломаев хохотнул:
– Неплохо бы: его бы небось не арестовали за измену, постеснялись бы…
– Я серьезно!
– А я шучу, что ли? На первое время выберем, конечно, каких-нибудь представителей народа и президента-зицпредседателя. Построим для мировой общественности потемкинскую деревню. А потом примем закон о ротации, скажем, еженедельной. Ты еще не был президентом страны? Значит, будешь. Ты мужик авторитетный, никуда не денешься.
– Иди ты знаешь куда…
– Куда это я пойду из самолета? Ну скажи, тебе не хочется стать президентом? А ведь станешь когда-нибудь.
– Если только это дурацкое предложение пройдет.
– А ты что, будешь голосовать против?
Ерепеев помолчал.
– Нет, – сказал он изнывающему от любопытства Ломаеву. – Не буду я против. А только реально править будет не президент, не представители и не референдум всех антарктов, а этот твой варяг Шимашевич. Нет? Деньги-то чьи?
– Отдадим, и очень скоро отдадим, – махнул рукой Ломаев. – Сомневаешься?
– Еще как.
– Зря. Экономический потенциал у нас будь здоров. Туризм – раз. Рыболовство – два. Да тут в холодных прибрежных водах на экваторе биомасса так попрет – успевай собирать! Думаешь, в манифесте о двухстах милях экономической зоны я зря сказал?.. Ну ладно, тебе одному признаюсь: пьян был, ничего не помню, но ведь и спьяну в точку попал! Да мы на одной рыбе разбогатеем! Продажа айсбергов нуждающимся в пресной воде – три. Австралийцы и калифорнийцы купят, доставка за их счет. Теперь это станет рентабельным, Шеклтон с Макинтошем уже прикидывали. Что еще, ну? Думай.
Ерепеев наморщил чело.
– Поставка пингвинов в зоопарки, что ли?
– Мелко плаваешь. Да мы со временем зимнюю Олимпиаду сможем принять, во как! С горнолыжными трассами в Трансантарктических горах. Да мы какой угодно державе сдадим в аренду участок под космодром – экватор же, выгодно! Опять же и отработанные ступени ронять в океан удобно. А ископаемые?! Пустим к себе геологов – плати денежку, веди разведку пока что в оазисах, бури шельф. Но под нашим контролем! Кинутся как саранча и наверняка что-нибудь найдут. Думаешь, с Шимашевичем не рассчитаемся? С процентами? Ну скажи, что ты думаешь…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
