Таким образом рассуждали наши предки и рассуждают некоторые люди еще и в наше время о католиках. Папист считает себя обязанным повиноваться папе. Папа обнародовал буллу, лишающую королеву Елисавету престола. Следовательно каждый папист будет считать Ее Величество похитительницею власти. Следовательно каждый папист изменник. Следовательно каждого паписта должно вешать, терзать и четвертовать. Этой-то логике обязаны мы некоторыми из ненавистнейших законов, какие когда-либо омрачали нашу историю. Возражение находится налицо. Римская церковь могла приказать этим людям считать королеву похитительницею престола. Но ведь та же церковь предписывала им многое другое, чего они однако никогда не исполняли. Она внушала своим священникам строгое соблюдете чистоты нравов. Между тем вы постоянно укоряете их в безнравственности. Она повелевает всем своим последователям соблюдать посты, быть сострадательными к бедным, не давать денег в рост, не драться на дуэлях, не посещать театра? А повинуются ли они этим внушениям? Если это факт, что весьма немногие из них строго соблюдают ее правила в тех случаях, когда правила эти противны их страстям и интересам, — то долг верноподданного, человеколюбие, любовь к спокойствию, опасения смерти недостаточны разве, чтобы предотвратить исполнение тех гнусных повелений, которые Римская церковь обнародовала против королевы Елисаветы? И если мы знаем, что многие из этих людей не заботятся и настолько о своей религии, чтобы ради ее остаться без мяса в пятницу, то почему же нам думать, что они решатся на дело, за которое могут подвергнуться пытке или виселице?
О евреях рассуждают теперь, как отцы наши рассуждали о католиках. Закон, написанный на стенах синагог, воспрещает алчность. Но если бы мы вздумали сказать, что еврей не задержит просроченного залога, потому что Бог повелел ему не пожелать дома ближнего своего, то всякий счел бы нас помешанными. Между тем признают за аргументы такие речи: что еврей не будет иметь сочувствия к процветанию страны, в которой он живет; что он не станет беспокоиться о том, до какой степени в ней дурны законы и полиция, до какой степени она обременена налогами, как часто она может быть завоевываема, отдаваема на разграбление, — потому что Богом обещано, что каким-то неизвестным путем и в какое-то неопределенное время, может быть даже через десять тысяч лет, евреи снова переселятся в Палестину. Не есть ли это самое глубокое незнание человеческой природы? Разве мы не знаем, что все далекое и неопределенное действует на людей гораздо слабее, чем то, что близко и верно? К тому же аргумент этот применяется в одинаковой мере и к христианам, и к евреям. Христианин, так же как и еврей, уверен в том, что рано или поздно настоящий порядок вещей должен, наконец, прекратиться. Мало того; многие христиане веруют в то, что Мессия вскоре положит основание своему царству на земле и станет видимым образом властвовать над всеми ее обитателями. Православно ли такое учение или нет — но число последователей его значительно превышает число живущих в Англии евреев. Многие из придерживающихся этого учения пользуются значением, богатством и талантами. Оно проповедуется с кафедр обеих церквей, и Шотландской, и Английской. Лорды и члены нижней палаты письменно защищали его. Чем же это учение отличается, по крайней мере в отношении к его политическому направлению, от учения евреев? Если еврей не способен быть законодателем, вследствие верования в предстоящее ему или отдаленным его потомкам переселение в Палестину, то можем ли мы открыть безопасно нижнюю палату для человека пятой монархии, который ожидает, что, прежде чем пройдет настоящее поколение, все царства земли сольются в одну Божественную империю?
Разве еврей с меньшим рвением, чем христианин, принимает участие в каком-нибудь соревновании, к которому закон открывает ему доступ? Разве он менее деятелен и исправен в своих занятиях, чем его соседи? Разве он содержит бедно свой дом, потому что считает себя прохожим или гостем в этой стране? Разве ожидание переселения в страну отцов делает его равнодушным к колебаниям фондов на бирже? Разве при устройстве своих частных дел он когда-нибудь принимает в соображение возможность переселения в Палестину? Если нет, то зачем же нам предполагать, что чувства, которые никогда ни имели влияния на его деятельность как купца или на его распоряжения как завещателя, приобретут неограниченное влияние, лишь только он сделается судьей или законодателем?
Есть еще один аргумент, на который мы бы не хотели смотреть слегка, а между тем почти не знаем, как смотреть серьезно. Священное Писание, говорят нам, полно ужасных предвещаний против евреев. Так предсказано, что они должны быть странниками. Справедливо ли после этого давать им отечество? Предсказано, что они должны быть угнетаемы. Можем ли мы, поэтому, допустить их до управления? Предоставить им права граждан — значит явно оскорбить Божеские предсказания.
Положим, что делать ложным пророчество, вдохновенное Божественной Премудростью, было бы ужасным преступлением. Поэтому особенно благоприятно для нашей слабой породы, что это такое именно преступление, которого человек ни в каком случае не в силах совершить. Если мы допустим евреев в парламент, то докажем этим только, что смысл упомянутых выше пророчеств применяется к чему-нибудь другому, а не к исключению их из парламента.
На деле уже совершенно ясно, что пророчества эти не имеют значения, влагаемого в них почтенными лицами, которым мы в эту минуту отвечаем. Во Франции и в Соединенных Штатах евреям предоставлены все права граждан. Поэтому пророчество, что евреи в течение их странствований никогда не будут сравнены во всех правах с гражданами мест их пребывания, оказалось бы ложным. Следовательно никак не это значение имеют пророчества Священного Писания.
Мы вообще восстаем против обыкновения смешивать пророчества с правилами, противопоставлять предсказания, часто темные, правилам нравственности, всегда ясным. Если должно признавать вообще дела хорошими и справедливыми потому только, что они были предсказаны, то было ли когда-нибудь какое-либо дело более достойно похвалы, чем преступление, за которое ханжи наши заставляют нас и теперь, по прошествии 18 столетий, мстить евреям, — преступление, от которого содрогнулась земля и помрачилось солнце? То же рассуждение, к которому прибегают теперь, чтобы оправдать стеснения прав соотечественников наших евреев, могло бы равным образом оправдать и лобзание Иуды и суд Пилата. «Впрочем Сын человеческий идет, как писано о Нем: но горе тому человеку, которым Сын человеческий предается».[6] Горе также и тем, которые в какой бы то ни было стране или в какое бы то ни было время ослушаются Его благих заповедей, под предлогом осуществления Его предсказаний. Если разбираемый нами аргумент оправдывает ныне существующие постановления против евреев, то он оправдывает, равным образом, и все жестокости, которым они когда-либо подвергались, — пагубные указы об изгнании и конфискации имущества, темницы, пытки и медленный огонь. И в самом деле, чем оправдаемся мы, если оставим собственность людям, которые должны «служить своим врагам голодные, жаждущие, нагие и нуждающееся во всем»; если оградимличность тех, которые должны «страшиться день и ночь и не иметь никакого ручательства за жизнь свою»; если мы не захватим в рабство детей того племени, «которого сыновья и дочери должны быть отдаваемы в другой народ?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
