на службу в суд.
Мальчишка разинул рот; кажется, мысль найти работу при судье пришлась ему по душе.
— Неужто возьмут?
— Ладно, — произнёс генерал, — дальше давай. Куда он поехал?
— А… Ну так это… Поехал он в их молельный дом.
— На какой улице находится этот дом? — снова спросил Фриц Ламме.
— Так в коммуне Габель, что у Восточных ворот, — сказал мальчишка. — Я побежал за ним. И ждал его там.
— А откуда ты узнал, что он проповедник еретиков? — поинтересовался барон.
— Так возле того дома была уйма народа, они все на его проповедь пришли, я и поспрашивал. Мне один мужик там и рассказал, что этот Вермер мудрейший проповедник и что он книжный человек. Что на его утренние проповеди собирается уйма народа, особенно по воскресениям.
— Так, ну а что он делал после проповеди? — интересуется Ламме.
— А после проповеди он поехал в магистрат.
— В магистрат? — переспросил генерал.
— Да, в магистрат, а после поехал… вернее, пошёл… там недалеко есть харчевня Нойса Шляйверга, пожрал в ней малость с какими-то другими людьми… И снова пошёл в магистрат.
— Вот как? Значит, он в магистрате сидел весь день? — уточнил барон.
— Да, до темна досидел, а после на свой повозке поехал домой в свой дом на улице Жаворонков. И всё, больше ничего…, — теперь мальчик вроде как отчитался о сделанном деле и выжидательно смотрел на Волкова: ну, где деньги за работу?
Генерал это понял и полез в кошель, достал оттуда несколько десятикрейцеровых монеток и положил на стол перед мальчишкой: ну, бери, раз заработал. И тот сразу сгрёб монеты со стола; видно было, что он до сих пор не очень-то верил, что ему заплатят такую огромную кучу денег.
— Спасибо, господин, — он низко поклонился генералу.
А тот после этого сказал:
— Завтра снова иди к его дому.
— Снова? — Ёган Ройберг удивился. — Так это ещё не вся работа?
— Сказали же тебе, дурья башка, завтра снова пораньше вставай, иди к его дому и приглядывай за ним, — Сыч добродушно потрепал мальца по волосам. — Только никому, даже матери, о нашем деле не говори.
— Да, — поддержал своего помощника генерал, — даже если тебя будут выспрашивать — молчи. Ничего ты не знаешь, ни за кем не следишь, просто гуляешь. Понял?
— Понял, — кивал паренёк, крепко сжимая в ладошке серебро.
А когда он ушёл, Фриц Ламме начал:
— Всё, дело вспять уже не повернуть, о призах как объявили, так, почитай, больше ста человек записалось. Это только на вечер, а ещё и завтра день будет.
— Ты распорядителю призовые деньги отдал?
— Да, отдал. Он их в ларце рядом с чашей держит, на виду, всякий может в ларец заглянуть, посмотреть.
— Хорошо, но ты мне про главное скажи.
— Про главное? — не сразу понял Сыч. — А, это вы про судей?
— Про судей, про судей.
— С судьями не совсем хорошо вышло, — Фриц Ламме немного замялся.
— Что это значит? — не понял генерал.
— Да не смог я со всеми переговорить; с теми, что распорядитель нашёл и собрал в одной неплохой харчевне, я встретился. Но двоих он не нашёл. В общем, удалось поговорить только с шестью из них.
— Но с ними-то ты договорился? — Волков немного насторожился. Ему очень не хотелось, чтобы с подкупом судей что-то пошло не так, как надо.
— Эх, экселенц, со мной бы кто так договаривался, — мечтательно произнёс помощник. — Со всеми шестью я договорился, тут и стараться нужды не было. Никто на моей памяти от золотишка ещё не отказывался.
— То есть шестеро деньги взяли? — уточнил генерал.
— Взяли, экселенц, взяли. Никто не артачился. Люди попались хорошие, жадные, — кивал Сыч. — Не волнуйтесь, два золотых у меня остались, и я попробую поговорить с теми двумя, с которыми ещё не говорил. И насчёт вина я договорился. По три бочки мадеры и портвейна привезут к открытию турнира, — и тут он вздохнул тяжело и долго.
— Чего ты вздыхаешь? — спросил у него барон.
— Тяжко мне от всего этого, — отвечал Ламме.
— Тяжко? — удивился генерал. — Чего же тут тяжкого? Ходи себе, договаривайся обо всём, изображай из себя богатого купца, раздавай золото, винцо попивай.
— Так-то оно так, да всё боюсь… Боюсь встретить какого купчишку из наших краёв или ляпнуть что-нибудь не то…
— Раньше ты не был пуглив, — напомнил ему генерал.
— Эх, экселенц… Так то раньше было, — снова вздыхает Фриц Ламме. — Раньше я помоложе был… И не был женат.
Волков посмотрел на него внимательно и понял, что и вправду этот мошенник постарел за то время, что он знал его. И тогда барон пообещал:
— Делаешь дело — сразу едешь домой.
— Дело? — оживился Сыч. — Это вы про турнир?
— Дурень, — произнёс Волков. — На кой чёрт мне нужен этот турнир? Турнир — лишь средство, чтобы стравить еретиков и наших. Устрой свару на турнире, хоть небольшую, хоть простой мордобой — и всё… дальше я сам. А ты езжай к своей молодке, подол её сторожить.
А Сыч хоть и кивал — дескать, понимаю, — а сам всё вздыхал.
* * *
Следующим утором он снова пригасил к себе на завтрак прапорщика Брюнхвальда и своего оруженосца фон Готта. И пока слуги носили кушанья, говорил им:
— Господа, завтра начнётся турнир. Прошу вас быть там с самого открытия. И никуда с него не отлучаться.
— Даже на обед? — спросил фон Готт.
— Там будут торговать едой, — заметил ему Максимилиан. — Не волнуйся, с голода не помрёшь.
— Также там будут торговать и вином, — продолжал генерал, — но вас я прошу от хмельного воздержаться.
— И что же нам там делать, господин генерал? — спросил прапорщик. — Сдаётся мне, что вы нас туда отправляете не просто на поединки поглазеть.
— Не просто, — согласился Волков. — Самому мне туда ездить не желательно, и я хочу, чтобы вы были моими глазами, — он думал, как лучше объяснить молодым офицерам задачу.
— И за чем нам там приглядывать? — всё допытывался нетерпеливый фон
