— Не люблю тю́рьмы, — призналась Коннел.
Комната для допросов напоминала темницу.
— Кажется, что после того, как ты сюда войдешь, двери для тебя больше никогда не откроются, — ответил Лукас.
— Именно. Наверное, я бы вытерпела неделю, а когда за мной пришли бы, чтобы перевести в камеру, сорвалась бы. Не думаю, что я бы выдержала месяц. Скорее покончила бы с собой, — сказала Коннел.
— Такое нередко случается, — заметил Лукас. — Хуже всего тем, кому не позволяют свести счеты с жизнью. Они вынуждены сидеть и страдать.
— Некоторые заслуживают этого.
— Не думаю, что хоть кто-то заслуживает такой участи, — возразил Лукас.
Д. Уэйн Прайс оказался крупным мужчиной немногим старше сорока лет; казалось, его лицу медленно и неумело придали нынешний вид при помощи острого конца молотка. Блестящий лоб до самых волос покрывали вмятины и шрамы. Грубую кожу щек исполосовали рубцы. Маленькие круглые уши были вдавлены в череп. Когда охранники привели Прайса в комнату для допросов, он угодливо улыбнулся, показав мелкие неровные зубы. На нем были джинсы и белая футболка с надписью «Харлей-Дэвидсон».
Лукас и Коннел сидели на зеленых, слегка обшарпанных офисных стульях напротив коричневой кушетки, единственной примечательной чертой которой являлся ее цвет. Прайса привел надзиратель с лошадиным лицом и очень короткой стрижкой. В руках он держал книгу в желтой обложке.
— Сидеть, — приказал охранник Прайсу, словно привел лабрадора, потом кивнул полицейским. — Добрый день.
И расположился с книгой на противоположном конце кушетки.
— Ты куришь? — спросила Коннел у Прайса.
— Конечно.
Она вытащила из кармана открытую пачку «Мальборо» и протянула ее заключенному вместе с газовой зажигалкой. Тот взял сигарету и закурил.
— Это ты убил ту женщину в Мэдисоне? — вкрадчиво спросила Меган.
— Я даже не прикасался к той стерве, — ответил Прайс, испытующе взглянув на Коннел.
— Но ты знал ее, — сказала она.
— Я знал, кто она такая, — поправил ее заключенный.
— Ты с ней спал? — спросил Лукас.
— Нет. Никогда не подбирался так близко, — ответил Прайс, повернувшись к Лукасу. — Впрочем, у нее была классная попка.
— Где ты находился, когда ее убили? — спросила Коннел.
— Я напился. Мои приятели подвезли меня к дому, но я знал, что начну блевать, как только окажусь внутри, поэтому я зашел в соседний магазин, чтобы купить кофе. Это меня и погубило.
— Расскажи, — предложила Коннел.
Прайс посмотрел в потолок, прикурил, затянулся, выдохнул дым и прикрыл глаза, вспоминая.
— Я встретился с друзьями. Черт побери, мы весь день пили и играли в бильярд. Около восьми часов парни привезли меня домой, потому что я набрался под завязку и больше в меня не лезло.
— То есть ты сильно напился, — сказал Лукас.
— Да, в стельку, — кивнул Прайс. — В общем, они оставили меня у крыльца, и я немного посидел, а когда понял, что смогу дойти до углового магазина, решил купить кофе. Неподалеку от моего дома, на одной из боковых улиц, стоит торговый центр и «Севен-илевен».[20] Там еще есть аптека, химчистка и книжный магазин. Я болтался в «Севен-илевен», а она вышла из книжного, чтобы что-то купить. Я почти ничего не соображал, но вспомнил, что однажды делал для нее сварку.
— Сварку?
— Да, — Прайс рассмеялся, но почти сразу его смех превратился в кашель. — Она купила «кадиллак» семидесятого года — настоящее ведро, представляете, кремовая краска поверх ярко-зеленой, — и у него отвалился бампер. Просто взял и отвалился. На станции техобслуживания за это дело потребовали четыреста долларов, вот она и приехала ко мне в мастерскую и спросила, сколько это будет стоить. Я приварил сукина сына за двадцать два доллара. Если бы не проклятый бампер, я бы до сих пор был свободным человеком.
— Значит, ты помнишь, как встретил ее в магазине, — сказала Коннел.
— Да. Я сказал: «Привет» — и двинулся в ее сторону, но она не захотела со мной разговаривать. Кажется, я потащился за ней. — Голос Прайса зазвучал как-то отрешенно, очевидно, в его памяти всплывали подробности. — Она направилась к книжному. Я так сильно набрался, что в голове вертелась только одна мысль: «Проклятье, мне должно повезти с этой цыпочкой». Но у меня не было ни единого шанса. Даже если бы она сказала «да», я был совсем не в форме, чтобы… ну, вы понимаете. И все же я вошел в книжный магазин.
— Как долго ты пробыл там?
— Минут пять. Народу было много, а я выделялся не лучшим образом. Ко всему прочему, от меня пахло так, будто на меня помочился грузовик, перевозящий «Будвайзер».
— Что дальше? — спросила Коннел.
— Я повернулся и ушел. — Голос Прайса обрел твердость, и он сел прямо. — Там работал продавцом один прыщавый недоносок, так вот, он засвидетельствовал, что я задержался и после окончания чтений последовал за женщиной, когда та вышла из магазина. Так он сказал. Адвокат спросил его: «Ты можешь указать на человека, который пошел за убитой?» Продавец, дававший показания, ответил: «Да, сэр. Он находится здесь». И ткнул в меня пальцем. Вот тогда-то мне и пришел конец.
— Но это был не ты.
— Проклятье, нет, не я. Продавец меня запомнил из-за того, что я наткнулся на него. Вроде как толкнул.
— А что за история с татуировкой? — спросил Лукас.
Взгляд Прайса заметался между конвоиром и Лукасом, но подбородок перемещался не более чем на четверть дюйма.
— Татуировка? Никакой татуировки не было.
Коннел, погрузившаяся в изучение своих бумаг, ничего не заметила.
— Согласно моим записям… — начала она, оторвавшись от чтения.
— Нам нужно поговорить, — перебил ее Лукас. — Я бы предпочел, чтобы мистер Прайс нас не слышал… Пойдем.
Охранник, изучавший энциклопедию «Поп, рок и соул», поднял голову.
— Я могу вывести его…
— Мы отойдем в угол, этого будет достаточно, — сказал Лукас, увлекая за собой Меган.
— Что такое? — тихо спросила она.
Лукас повернулся спиной к Прайсу и конвоиру.
— Он не хочет рассказывать про татуировку в присутствии охранника. Поговори с ним еще пять минут, а потом попроси конвоира отвести тебя в туалет. И пусть он проводит тебя — туалет довольно далеко отсюда.
— Хорошо, — кивнула она.
Когда они вернулись, охранник вновь углубился в чтение.
— И куда же ты направился после того, как вышел из книжного магазина? — спросил Лукас.
— Домой.
— Ты не стал ее ждать? Не попытался снова заговорить?
— Нет, пропади оно все пропадом. Я был не в том состоянии, чтобы болтаться по улицам. Я вернулся в угловой магазинчик и купил пару бутылок пива — о кофе я забыл. Мне с трудом удалось добрести до дома, я посидел на крыльце, выпил пиво, вошел внутрь и отрубился. А проснулся только после того, как за мной пришли полицейские.
— Мне кажется, ты чего-то не договариваешь, — заметил Лукас.
Заключенный пожал плечами.
— Больше ничего не было. Сосед, живущий на противоположной стороне улицы, видел, как я сидел на крыльце. Он так и сказал. Копы нашли бутылки из-под пива на ступеньках, но заявили, что это ничего не доказывает.
— Наверное, у тебя был паршивый адвокат, — сказал Лукас.
— Общественный защитник. Он знал свое дело. Но вы же понимаете…
— Да?
Прайс откинулся на спинку кушетки и посмотрел в потолок, словно устал от разговора.
— Полицейские давно пытались посадить меня. Не стану отрицать, я воровал и специализировался на инструменте. Большинство берет стереосистемы. Напрасно, за них никогда не получишь столько, сколько за хороший набор слесарного инструмента. В общем, копы мечтали закрыть меня, но у них ничего не получалось. Я крал что-нибудь, но прежде, чем до них доходило, что произошло, все исчезало. Я сдавал свой товар трем черномазым парням из Чикаго, у них своя сварочная мастерская. Я брал инструмент, садился в машину — и через два с половиной часа был в Чикаго. Там я продавал свою добычу, возвращался домой и напивался на вырученные деньги еще до того, как кто-то успевал почесаться. Я считал себя очень умным. Полицейские все знали, и я знал, что они в курсе, но я думал, что они не достанут меня. А вышло иначе.
— В твоем досье говорится, что ты ограбил пару магазинов, где продавали спиртное, при этом пострадали люди. Одного старика избили рукоятью пистолета, — сказала Коннел.
— Это не я, — сказал заключенный и отвел глаза в сторону.
— Ты взял выпивку и деньги, — продолжала Коннел. — Ты алкоголик.
— Послушайте, я признался в кражах, — сказал Прайс и облизнул губы. — Но я не убивал ту стерву.
— Ты не видел, разговаривал ли с ней кто-нибудь, когда ты находился в магазине?
— Я же ничего не соображал, — ответил Прайс. — Когда полицейские явились за мной, я долго не мог вспомнить ту бабу, и им пришлось изрядно постараться.
