После этой экспедиции доктор Райс, понимая, что ему существенно не хватает технической подготовки, записался в Школу астрономии, геодезии и картографии при Королевском географическом обществе. Закончив ее в 1910 году («Мы относимся к нему особенным образом — как к детищу нашего общества», — позднее заметил о нем председатель КГО), он вернулся в Южную Америку, чтобы исследовать бассейн Амазонки. Фосетт был порывист и отважен, а доктор Райс выполнял свою миссию со спокойной точностью хирурга. Он хотел не столько преодолевать суровые условия, сколько преобразовывать их. Он собрал команду из целых ста человек и сосредоточил внимание на новейших моделях лодок, сапог, электрогенераторов, на том, чтобы принести в оторванные от цивилизации места современнейшие научные методы. В ходе одной из своих экспедиций он остановился, чтобы провести срочную хирургическую операцию туземцу с карбункулом и индейцу с абсцессом в области печени. КГО отмечало, что последняя процедура была «едва ли не первой хирургической операцией под хлороформом, выполненной в этом диком краю». Хотя доктор Райс не понукал своих людей, как Фосетт, они по меньшей мере один раз взбунтовались, бросив его одного в джунглях. В той же экспедиции нога у доктора Раиса оказалась настолько сильно поражена инфекцией, что он, понимая, что скоро может потерять сознание, взял скальпель и сам себе сделал операцию, вырезав кусок живой ткани. Келти писал Фосетту: «Это истинный врач, и всю свою работу он делает весьма умно».
Возможно, Фосетт и был уверен, что наделен непревзойденным талантом путешественника-исследователя, однако он знал, что его главный соперник обладает преимуществом, в котором он никогда с ним не сравняется: денежным. Доктор Райс, богатый внук бывшего мэра Бостона и губернатора Массачусетса, был женат на Элеанор Уайденер, вдове филадельфийского магната, одного из богатейших людей Америки. (Ее первый муж и сын плыли на «Титанике» и утонули вместе с ним.) Имея миллионы, доктор Райс и его жена (жертвовавшая средства библиотеке Уайденера в Гарварде в память о своем сыне) оказали денежную помощь при постройке нового лектория Королевского географического общества. В Соединенных Штатах доктор Райс часто приезжал к пациентам в роскошной шубе, на собственном «роллс-ройсе» с шофером. Он, как замечала одна газета, «одинаково свободно чувствовал себя и в вихре света, среди самого изысканного ньюпортского общества,[66] и в источающих пар джунглях Бразилии». Обладая неограниченным запасом средств для финансирования своих экспедиций, он мог позволить себе закупать самое современное оборудование и нанимать самых опытных специалистов. Фосетт же постоянно выпрашивал финансовую помощь у организаций и отдельных капиталистов. «Путешественники — далеко не всегда те счастливые и беззаботные бродяги, каких рисует воображение, — пожаловался он однажды в письме к КГО. — Куда чаще они рождаются без пресловутой серебряной ложки во рту».
Казалось, даже в беспредельной Амазонии трудновато уместиться всем этим тщеславным и амбициозным исследователям. Нередко они хищно следили друг за другом, ревностно охраняя тайну своих маршрутов, поскольку опасались, что открытие могут выхватить у них из-под носа. Они даже занимались своего рода разведкой, пытаясь узнать подробности о действиях соперников. «Прислушивайтесь к любым сведениям о передвижениях Лэндора», — рекомендовало КГО Фосетту в одном послании 1911 года. Фосетта незачем было предупреждать: у него уже развилась мания преследования, как у шпиона.
При этом путешественники постоянно были готовы бросить тень на достижения конкурентов, а то и опорочить их репутацию. После того как Рузвельт и Рондон объявили, что впервые открыли почти тысячемильную реку, названную в честь президента Риу-Рузвельт, Лэндор заявил репортерам: невероятно, чтобы такой приток вообще существовал. Ославив Рузвельта как «шарлатана», он обвинил бывшего президента в плагиате: мол, его рассказы о некоторых событиях украдены из описания путешествия Лэндора. «Я вижу, что он даже страдал теми же болезнями, что и я, а что еще удивительнее, они поразили ту же ногу, что и у меня. Такое частенько случается с великими исследователями, внимательно прочитавшими книги некоторых скромных путешественников, проделавших этот путь до них». Рузвельт тут же дал сдачи, объявив, что Лэндор — «совершеннейший мошенник, на которого не следует обращать внимания». (Мошенником Лэндора окрестили не впервые: после его восхождения на один из гималайских пиков Дуглас Фрешфилд, один из наиболее выдающихся альпинистов своего времени и в будущем — председатель КГО, заметил, что «ни один скалолаз не поверит в те чудеса скорости и выносливости, которые приписывает себе м-р Лэндор» и что эта «сенсационная сказочка» бросает тень на «доверие, которым пользуются на родине и на континенте английские путешественники, критики и научные общества».) Доктор Райс, со своей стороны, поначалу счел доклад Рузвельта «неудобопонятным»; однако после того, как Рузвельт посвятил его в подробности, он принес бывшему президенту свои извинения. Хотя Фосетт никогда не ставил открытие Рузвельта под сомнение, он уничижительно прохаживался насчет его экспедиции, говоря о ней как о неплохом путешествии «для пожилого человека».
«Я не собираюсь осуждать работу других исследователей Южной Америки, — писал Фосетт, адресуясь к КГО, — но лишь хочу подчеркнуть колоссальное различие между речными плаваниями, с их свободой от великой продовольственной проблемы, — и пешими лесными походами, когда приходится волей-неволей приноравливаться к обстоятельствам и по доброй воле проникать в индейские святилища». Лэндор также не произвел впечатления на Фосетта: он считал его «жуликом, с самого начала». Фосетт сообщил Келти, что у него нет ни малейшего желания «входить в так называемое братство путешественников наряду с лэндорами, рузвельтами и прочими дикарями».
Фосетт нередко выражал восхищение Рондоном, но в конце концов стал с подозрением относиться и к нему. Фосетт заявлял, что Рондон пожертвовал слишком многими жизнями, путешествуя большими отрядами. (В 1900 году Рондон взял в экспедицию восемьдесят одного человека, а вернулся всего лишь с тридцатью: остальные либо умерли, либо были отправлены в больницу, либо дезертировали.) Рондон, гордый, глубоко патриотичный человек, не понимал, почему Фосетт (извещавший КГО, что предпочитает видеть в своем отряде английских «джентльменов, поскольку у них больше выносливости, энтузиазма и жажды приключений») постоянно отказывается брать в свои экспедиции бразильских солдат. Один из коллег Рондона заметил, что полковнику противна была «сама мысль о том, что иностранец отправится вместе с ним делать то, чем, по его словам, бразильцы могли бы заняться и самостоятельно».
Несмотря на иммунитет Фосетта по отношению к самым суровым условиям жизни в джунглях, он был сверхчувствителен по отношению к малейшей личной критике. Чиновник из КГО замечал Фосетту: «Мне кажется, вы слишком уж беспокоитесь о том, что о вас говорят люди. На вашем месте я бы не стал об этом волноваться. Что может быть успешнее успеха?»
Тем не менее, по кусочкам собирая доказательства существования затерянной в Амазонии цивилизации, Фосетт беспокоился, что кто-нибудь вроде доктора Раиса может напасть на тот же след. Когда Фосетт намекнул КГО о новом направлении своих антропологических изысканий, Келти в ответ написал ему, что доктор Райс «явно намерен снова выступить в поход» и, возможно, «полон решимости взяться за ту задачу, о которой вы упомянули».
В 1911 году когорта исследователей Южной Америки, как и весь остальной мир, была поражена известием о том, что Хайрам Бингем, давний спутник доктора Раиса в его странствиях, с помощью проводника-перуанца обнаружил руины Мачу-Пикчу — города инков, располагавшегося в Андах, на уровне почти восьми тысяч футов над уровнем моря. Бингем не открыл неведомую цивилизацию: империя инков и ее впечатляющая архитектура были хорошо известны по документам, — однако он помог пролить яркий свет на этот древний мир, сделав это весьма примечательным образом. Журнал «Нэшнл джиографик», посвятивший целый номер находке Бингема, отмечал, что каменные храмы Мачу-Пикчу, его дворцы и фонтаны, — вероятно, обиталище инкской знати пятнадцатого века, — могут «оказаться самой значительной группой руин, обнаруженных в Южной Америке». Путешественник Хью Томпсон позже назвал их «эмблемой археологии двадцатого столетия». Бингема катапультировало в стратосферу славы; его даже избрали в сенат США.
Это открытие воспламенило воображение Фосетта. К тому же оно явно уязвило его самолюбие. Но Фосетт был убежден, что доказательства, которые он успел собрать, возможно, свидетельствуют о чем-то куда более значительном: о том, что останки неизвестной внешнему миру цивилизации существуют в сердце Амазонии, там, где конкистадоры столетиями искали древнее царство — место, которое они называли Эльдорадо.
