— Да. Это было мило.
— Мило? — Брат проводит рукой по лицу. — Он так и не сделал ни одного движения.
Бетани игнорирует его.
— Что ж, я буду считать это победой. — Она подходит ко мне. — Я просто рада, что ты ненадолго выбрался из дома.
— Час. Его не было всего час.
Она пожимает одним плечом.
— Было больше похоже на полтора часа.
Брат хлопает себя по обтянутым джинсами бедрам и встает.
— Ладно, чувак. Мы пытались. Теперь оставим тебя в покое, чтобы ты сам довел себя до оргазма.
— Джесайя! — Лицо Бетани ярко-красное.
Я качаю головой, потому что не могу отрицать, что это не плохой вариант. Но я бы никогда не признался в этом Джесайе и, конечно же, никогда не сказал бы этого перед Бетани.
— Спасибо, что остался.
— Все было хорошо. Эллиот все это время спала. — Бетани берет свою сумочку и останавливается передо мной. — Ты уверен, что не против, если я вернусь в Лос-Анджелес? Если тебе не на сто процентов комфортно с Эшли, дай мне знать, и я останусь.
«О, мне комфортно с Эшли, все в порядке. Даже слишком. Всего несколько минут назад, когда она прижималась ко мне. Мне скорее некомфортно без нее».
— С нами все будет в порядке. У тебя есть свой собственный ребенок, о котором нужно заботиться. — Я киваю подбородком в сторону моего младшего брата, по сути большого ребенка.
Бетани смеется, и они направляются к двери. Я провожаю их туда, что, фактически находится в двух шагах от того места, где я стоял.
— Не забудь о моем предложении тебе записаться с нами. — Джес обнимает свою жену. — Ты мог бы показать Аренфилду свои оригинальные вещи. — Он поднимает брови, как будто положил глазурь на торт, предложение, от которого я не могу отказаться.
— У меня нет никаких оригинальных вещей. — Не говоря уже о том, что мне наверняка пришлось бы уйти с поста главного пастора церкви Благодати, если бы я в конечном итоге официально работал с Джесси Ли.
— Придумай. Ты всегда был крутым автором песен.
— Джес, я не могу…
— Возьми еще недельку подумать об этом. — Он хлопает меня по спине.
— Надеюсь, ты ищешь кого-то другого. Мне бы не хотелось, чтобы твой следующий альбом зависел от меня, когда я снова и снова повторяю тебе, что мой ответ — нет.
Он прищуривается, изучая мои волосы.
— Просто мило, да?
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Бетани, которая смотрит на лицо своего мужа, затем прослеживает за его взглядом на меня.
— Что? — спрашиваю я.
Мой брат ухмыляется.
— Знаешь, сколько женских рук было в моих волосах… Ай! — Он потирает живот там, где Бетани ударила его. — Черт. Прости, это просто… — Он снова смотрит на меня.
— О боже, — шепчет Бетани. — Ты же не думаешь…
— Я больше, чем думаю, детка. Я знаю.
— Но… ты… я имею в виду… Эшли?
— Да, черт возьми, кто еще?
— О чем вы, ребята, говорите? — устало спрашиваю я, уже отчаянно желая, что они уберутся из моего дома.
Мой брат, который никогда не ходит вокруг да около, выпаливает:
— Как вы двое умудрились потрахаться в клубе? Ты пробыл там всего час.
— Что? — шипит Бетани.
— Ты бредишь, — говорю я, жестом приказывая им уйти, пока выражение моего лица ничего не выдало.
— Ага. Конечно. — Джес хихикает. — Посмотри хорошенько в зеркало, братан. Волосы на затылке направлены не в ту сторону. Либо ты лежал на спине, в чем я сомневаюсь, либо в них были женские руки.
Я ощупываю затылок, и, конечно же, пряди направлены в разные стороны. Мне не следовало отменять стрижку несколько недель назад. Мой обычный укороченный стиль теперь длиннее. Волосы достаточно длинные, чтобы их можно было схватить, провести нежными пальцами…
— Это не наше дело. Пойдем домой. — Бетани практически вытаскивает руку Джеса из сустава, чтобы вытащить его на улицу.
Стараюсь оставаться бесстрастным, хотя инстинкт подсказывает мне, что я должен рассказать всем во всем штате, что я целовался с Эшли. Я хочу, чтобы весь мир знал, что мои губы были на ее губах. Хочу, чтобы весь мир знал, что она — моя.
Но она не моя.
Мэгги моя.
Мэгги — моя жена.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Что со мной происходит?
ГЛАВА 14
ЭШЛИ
— Доброе утро, добро пожаловать в церковь.
Я раздаю утренний бюллетень первым людям, вошедшим в двери Церкви Благодати, пока в животе порхают бабочки. Виню в этом «Ред Булл», отказываясь верить в то, что я действительно могла нервничать из-за встречи с Беном после нашего поцелуя в пятницу вечером. Категорически нет. Я не чувствую бабочек рядом с мужчинами. Конечно, Бен необычный мужчина. Но у меня есть опыт общения с красивыми, успешными парнями, который выходит далеко за рамки поцелуев, и ни один из них не потряс меня так, как этот.
— Привет, Эшли. — Голос Кэти сочится фальшивым подсластителем, когда она идет ко мне, а ее взгляд скользит по моему телу. — Рада видеть, что пастор Лэнгли последовал моему совету и поговорил с тобой о твоем выборе одежды.
— Выборе одежды?
Она вздергивает подбородок.
— Я предположила, что именно поэтому ты сегодня утром показываешь меньше кожи.
Я смотрю вниз на свой наряд. Мое черное платье обтягивающее, но не слишком короткое, доходящее до середины бедра, с длинными рукавами и маленькими пуговицами спереди, как у мужской рубашки, что я нахожу очень сексуальным. Я показываю немного декольте, и да, обычно я расстегиваю нижнюю пуговицу, чтобы показать свои бедра, когда иду. Мои замшевые ботильоны телесного цвета привлекают меньше внимания, чем высокие сапоги на шнуровке, которые я обычно сочетаю с этим платьем. Но мой выбор надеть именно этот наряд не имел никакого отношения к Бену. По крайней мере, несознательно.
— У нас с Беном состоялся долгий разговор о реакции прихожан на твой… стиль. Я рада видеть, что он смог убедить тебя одеваться скромнее.
— Он ни хрена меня не убеждал.
Она съеживается от моего выбора слов, затем оглядывается, чтобы убедиться, что никто больше меня не слышал.
— Если ты не будешь следить за своим языком…
— Ты и об этом поговорила с Беном? — Улыбаюсь, потому что, хотя она этого и не знает, но я знаю, что у Бена сложилось твердое мнение о моем языке. Я почувствовала это в его стонах в пятницу вечером.
Она фыркает и отходит в сторону, не оставляя мне выбора, кроме как повернуться вместе с ней.
— На самом деле, да.
Я прищуриваюсь, глядя на нее, все еще ухмыляясь. Интересно. Кэти жаловалась на меня Бену, но он ни словом не обмолвился мне об этом.
Выражение ее лица обостряется до предела.
— Пастор Лэнгли упорно трудился, чтобы создать репутацию в этой церкви, и я, например, не допущу, чтобы она была запятнана.
Слышу ее намек на то, что это я порочу репутацию доброй церкви. Она такая слепая.
— Это хорошо, потому что мне бы не хотелось, чтобы люди, впервые вошедшие в церковь Бена, чувствовали, что они должны выглядеть определенным образом, чтобы быть принятыми здесь. Я бы не хотела, чтобы кто-то чувствовал, что ему не рады просто потому, что он не вписывается в какой-то определенный образ
Кэти открывает рот, но недостаточно быстро.
— Разве ты забыла, какими людьми окружал себя Иисус?
Кэти снова пытается ответить, но час назад я заправилась «Ред Буллом» весом тридцать две унции, так что ей придется поторопиться, если она хочет вставить слово.
— Рыбаки с грязными руками и пропитанной потом одеждой, сборщик налогов, ограбивший невинных, проститутка… — Я замолкаю, потрясенная словами, слетающими с моих губ. Наверное, я все-таки обращала внимание на проповеди Бена. — Ни разу Иисус не выставлял себя совершенством перед другими.
— Ой! Пастор Лэнгли! — говорит она, заглядывая мне через плечо, и в ее голосе столько солнечного света, что у меня заболели уши.
Раздражение в моем животе быстро превращается в миллиард бабочек, когда понимаю, что Бен, должно быть, подошел ко мне сзади. Я прижимаю бюллетени к груди и оборачиваюсь, когда он останавливается, пристально глядя мне в глаза.