Известно, что агент дороже любой информации, которую он передаст. Как-то Кулинич сподобился наблюдать у Хусаинова замечательную сцену. На его глазах зам по розыску, припугнув двух пойманных за спекуляцию студентов отчислением из университета, содрал с обоих подписки о согласии сотрудничать. Глядя на такое вопиющее нарушение всех и всяческих правил агентурной работы, Сергей только рот раскрыл. После того, как ребят отпустили, он поинтересовался у Хусаинова, всерьез ли тот надеется получать от них информацию.
— Нет, конечно, — ответил зам. — Я с ними больше дела иметь не буду.
— А зачем же тогда это?
— А надо же отчитываться. Неужто я сведения о моих настоящих агентах наверх отправлю?
Если в других областях требования секретности соблюдались не слишком строго (честно говоря, на них всегда плевали), то в агентурной работе все опера даже перестраховывались сверх требований Приказа, ибо понимали прекрасно, что лишение агентуры лишит их половины всей раскрываемости.
Но вернемся обратно.
— Ну, — продолжил Иванов, как только Гринберг просмотрел объяснение, — ну, скажите еще раз, что вы в это время смотрели кино!
— Вы, кажется, еще и название фильма помнили, — поддержал Хусаинов, не давая возможности допрашиваемому сосредоточиться.
— Да, "Молчание ягнят".
— О чем фильм, можете рассказать?
— Конечно! — Гринберг явно приободрился.
— Ну, расскажите.
Гринберг начал пересказывать сюжет. Иванов слушал его с нескрываемой иронией на лице. Под конец Гринберг снова занервничал.
— И вы настаиваете на этой версии?
Гринберг кивнул.
— Что ж, мы ее проверили, — Иванов с торжествующим видом вытащил протокол допроса киношника, на это раз уже без всякой липы. — Вы опять попали впросак, Руслан Аркадьевич. Не было тогда этого фильма. Не-бы-ло.
Ознакомившись с показаниями киношника, Гринберг заметно погрустнел. Внимательно посмотрев на Иванова, он опустил глаза и пробормотал:
— Хотите взять меня на испуг? Как это не было фильма? Все прочие были, а именно в тот день не было? Чушь это все. Придумали, чтобы выбить из меня признание. Не верю я этому протоколу. Вы его сами написали.
— Конечно, сам, — спокойно заявил Иванов, глядя прямо на собеседника. Там это указано. Написал именно я. Со слов гражданина Карасева. Хотите с ним очную ставку? Будет очная ставка! И с ним, и другие свидетели подтвердят, что в тот вечер демонстрировался иной фильм.
— Вы сказали, что не верите в такое совпадение? — напирал со своей стороны Хусаинов. — Что именно в тот вечер заменили фильм на другой?
— Да, не верю. Вы это придумали, — повернулся в его сторону Гринберг, но голос звучал гораздо менее уверенно. Слова "очная ставка" его порядком напугали.
Иванов моментально понял мысль и напустился на подозреваемого со своей стороны:
— Верить или не верить в совпадения может лишь тот, кто не видел своими глазами. Если бы вы там были, если бы ЗНАЛИ, то не говорили бы "верю, не верю". Таким образом, вы сами продемонстрировали, что все ваше алиби выдумка!
Несколько секунд до Гринберга доходил смысл сказанного. Иванов предоставил ему такую паузу и как только понял по расширившимся глазам Руслана, что тот переварил мысль, напористо продолжил допрос:
— Отвечай на вопросы быстро, не задумываясь. Только "да" или "нет". Ты уже судился?
— Нет.
— Наркотиками колешься?
— Нет.
— Деньги у Фотиева брал?
— Нет.
— Ты собачился с Фотиевым?
— Нет.
— Знаешь, где орудие убийства?
— Нет.
Иванов обратил внимание, что на последние два вопроса Гринберг отвечал с задержкой — примерно на секунду позже, чем на предыдущие. Перед ответом, он прокручивал в мыслях упомянутую сцену. Если же отвечал моментально — значит, вспоминать было нечего.
Иванов продолжал бомбардировку вопросами:
— Тебя видели в тот вечер в общежитии?
— Ты спрятал орудие убийства?
— Ты пил вместе с Фотиевым?
— Был в компании третий?
— Кузьминский Олег здесь замешан?
— Дрожжина угрожала Фотиеву?
Ответов он не слушал, фиксируя лишь время реакции отвечающего и движения его глаз. Анализируя реакцию, он быстро нащупал истину и дальше уже бил в точку:
— Водку ты покупал?
— Ты с ним поссорился?
— Свидетеля ты не заметил или пожалел? Ведь он-то тебя хорошо запомнил!
Прессинг со временем дал результат.
— Итак, давайте попробуем восстановить всю картину преступления, — перенял инициативу Хусаинов. Хотя Гринберг еще не признался, разговор вели уже так, будто признание есть. Ему будет легче.
Возвращаться, хоть и мысленно, на место преступления всегда нелегко. Особенно для таких эмоциональных натур, как наш подопечный. Уловив это, Хусаинов старался как можно более ярко описать картину той ночи. Внимательно следивший за реакцией подозрева емого Иванов подавал знаки типа "горячо-холодно".
— Я его не убивал!!! — Гринберг бился в истерике.
— Конечно, ты его не хотел убивать. Ты его только ударил, да? Ножом ударил, да? Чтобы он замолчал, — Хусаинов подталкивал #### к главному, стараясь заглядывать ему в глаза.
— Да…
— Так получилось. Ты не хотел. Куда ты его ударил?
— В грудь… — Гринберг уже рыдал.
Вот он, момент истины!
— И он упал, да? И ты испугался, правда?
— Я… — за всхлипами трудно было разобрать слова.
— А ножик ты выбросил, да?
— Да…
— Куда?
— В шахту…
Переспрашивать, в какую шахту, Иванов не стал, а просто записал в протоколе допроса так, как он себе представлял. Хусаинов тем временем занялся утешением "раскаявшегося", называя его признание "смелым и мужественным поступком". Чуть успокоившись, Гринберг поставил свою подпись.
"Ну, вот и все, — подумал Иванов. — Дальше дело техники". Он чувствовал облегчение.
Хусаинов понимал, что сейчас как никогда важен темп. Немного остыв, Гринберг сообразит, что своими руками наматывает себе срок, и откажется от признания. Надо закрепить доказательства как можно скорее. Поэтому он развил бурную деятельность, и уже через полчаса все было готово для проведения следственного действия.
У Валентинова взяли его любимую видеокамеру. Оператором, как обычно, выступал сержант Вощанов, которого по такому случаю сдернули с поста. Ценой немалых усилий Хусаинову удалось выследить, схватить за пуговицу и доставить на место действия Жбана — следственный эксперимент без следователя в суде не котировался. Иванов тем временем обеспечил понятых и основательно прокомпостировал им мозги, чтоб не выкинули какого-нибудь номера в неподходящий момент2. Вовремя вспомнили об освещении. Место действия было довольно темновато, и следовало обеспечить свет достаточной мощности, чтобы защита потом не придралась. Собравшись, двинулись к месту.
После многочисленных формальностей Жбан, обращаясь почему-то в камеру, а не к подозреваемому, задал наконец главный вопрос:
— Итак, гражданин Гринберг, укажите еще раз, куда именно вы выбросили нож после убийства.
— Сюда, — Гринберг указал в темноту провала.
— В эту шахту?
— Да.
Иванов с Хусаиновым переглянулись. Подозреваемый вколотил последний гвоздь в собственный гроб.
— На этом съемка прерывается, — провозгласил Жбан, — для подготовки к извлечению из шахты предметов.
Вощанов выключил камеру и, сняв ее с плеча, подошел заглянуть в шахту.
Хусаинов тоже заглянул и присвистнул:
— Ничего себе! Похоже, на все восемнадцать этажей. До самого низа.
Из шахты сильно тянуло запахами столовой, которая находилась в цоколе.
— Сейчас достанем веревок, фонарь… Кто полезет?
Кулинич тоже сунул нос в темноту провала. Его служебное удостоверение, выскользнув из кармана пиджака, красиво спланировало вниз и растворилось в пахучей тьме. Опер только тихо ахнул.
— Так, ясно. Лезть тебе, Серега, — тут же отреагировал зам по розыску, заметив неприятный инцидент. — Давай за веревками!
Кулинич понуро побрел вниз по лестнице, раздумывая, где бы достать веревку достаточной длины и прочности. Навстречу попался спешивший к месту действия Пчелкин. К удаче.
Через минуту его догнал Муравьев:
— Слушай, Сергей, я тут вспомнил… У меня есть один знакомый, то есть знакомая, так она рассказывала про их клуб альпинистов. Он здесь, в Главном здании. Там точно есть и веревки, и прочее. Пойдем!
— Кругом у тебя знакомые! Что б без тебя делали!
К счастью, в комнате за табличкой "Клуб альпинистов" они застали кой-какой народ.
— Мужики! Надо послужить Родине! — провозгласил Муравьев, разворачивая ксиву. Затем он объяснил ситуацию.
Руководитель клуба давать снаряжение категорически отказался, объяснив, что для неподготовленного человека спускаться будет слишком опасно. Зато он выделил двух своих ребят, которые, по его словам, сделают все как надо.
