Женщина не знает, как и помочь своему питомцу. Она приставляет лестницу и лезет на яблоню, но лестница слишком коротка. Тогда женщина с кряхтением подтаскивает к яблоне старый стол, с трудом карабкается на него с лестницей в руках, пытается установить лестницу на стол, но всё страшно шатается, и залезть на это сооружение пенсионерка не решается. Она бежит к изгороди и видит идущего по дорожке какого-то парнишку лет восемнадцати. Она упрашивает его придти на помощь — всего лишь подержать лестницу. Он нехотя соглашается. Женщина достаёт котика, спускается с ним на землю и плачет от радости, и целует его, и гладит, и причитает. Забыв обо всём на свете. Давно ушёл помощник, а она всё не нарадуется на котика. Потом, спохватившись, вспоминает о рыбоньке, идёт к брошенным сумкам. Но в сумках уже нет ни рыбоньки, ни денег, ни телефона.
* * *
Эту историю мне рассказала одна известная сказочница. Сказочница не в смысле, что всё выдумывает, а в прямом — что пишет сказочные пьесы. Страсть к театру у неё с детства, когда она посещала какую-то не то детскую театральную студию, не то народный театр. Она беспрестанно играла Снегурочку и другие подобные роли, особенно любила с танцами.
И вот наклёвывается такая очередная роль. И не просто с танцами, а с целым балом. Руководительница, отъявленная режиссёрка, решила поставить «Золушку». Желающих на главную роль оказалось много. Девочки спорили, кричали, некоторые даже царапались — так все хотели играть Золушку.
Это, между прочим, не от большого ума режиссёрки. Если бы «Золушку» ставил я, у меня бы на эту роль не рвались. Понятно, что фея, принц, но в начале-то спектакля я не только одел бы Золушку в рваньё, но и заставил хорошенько вымазать сажей лицо, шею, уши, руки и ноги. И каждый божий день репетиция, а как бы она отмывалась — это её проблемы. А чтобы лучше вошла в роль, я бы по системе Станиславского и спать её заставил на куче золы, а заодно она мыла бы в театре полы, окна, туалеты, штопала реквизит; бегала за пивом, получала оплеухи и так далее. Как бы реалистически она потом играла!
Но режиссёрка придерживалась не реалистических, а попсовых традиций. В соответствии с которыми выбрала на роль девочку с самой попсовой внешностью. Эта была настоящая манекенщица — метр девяносто пять, худая длинноногая блондинка со взглядом женщины-вамп. Колтышевой досталась роль одной из злых сестёр, и то ещё спасибо, что женская: с мальчиками в студии была напряжёнка, а там одних стражников четыре человека.
Начали репетировать, и всё шло хорошо, пока не дошли до известной фетишистской сцены. Получается так, что у обеих злых сестёр тридцать шестой размер ноги, а у Золушки соответственно росту — что-то около сорок пятого. Режиссёрка закусила губу. Это, между прочим, тоже не от большого ума. У Шарля Перро не сказано, что туфелька была всем мала, сказано — «никому не впору». Но режиссёрка была знакома со сказкой по старому советскому фильму, а там как раз Золушка отличалась маленькими ножками. Что естественно, потому что она и ростом была меньше сестёр. Но у нас-то фотомодель, и начинаются муки творчества. Причём именно для злых сестёр, которые посредством актёрского дарования должны изобразить, что на них не налазит Золушкина туфелька. Изобразить очень непросто, потому что, если всунуть ногу до самого носка, пятка едва доходит до середины туфельки, а если прижать пятку к заднику, обувь предательски срывается с пальцев. Тем более зал небольшой, сцена рядом и зрителю всё видно.
Решение пришло внезапно. В этой постановке фея дарила Золушке не хрустальные туфельки, как у Шварца, а некие «волшебные сапожки». Всё получилось, и спектакль имел даже некоторых успех.
Между прочим, один знакомый сказал, что где-то уже слышал подобную историю. Видимо, не одна на свете режиссёрка, знакомая со сказкой только по фильму и предпочитающая формат манекенщиц.
* * *
Наряду с «Золушкой» существует также сказка о принцессе на горошине, мораль которой тоже обычно воспринимают неправильно как дети, так и взрослые. Финальную фразу королевы, которая мама главного принца, воспринимают некритически и слишком буквально. Она там говорит, что лишь принцесса может быть такой чувствительной, чтобы почувствовать горошину под кучей перин, тюфяков и матрацев. И что происхождение и всякая такая наследственная вещь и типа кровь — штука, которая всегда даст себя знать. И с этим мы не станем спорить. Но ведь одновременно вырисовывается и мысль, что настоящая принцесса — она всегда физически такая нежная, слабая и как бы перманентно имеет общую склонность к умиранию. А всякие там крестьянки, как говорили декаденты, пошло жизненны и вообще могут спать на гвоздях.
Это, конечно, неверно. Причём это видно из самой же сказки. Вспомним, в каком состоянии эта замаскированная нищенкой принцесса добралась до принцевого дворца. Она была насквозь мокрая и стучала зубами от холода. Что она должна была сделать после этого? Конечно, заболеть. Однако она ни разу не чихнула, не кашлянула, и далее ни о малейших соплях с её стороны в сказке не упоминается. То есть речь идёт о богатырском здоровье и редкой выносливости, которая, однако, сочетается в ней с чрезвычайной тактильной чувствительностью. То есть речь идёт о том, что настоящая принцесса в физическом плане способна на всё, о величайшей её лабильности и универсальности. Какая-нибудь тупая крестьянка может всю жизнь копаться в земле, а пошли её на лесоповал — тут ей и крышка. А принцесса может всё. Вот смысл-то, оказывается.
Вот мы тоже с одной барышней оттопыривались. Она тоже принцесса. В том смысле, что чрезвычайно царских кровей она по прямой линии происходит от знаменитого хана Узбека, хотя внешности она совершенно нордической. Но кровь есть кровь.
Короче, задержались мы в гостях. Пришлось заночевать. Ну выделили хозяева нам какой-то весьма узенький диванчик. Совершенно второй свежести диванчик, но и на том спасибо. Он, диван-то, скрипел, шатался и где-то в ногах у него была продавлена изрядная яма. Мы с вечера были ещё навеселе и уснули. А вот ближе к утру я просыпаюсь и чувствую: что-то мне как-то неудобно. Что-то такое ближе к ногам мешается. Но я-то не принцесса — снова уснул. Утром просыпаюсь окончательно. Принцесса всё ещё спит. Я встаю и смотрю, что же там такое было. А там уже упомянутая яма в диване, и в ней лежит утюг, и мы, значит, на этом утюге спали. А принцесса и до сих пор спит. Видимо, укладываясь спать, мы его уронили и всю ночь не замечали. Видимо, очень устали.
Вытащил я из-под неё этот утюг — она ничего, не проснулась. А проснулась она спустя некоторое время по другой причине. Её разбудила нитка, попавшая ей между пальцев ноги. Заметим, что не какая-нибудь там навороченная типа мохеровой или брезентовой, а обычная тоненькая ниточка. И я убедился, что она точно настоящая принцесса из рода Узбека.
Только настоящая принцесса может быть такой лабильной.
* * *
Гулять так гулять! Так, кажется, говорят у нас в народе. Вот как однажды я с приятелями, уральскими озорными гуляками, погулял.
Пришёл ко мне один знакомый, Василий его звать, и уже навеселе, поэтому я буду называть его Вася Эн — навеселе, значит. С пивом. И мы немножко выпили, бутылки три или четыре, от силы пять. Но у меня было немножко водки, и мы тоже её выпили. А потом пришёл ещё один знакомый, и что характерно — тоже Василий. Его я буду называть Вася Пэ — от слов «потом пришёл». Вася Пэ принёс бутылку водки. Мы немножко выпили, побеседовали о прекрасном, и кто-то предложил попить кофе. А мне уже захорошело, и я захотел пить кофе с водкой. То есть налить водку, размешать в ней растворимый кофе и, зажмурившись, выпить. Вася Эн меня поддержал, Вася Пэ тоже. Хорошо пошло! И мы, сказать по правде, немножко опьянели, и даже в достаточной степени. И разговоры пошли уже не о прекрасном, а об экстремальном.
В частности, Вася Эн стал уверять, что всяческие там йоговские штучки типа танцев на битом стекле полная лажа. Он сказал, что осколок стекла имеет такую форму, что по законам физики об него нельзя порезаться, и выразил готовность это продемонстрировать. Мы согласились. Вася Эн разложил на полу полотенце и стал бить на нём пивные бутылки. Набив достаточное количество осколков, он разулся и встал на стекло. И действительно — хоть бы хны! Вася сказал: «Это ещё что!» Он встал на табуретку и с неё на это битое стекло спрыгнул. И тоже не порезался. Вася сказал: «Это ещё фигня!» Снял рубашку, лёг на осколки грудью и попросил слегка попрыгать у него на спине. Я согласился, и — о чудо! — осколки не втыкались в Васину грудь. Тогда и мы с Васей Пэ становились на это стекло, прыгали на него с табуретки — и ничего. Правда, Вася Пэ под конец всё же порезался, но уж это он сам виноват — на битом стекле можно стоять, по нему можно скакать, но вот вытирать об него ноги, как о коврик, не следует.
