— И броню получше… — добавила я, против воли коснувшись раны на шее.
— На броню денег не хватит, даже если продать ненужное барахло. Либо одно, либо другое…
— Нет, так не пойдет. Ты как хочешь, а я собираюсь заполучить все необходимое.
— Н-да? — Бишоп закончил тушить костер, надел штаны и затянул ремни на броне, — и как же это?
— Легко. Что ты думаешь о морально-этической стороне воровства?..
Глава 9. Генерал Цып
Утро на удивление выдалось погожим. Телега мерно тряслась по брусчатой дороге, и я, разморенная теплом и сытым брюхом, развалилась на лавке, подставив лицо под солнечные лучи. В голове вертелись недавно открытые закономерности и соображения на их счет. Бишоп сидел напротив, ощипывая подстреленную час назад птицу. О том, что мне удалось обокрасть его спящего, рейнджер предпочитал не говорить, а я лишний раз порадовалась открытому курсору и камню-хранителю Вора. Не знаю, что помогло: везение или покровительство местного Зодиака, но экзамен на скрытность я прошла. Что дальше: вскрытие замков, стрельба, алхимия? Глядя, как Бишоп ловко обращается с тушкой, я призадумалась: если уж светлячьи жопки годятся для составления зелий, может, и с этой курицы можно что-нибудь использовать? Кровь, лапы, копченые сердечки… Есть охота. Так, соберись, Пит! Вытащив дневник и перо с чернильницей, я приготовилась записывать.
— Бишоп?
Рейнжер, не отрываясь от своего занятия, повел плечом. Будем считать это за «что нужно, дорогая?»
— Можешь мне рассказать рецепты зелий и ядов, которые знаешь?
— Зачем?
— Есть у меня предчувствие, что алхимия — мое призвание, — съерничала я, — а если серьезно — без нее нельзя выжить.
Мужик помолчал минуту, размышляя, что стоит мне говорить, а что нет, наконец ответил:
— Ладно. Запоминай…
Я старательно записывала названия трав, грибов, прочих ингредиентов и способы их обработки, стараясь перевести на научный язык выражения типа «отхреначь это дерьмо об камень и оставь кукситься на солнце, чтобы пупыри отвалились». Позже осмотрев длинный список, дополнила уже тем, что помнила из игры.
— Ты, кстати, знал, что снежные ягоды используются для зелий сопротивления холоду?
— Да? — Бишоп, похоже, искренне удивился, — не знал.
— Как такой опытный рейнджер мог не знать такой простой рецепт? — я решила разговорить «Крутого Уокера», а то тот замкнулся в себе после ночи.
Бишоп аккуратно собрал птичья перья, молча перевязал и закинул в мешок. На заросшем щетиной лице показались глубокие раздумья — рейнджер словно взвешивал каждое слово:
— Всё просто: там, откуда я родом, не растет снежноягодник…
— Видно, в твоих краях не бывает зим, — зевнула я и открыла чистую страницу дневника.
— Не бывает, поэтому он и называет Невервинтер, — негромко закончил Бишоп. — Ладно, какие еще ты знаешь зелья?
Я сделала вид, что не заметила быстрой смены разговора, а Бишоп сделал вид, что не заметил моей реакции, но оба понимали, что рейнджер только что проговорился. Причем осознанно. Что бы это значило? Я решила пока не забивать себе голову и снова вернулась к алхимии.
Мы обменивались рецептами, как опытные кулинарки, и время, проведенное за обсуждением семи способов разделки злокрысов, пролетело незаметно. Солнце уже вошло в зенит, когда наша повозка прогромыхала колесами мимо очередного дорожного столба, а возница сообщил, что до Айварстеда полдня пути. К вечеру будем не месте. Я широко зевнула и собралась подремать. Все-таки бессонная ночь не прошла бесследно.
Скрючившись на лавке в три погибели, я кое-как накрылась спальным мешком от слепящего солнца, как вдруг оглушающий рев сотряс землю:
— ДО-ВА-КИ-ИН!.. НЫ!
Казалось, что началось землетрясение. Воздух дрожал, где-то испуганно закричали птицы, и горы словно сошли со своих мест. Меня швырнуло с лавки на пол, Бишопа кинуло сверху, а лошадь заржала и поднялась на дыбы — возница едва смог удержать ее на месте. Повозка встала.
— Етить-колотить! — прохрипела я из-под рейнджера, — ты тяжелый, как кабан, слезь с меня!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я, конечно, давно хотел оказаться сверху, но не при таких обстоятельствах, — мужик откатился в сторону, и я смогла наконец вздохнуть. Рейнджер поднялся, настороженно высунулся из телеги, — что, во имя Обливиона, это было?
— Седобородые. Призывают довакина в свою резиденцию на Высоком Хротгаре, а в нашем случае обоих довакинов… — я спрыгнула с телеги, пока возница ходил вокруг своей лошади, что-то успокаивающе нашептывая ей на ухо.
Дорога, по которой мы ехали уже несколько дней, пролегала у подножия гор. Я приложила ладонь ко лбу, закрываясь от слепящих лучей, и посмотрела на вершины, то и дело пропадающие в снежных облаках. Похоже из-за Крика Седобородых горы накрыло несколько лавин. Этим старцам в тяжелый рок бы податься: умение орать на весь стадион у них в крови, не говоря уже про длинные патлы с бородами. Зизитопы…
— Эй, Пит… — голос Бишопа вывел из задумчивости, — залезай, мы отправляемся — Карнвир сам себя не спасет…
Я догнала уже отъезжающую телегу и вскарабкалась на подножку. Остаток пути до Айварстеда каждый занимался своим делом и о недавнем крике Седобородых больше ничего не напоминало.
Когда солнце начало клониться к закату, а я выть от тоски, в воздухе запахло чем-то съедобным с примесью дыма из очага и ароматными нотками навоза. Кажется, мы приближались к селению. Бишоп встрепенулся, а лук оказался у него в руках быстрее, чем до меня дошло в чем дело: навстречу спешили двое груженных под самую завязку путников с факелами. Они заметили повозку и яростно замахали вознице.
— Назад! Поворачивайте!
Возница притормозил около чудаков, и мы с Бишопом высунулись из телеги. Один из подорожних — лысеющий мужик в накинутом впопыхах тулупе испуганно косился в сторону, откуда только пришел; второй — помоложе — вцепился в борта повозки до побелевших пальцев:
— Бегите, глупцы!
— Гендальф, а ты помолодел, — не выдержала я, чем заработала испуганный взгляд мужика.
— Ты обозналась, женщина, я — Рэндалл. Рэндалл из Коллегии бардов, что в Солитьюде, — он умоляюще уставился на нас с Бишопом, — вы были в Солитьюде? Он прекрасен в это время года. Прошу вас, поехали в Солитьюд, и я куплю вам лучшего эля в местной таверне!
Бишоп поставил ногу на борт повозки рядом с пальцами напуганного мужика и демонстративно огладил рукоять кинжала, торчащего из ножен:
— Или ты проваливаешь с дороги, или до Солитьюда ты будешь добираться по частям…
— Погоди, «милый», — я взяла его под локоть, и Бишоп удивленно вскинул бровь, — ты видишь, этот джентльмен очень напуган. Не расскажите ли, что случилось?
Путники на всякий случай отошли от повозки, крепко сжимая в руках факелы — похоже, единственное их оружие. «Рэндалл из коллегии» смерил нас оценивающим взглядом, и я мило улыбнулась, стараясь скрасить впечатление от скверного настроения рейнджера. Сработало. Мужик переглянулся со своим спутником и пустился в объяснение:
— Там… — крючковатый палец уткнулся в сторону Айварстеда, — там поселилось зло! Проклятие пало на всю деревню, храни их Акатош! Мы — обычные пилигримы и барды. Шли на Высокий Хротгар, хотели вступить на путь Семи тысяч ступеней, чтобы сочинить новую песнь, но, каюсь, предались чревоугодию в местной таверне, и это чуть нас не сгубило! Налетел ветер, вдруг стало темно, что ночью, хотя еще минуту назад был день. Всюду замелькали молнии, мы выскочили на улицу, а над крышами пролетел настоящий дракон из легенд! Он покружил немного и исчез, а потом будто сама природа взбесилась: откуда-то целая стая медведей, представляете?! Медведи не ходят толпой, а тут аж несколько штук брели по улицам, но никого не тронули и тоже ушли. Может, молний испугались, ведь вдруг ка-ак шандарахнуло, прямо в крышу курятника Йофтура! А потом… Потом… Боги…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мужик не выдержал и разрыдался, размазывая слезы по бородатому лицу. Второй сочувствующе похлопал его по плечу, но было видно, что и сам едва держится. Я посмотрела на Бишопа — рейнджер был озадачен не меньше моего. Мужики тем временем громко всхлипнули и обнялись, объединенные одним горем.
