стол… под внимательным взглядом магистерши.
— А что это, собственно, ты там делаешь? — вдруг спросила она, подозрительно хмурясь, а затем и вовсе поднялась со стула, приблизившись.
— Тренируюсь, — пожал плечами я. — Раскачиваю резерв.
— Это я вижу. Я не вижу, куда ты силу сливаешь.
— Куда-куда, в ведро.
— Какое ещё ведро?! — голос Элеоноры буквально взлетел до потолка. — Сдурел что ли?! Оно же рвануть может, никакой материал не держит сырое проклятье! Сколько уже ты туда слил?! — подскочила она ко мне.
— Недели две, — не совсем впопад ответил я, твёрдой женской рукой буквально сдвигаемый в сторону.
— Вот дурак! Ничто, кроме… — тут она уставилась на абсолютно целое ведро под столом… и тихо закончила: —…кроме адамантиума, не держит.
Наклонившись, девушка достала ведро и с грохотом поставила на стол. Я присмотрелся. Ну да, внешне похожее на обычное оцинкованное, что у нас продаётся в каждом хозяйственном, ведро имело лёгкий красновато-розоватый отлив.
Элеонора обвела чердак отсутствующим взглядом и, ни к кому конкретно не обращаясь, вопросила:
— Ну и кто мог додуматься сделать его из адамантиума? И главное — как? Секретом обработки владеют только гномы, и это если не обращать внимание на то, что стоимость одного лишь материала, пошедшего на это, прости Магнус, поделие, составит неплохое такое состояние.
Подчинившись посетившему меня озарению, я перевернул хозинвентарь дном вверх и уставился на клеймо в виде перекрещенных серпа и молота.
Медленно перевёл взгляд на Глушакова.
Тот скромно потупил глаза, а девушка, мигом всё поняв по нашим взглядам, схватилась за голову и, присев обратно на стул, произнесла:
— Серёж, я в тебе, конечно, не сомневалась, но ответь мне на один вопрос: зачем?
— Пьяный был? — снова прозорливо влез я.
Наш мастер на все руки развёл руками, с лёгкой улыбкой признавая мою правоту, после чего добавил:
— И злой. Меня один баронет с приграничья пытался заколоть на занятиях, протащив каким-то образом ковырялку… вот её я сгоряча и пустил на ведро. А потом сюда закинул, чтоб глаза не мозолило, и забыл.
— А как делал-то хоть помнишь?
— Неа, — отрицательно покачал головой Юрьич.
— Как всегда, — тяжело вздохнула Элеонора. — С другой стороны, у нас теперь есть персональный накопитель для Павла, если он, конечно, не соврал насчёт двух недель.
— Две, точно две, — покивал я для уверенности.
— Тогда оно уже однозначно ни на что другое не пойдёт — в структуре уже произошли необратимые изменения. Будешь теперь с ним, — она звякнула ногтем по стенке ведра, — везде ходить. Ну и заполнять, естественно. В такой объём влезет ещё столько же, если не больше.
— Прямо с ведром?! — ужаснулся я перспективе.
— Двухнедельный запас силы лишним не бывает, — отрезала магистерша.
— А переделать его во что-нибудь более компактное?
Тут уже ответил Глушаков:
— Нельзя, нарушишь сформировавшуюся внутреннюю магическую структуру. Да и как ты себе представляешь его переделку? Технологию я не помню, а к гномам идти — себе дороже, потом от наёмных убийц проходу не будет — они этот секрет пуще золота своего хранят.
Я представил себя разгуливающим по академии с ведром. Во антураж-то у начинающего тёмного властелина, закачаешься. Решат ещё, что совсем сбрендил.
— На крайняк на голову оденешь, как шлем будет, — заметил Юрьич.
— Очень смешно, — обиделся я.
— А что не так? — абсолютно серьёзно вопросила Элеонора. — Адамантий почти не подвержен магическому воздействию, а в качестве накопителя ещё и полностью инертен к любой другой стихии.
— Давай, примерь, — предложил Юрьич.
Я с подозрением посмотрел на их бесстрастные рожи, но там отражалась максимум лёгкая заинтересованность. Решившись, я осторожно натянул ведро на голову. Не самого большого размера — литров на семь, — оно село почти по голове, а упавшая дужка легла строго под подбородок. Я чуть повертел его руками, устраивая поудобнее, как вдруг услышал сдавленное хрюканье.
А когда снова взглянул на своих так называемых наставников, то понял, что эти два углумка сидят и еле сдерживаются, чтобы не заржать в полный голос.
— Сволочи, — только и смог выдохнуть я.
Остервенело сорвав с головы ведро, я швырнул его в дальний угол.
— Ну, — отсмеявшись, хмыкнул Сергей, — смех-смехом, а жить захочешь — ещё и не то на голову напялишь.
— Да пошли вы!
— Ладно, — хлопнула в ладоши девушка, — как бы то ни было, накопитель у нас есть, а значит, за объём магической силы можно не переживать. Осталось лишь правильно её применить.
— С этим не очень, — вынужден был признать я.
— Знаю, что не очень.
Элеонора прошлась по чердаку, разглядывая то, что осталось после моей уборки.
— Думаешь, ещё что интересное есть? — с легкой улыбкой поинтересовался Юрьич, наблюдая, как та инвентаризирует шкаф и заглядывает под кровать.
— А вдруг? — фыркнув и смахнув какие-то остатки пыли, что ускользнули от меня и тряпки, девушка покачала головой и обернулась. — Ты точно больше сюда ничего не прятал? — с подозрением посмотрела она на трудовика.
— Да вроде нет, — как-то, на мой взгляд, легкомысленно ответил Глушаков. С учётом некоторой специфичности его поделий, ему следовало бы более ответственно подходить к учёту и инвентаризации…
— Ладно, тогда я пошла. Просмотрю литературу, может, что простенькое, но интересное попадётся.
Не откладывая в долгий ящик, Элеонора унеслась на поиски, а я вдруг вспомнил, что таки кое-что Глушаковское на чердаке всё-таки было.
— Слушай, — обратился я к трудовику, задумчиво крутящему в руках какую-то безделушку, — а что насчёт твоих гвоздей?
— Гвозди? — встрепенулся Юрьич. — Гвозди было бы неплохо. Можно в жилет вшить — будет антимагическая броня, можно в кольцо свернуть — тогда отражать заклятья получится, если реакции хватит. Вот только директор не отдаст, ты же ими не кого-нибудь, а самого основателя академии прибил.
— Случайность, — ответил я быстро. — Несчастливое стечение обстоятельств, я не виноват.
— Да чёрт с ним, с основателем, но гвозди уже не вернёшь.
— Есть один вариант, — пробормотал я и жестом подозвал Сергея к кровати. — Смотри, — показал ему на торчащие из основания шляпки.
— Ну ты даёшь!
Глушаков присел, потрогал их пальцами, а затем авторитетно вынес вердикт:
— Они! — после чего, бросив: — Я мигом! —
