А он лишь улыбался плутовской, но очень довольной улыбкой. Он наслаждался. Неожиданно до нее дошло, зачем он это делал. Кому-то едва упоминал ее имя, другим рассказывал историю с подробностями, заставляя чуть ли не молиться на нее. Он высмеивал тех, кто шептался у него за спиной, и радовался их неудачам. Он унижал их, заставляя заискивать перед воровкой, которая могла стащить их кошельки, когда они наклонялись, чтобы поцеловать ей руку. Называя ее разными именами и рассказывая каждый раз по-новому историю ее жизни, он подстраховывался, чтобы ее не могли найти.
Он шутил с ними, при этом оберегая ее от всякой опасности.
Странно, но Вивьен хотелось смеяться. Сколько раз ей хотелось доказать этим важным господам, что они ничего особенного собой не представляют. У Дэвида это получилось. Конечно, дураки не поймут. Но Дэвид-то понимает, и этого вполне достаточно.
Он провел ее в ложу, откуда сцена была видна великолепно. Вивьен казалось, что она увидит даже капельки пота на бровях актеров. Было чудесно, и она подвинула стул ближе к краю, чтобы ничего не пропустить.
– Не такой уж я шарлатан, – сказал Дэвид, устраиваясь рядом с ней. – Они никогда бы мне не поверили, если бы не ваши прекрасные манеры и милая речь.
– Хотите знать, где я научилась копировать знатных особ? – усмехнулась она.
– Нет. Какие знатные особы? Здесь нет никого, кто мог бы сравниться с вами.
Она посмотрела на него, вскинув брови:
– Что вы сказали?
Она искала хоть малейший намек на то, что он подшучивает над ней. Она была в этом уверена, хотя никаких оснований для этого не было. Посмотрев на Дэвида с подозрением, она повернулась к нему спиной.
– Лжец, – выпалила она.
– Напрасно вы так думаете.
– Так ведь ясно же. Все эти люди шикарно одеты.
– Элегантность – заслуга шляпника, портного и прислуги. Этого легко добиться, если у вас есть деньги. И не ваша вина, что вы не элегантны так, как они. Но вы элегантны по-своему. – Он склонил голову набок, рассматривая ее.
Вивьен смотрела на него, не говоря ни слова. Он улыбнулся, его взгляд задержался на ее лице.
– Вы действительно обезумели, – сказала она наконец. Она чувствовата, как тепло разливается по всему телу. Это была неправда. Какая там элегантность. Но все равно ей было приятно это слышать от него.
– Мне просто легко даются языки, а манеры я схватываю на лету, – сказала она и перешла к более безопасной теме: – Я не раз подражала леди, и это умение мне пригодилось.
– Сомневаться не приходится, – сказал он и заговорил обиженным тоном: – Тем более обидно, зная, что вы можете вести себя как леди, слышать от вас одни грубости.
– Все потому, что вы обманщик, – ответила она спокойно. – И вам это нравится.
– Вы меня подловили, – засмеялся Дэвид.
Она смеялась вместе с ним. Но вот загорелись огни на сцене, заиграли музыканты. Ее, внимание сразу переключилось на пьесу, она даже не заметила, как долго и задумчиво смотрел на нее Дэвид.
Он не смотрел на сцену, он смотрел на нее. Захваченная действием, она не замечала этого. Ее лицо выражало то страдание, то разочарование, то озарялось улыбкой. Ее смех заставлял Дэвида улыбаться, хотя он не имел ни малейшего представления о том, чему она смеется. Он подумал, что впервые видит ее такой, без тени притворства, будто и не было этих тяжелых лет, когда она страдала. Она сидела, повернувшись к нему спиной, в гробовом молчании изо дня в день. Словно изваяние. А сейчас была захвачена пьесой.
Дэвид представить себе не мог, что ему придется столько времени провести в ее обществе. Он запер ее, подчиняясь импульсу, но удерживать ее так долго было просто упрямством. Будь она обычной воровкой, давно рассказала бы ему все, что он хотел знать, и он отпустил бы ее. Он так и не заметил бы, как она прикусывает краешек губы, когда волнуется. Никогда не узнал бы, что она любит маленькие удовольствия: горячую ванну, удобный матрас, кусочек лимонного пирога – так, как другие женщины любят драгоценности. Он ни за что не догадался бы, что такие простые вещи, как театральная постановка, могут заставить ее глаза сиять, как звезды, в то время как все вокруг больше интересовались тем, кто сидит по соседству, а не спектаклем.
Вместо того, чтобы потерять к ней всякий интерес, Дэвид хотел узнать о ней все. Его влекло к ней не потому, что он просто хотел затащить ее в постель. Ему хотелось заставить ее смеяться не меньше, чем заниматься с ней любовью. Ни одна женщина не сумела заинтриговать его так сильно, а ведь она ругала его на чем свет стоит, не стесняясь в выражениях. Это не только не отталкивало его, наоборот, притягивало еще больше. Ему нравилось быть самим собой, даже когда его высмеивали как лжеца. Он понимал, что Вивьен заставляла его быть честным.
Это чувство приносило и некоторое неудобство. Всю жизнь окружающие указывали ему на все его промахи. Ему было проще посмеяться над критикой, представить как шутку каждое происшествие, переносить всё так, будто ему не было до этого никакого дела. Он не помнил, чтобы его не опекали и не бросались к нему с обвинениями или нравоучениями по каждому поводу. Но Вивьен, казалось, нисколько не заботила его беспечность. Она не позволяла ему раздражаться из-за проблем. Странно, но она оказывала на него благотворное влияние.
В конце представления она долго аплодировала, прежде чем повернуться к нему. Глаза ее блестели.
– Ну разве не прелесть?
– Безусловно, – подтвердил он с улыбкой.
– Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное? – смеялась она. – Я не встречала таких умниц, как мисс Хардкасл.
– В самом деле, – сказал Дэвид. – Нужно признаться: мы, джентльмены, просто идиоты, когда дело касается женщин.
– Последних слов могли бы и не добавлять, – сказала она. – Можно было остановиться на идиотах.
– Вполне возможно, – улыбнулся Дэвид. – Не хотите вина?
Его мягкие манеры опять рассмешили Вивьен.
– Ага, – сказала она, а потом поправилась: – Благодарю вас. Было бы чудесно.
На этот раз рассмеялся он.
– Я принесу. А вы, мадам, позаботьтесь, чтобы сюда не ворвались ваши обожатели.
– Обожатели, – усмехнулась она. – Не смейтесь надо мной.
Дэвид покачал головой и вышел, осторожно закрыв за собой дверь.
Он быстро зашагал по коридору. Он забавлялся, когда представлял всем Вивьен, а сейчас торопился вернуться к ней. Он надеялся, что у Хэмилтона хватит ума не посещать ее в ложе.
– Рис, – прошептал сзади нежный голос.
Не думая, Дэвид оглянулся, жалея, что не притворился, будто не слышит. Но было поздно.
Джослин, леди Барлоу, уже приближалась к нему, улыбаясь. Она была его последней любовницей. Он не видел ее уже месяц с той ночи, когда Маркус спас его от гнева ее мужа.
