— Ты обиделась? — Лера незаметно подошла сзади и обняла Вику за плечи.
Вика, не в силах совладать с эмоциями, грубо отстранилась.
— Да ну тебя, Лерка. Совсем головы на плечах нет. У тебя же завтра зачет! Ну неужели нельзя было всего лишь один день обойтись без Кирилла?
— Ты ничего не понимаешь. Ну, не дуйся, родная, — Лера слегка коснулась губами Викиной щеки, — я тебе обещаю: через час, максимум через два я его выгоню! И мы опять будем учить экономику управления!
— На кой черт она мне сдалась, твоя экономика управления, скажи пожалуйста, — пробурчала Вика, — я-то здесь при чем?
— Ну пожалуйста, не обижайся. Я же вижу, что ты обиделась!
— Да нет, Лера, я не обиделась. Это просто глупо. — Вика как будто бы пыталась что-то доказать самой себе. — Ты чай будешь?
— Нет. Он же сейчас придет. Я пойду приведу себя в порядок — видишь, у меня волосы совсем растрепанные…
* * *
Вика ходила по квартире, не зная, чем себя занять. Она чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Оглядываясь по сторонам, она ловила себя на мысли, что видит какую-то тень. Наверху открылись двери лифта, хлопнула дверь. Вика сидела на кухне и пила горячий кофе из единственной оставшейся целой чашки в горошек. Она изо всех сил пыталась сосредоточиться на тексте, который был раскрыт перед ее глазами. Но в голове абсолютно ничего не откладывалось. С досадой захлопнув учебник по психологии внутрисемейных отношений, Вика закурила, откинувшись на спинку стула.
Что же с ней происходит? Что это за странная реакция, откуда это чувство обиды? Ведь Лера, в конце концов, не ее собственность, она имеет полное право делать то, что хочет. Лера не обязана оставаться с Викой только потому, что Вика так ждала этого дня, только потому, что Вика отложила в строну свои собственные учебники — только ради того, чтобы провести воскресенье с Лерой. Откуда эта глупая зависимость? Неужели виной всему — одиночество, простая тоска? «Вполне возможно, — подумала Вика, — что Ленка Неверова права. Мне просто не хватает мужика. У меня ведь нет никого, кроме Лерки. Никого!»
В голове промелькнул неприятный разговор все с той же Неверовой по телефону. «Ты — всего лишь тень свой подруги…» Неужели это так?
— На тебе сошелся клином белый свет, — громко пропела Вика, попытавшись хоть как-то поднять себе настроение. Ничего путного из этого не вышло. — Но пропал. За поворотом. Санный след! — закончила она совсем пессимистично и прислушалась: наверху раздавались громкие голоса. Вика не могла разобрать ни слова. Она тут же вспомнила, как поступала в подобном случае в детстве: к примеру, если они с Лерой ругались, Вика часто прикладывала ухо к батарее или к стене — тогда можно было услышать, о чем Лера разговаривает с мамой или с папой. Опустившись на колени, Вика прислонилась щекой к батарее и тут же с криком отпрянула: батарея была до такой степени горячей, что на щеке осталась красная полоса.
Включив свет в ванной комнате, она подошла к зеркалу и внимательно рассмотрела свое лицо. Ожог, конечно же, был временным, краснота таяла буквально на глазах, цвет лица становился прежним. Через несколько минут на лице осталась одна тоненькая красная полоска, которая уже не исчезала. «Ну и дура! — подумала Вика, — настоящая идиотка! Это же надо было…»
На столе так и остался стоять недопитый кофе. Вика упала на диван, обессилев, и погромче включила музыку — чтобы не возникало соблазна прислушаться к разговору наверху, который определенно происходил на повышенных тонах. Примерно через полчаса в одной из пауз между песнями она услышала звонок в дверь. Резко поднявшись с дивана, выключила музыку и, даже не глянув в дверной глазок, открыла.
Перед ней стоял Кирилл. Даже не поздоровавшись, не спросив, можно ли войти, он переступил порог, бесшумно закрыл за собой дверь и некоторое время молча смотрел на Вику. А потом тихим и незнакомым голосом спросил:
— Почему ты мне не сказала?
Вика смотрела на него широко открытыми глазами и ничего, абсолютно ничего не понимала. Она почувствовала, как страх — настоящий страх, какое-то затаенное предчувствие чего-то ужасного, но неминуемого — наполняет душу. И дело было даже не в вопросе, который она услышала. Дело было совсем в другом — в блеске глаз, в сжатых губах, в складке, так глубоко и отчетливо прорезавшейся вдруг у него между бровями, и еще в чем-то… Вика и сама не понимала — она просто чувствовала.
— Почему ты мне не сказала? — снова повторил он, и Вика инстинктивно отступила на шаг.
— Что? — Голос сел, стал чуть хрипловатым. Она даже не узнала его, свой собственный голос. — Что я тебе не сказала?
В голове мелькнула мысль о Лериной беременности — конечно же, он говорит об этом. Но, собственно, почему она должна была ему говорить? С чего он взял…
Вика набрала в легкие побольше воздуха, приготовившись дать достойный отпор его наступлению.
— Я…
Больше она ничего не смогла произнести. Взглянув в его глаза, она увидела в них что-то такое, что заставило ее замолчать. Невидимый барьер, непреодолимое препятствие, о которое, словно мелкие капли дождя от оконного стекла, отскакивают и теряются в пустоте все мысли и несказанные слова.
— Почему ты не сказала, что это ты?! Что это ты писала мне письма? Ты, черт возьми, а не Лера!
«Сейчас он меня ударит», — пронеслось в голове, и Вика, повинуясь инстинкту, поднесла ладони к лицу. Опустив глаза, она смотрела в пол, механически пытаясь проследить глазами извилистый путь ломаной коричневой полосы на линолеуме. Нахмурив брови, она полностью сосредоточилась на этом занятии — глаза как будто приклеились к этой заколдованной коричневой дорожке, которая почему-то никак не хотела заканчиваться, ползла по полу, как длинная змея, терялась в толпе других точно таких же извилистых ломаных линий, снова появлялась… Или, возможно, это была уже не та, а какая-то другая линия.
— Я тебя спрашиваю почему. — Теперь его голос прозвучал глухо, и вопрос был даже не вопросом — он как будто бы и не ждал от нее ответа, как будто совсем забыл о ней и разговаривал сам с собой.
— Кирилл, — наконец выдавила она из себя, — я не понимаю, что произошло.
— Произошло все. Мне просто интересно, как могло получиться…
Он не договорил — в этот момент зазвонил телефон. Вика потянулась за трубкой, но Кирилл, снова напугав ее, внезапно сорвался с места и перерезал ей путь:
— Ну нет уж! Не получится! Никаких телефонных звонков, никаких разговоров… — И решительно выдернул шнур из розетки.
— Ты что, бить мня будешь? Или пытать?
Она смотрела в его глаза — теперь блеск полностью исчез, наверное, потому, что изменилось освещение. Глаза показались ей мертвыми. «Бумажные глаза», — странное сравнение, промелькнувшее в голове, показалось достаточно точным. В них застыла какая-то глухая ярость. Кирилл стоял совсем близко, и она почувствовала, что от него слегка пахнет спиртным. Хотя, возможно, ей это просто показалось…
