Наконец-то нам дали зеленый свет, полицейский перед нашей машиной взмахнул своей палкой, и все машины вместе с нашей, как застоявшиеся кони, рванули вперед. Нас тут же обошли и со страшным ревом понеслись к месту своего назначения пожарные машины, но в этом, кажется, не было уже большого смысла, ибо супермаркет неспешно догорал, и ветер раздувал отдельные головешки и взвихривал над местом события тучи пепла. Впрочем, этот пожар уже мало занимал мои мысли, поскольку я был все еще под сильнейшим впечатлением от пронесшегося кортежа.
Конечно, весь этот проезд произвел на меня сильное впечатление. Хотя его пышностью я был все-таки покороблен. Я подумал и поделился мыслями со спутниками; ну зачем он носится по Москве с этими мотоциклистами, «Кадиллаками», «Мерседесами» и броневиками? Сколько ж это все может стоить, сколько всего хорошего можно на эти деньги построить, детей сколько вылечить?
– Ну как же-с, – отозвался знакомый голос. Я обернулся на голос и увидел Ивана Ивановича, который сидел в темном углу, зажав удочку между коленями. – Как же-с, – повторил он. – Это же первое лицо государства. Мотоциклетный эскорт ему полагается для почета, «Кадиллак» для шика, броневик для охраны, «Мерседес» для обслуги…
– А реанимобиль? – спросил я.
– Это и ежу ясно, – укоризненно усмехнулся Иван Иванович. – Мало ли в дороге что может случиться. ДТП, инфаркт, инсульт, аппендицит, теракт. Надо же сразу что-то делать. Это же не мы с вами. С нами, если что случилось, ну и ладно. А что будет, если с ним то же самое приключится?
Я задумался: что же будет и будет ли что-нибудь? А на свое недоумение по поводу наличия среди машин сопровождения ветеринарной службы получил не вполне внятное разъяснение, что Первое лицо, работая с дикими животными, достигло такого совершенства в искусстве перевоплощения, что само отчасти является диким животным. И что порой для оказания ему полноценной медицинской помощи требуется консультация ветеринара.
– Ну хорошо, – сказал я, – ладно, это я понял. А инкассаторская машина зачем?
И на этот вопрос получил понятное объяснение. У первого лица государства личных расходов практически нет. Жилье, еда, одежда, транспорт – все, как говорят американцы, free of charge. Все бесплатно, а зарплату куда девать? Вот он ее откладывал, а теперь накопленное дома хранить опасается. Тем более что у него всяких домов там и сям столько, что забудешь, в котором хранишь.
– Но зачем же дома хранить? – возразил я. – Есть же Сбербанк, ВТБ.
– Наши банки? – переспросил Иван Иванович и громко рассмеялся: – Ха-ха-ха-ха.
Я сказал:
– Если наши банки для вас ха-ха-ха-ха, то есть, к примеру же, например, офшоры.
Тут Иван Иванович не сдержался:
– Вы что? Какие там офшоры? А санкции?
– А, санкции, да. Про санкции я как-то и не подумал.
– Эгоист, потому и не подумал, – попенял мне Иван Иванович. – Вас санкции не касаются, а на тех, кого касаются, вам, как я вижу, наплевать.
– Ну почему же наплевать, – возразил я. – Я очень за них переживаю, но для таких людей, как наш Перлигос, открыты любые самые надежные банки. Американский, немецкий, швейцарский.
– Эх! – вздохнул Иван Иванович. Тяжело вздохнул, непритворно. – Все-таки правда, наивный вы человек. Это не банки, а морозильники. Вклады наших олигархов замораживают. А уж если попадутся деньги нашего Перлигоса, их они из своих хранилищ и вовсе не выпустят. Воспользуются случаем. Будут шантажировать, потребуют вернуть Крым, или подать в отставку, или еще чего. Так что, молодой человек (это меня он так назвал), не все так просто, как кажется.
Человек прозрачный, как стекло
Мы еще почти ничего не сказали о Вторлигосе. Об этом замечательном человеке говорят, что он, во-первых, не отбрасывает тени, поскольку сам ею является, а во-вторых, не имеет никакого лица. Злые языки утверждают, что он не имеет даже и тела, то есть пустое место. Что-то вроде невидимки. Что сквозь него можно просматривать другие предметы, как сквозь незамутненное стекло. Но это, конечно, ерунда. Я лично его встречал и пытался сквозь него что-нибудь рассмотреть, но у меня ничего не получилось. Собственно, про него много лишнего говорят, у нас вообще, знаете, когда человек поднимается на вершину власти, так в нем сначала находят одни самые высокие достоинства, а потом самые низкие пороки и червоточины. Обязательно наговорят чего-нибудь такое, за что во времена моей молодости давали внушительный тюремный срок. Тогда высказывания людей о подобных лицах были более, я бы сказал, взвешенными. А теперь… Люди ведь – это такие существа, что как только им разрешишь говорить, что хочешь, так они что хочешь и говорят. От чего в наших конкретных условиях я бы советовал воздерживаться и не забывать, что у нас есть компетентные органы из трех букв. И хотя буквы эти время от времени как-то переставляются, но суть того, что они обозначают, в общем-то не меняется. Они раньше чересчур говорливыми людьми интересовались, и теперь не думаю, чтобы все пропускали мимо ушей. Но пока народ распустился, болтает, что взбредет на ум, а некоторые (процентов десять) в болтовне этой даже первых лиц государства не жалуют и, повторяя досужие сплетни, загибают пальцы, где кто чего украл, какие дворцы построил и кого в этих дворцах водит в опочивальню. И если Перлигоса еще кто-то как-то боится, то Вторлигоса, можно сказать, вообще за человека не держат и все, кому не лень, насмехаются над ним бесстыже прямо в глаза. Хотя, будучи Вторым, временно исполнявшим обязанности Первого, и относясь к порученному делу ревностно, он оставил после себя глубокий след, который до сих пор некоторые реакционеры тщетно пытаются из нашей памяти вычеркнуть. Главное, он сразу и откровенно сказал жителям нашей страны, что быть здоровым, богатым и сытым лучше, чем бедным, больным и голодным. Это было что-то новое. Революционное. До того мы и сами так думали, но вслух не решались высказать, разве только шепотом, на кухне и сугубо между своими. А тут во весь голос по всем каналам ТВ, и мы поняли, что наконец-то свершилось то, о чем мечтали многие поколения: к власти пришел наш человек, прогрессивно мыслящий, деятельный, реформатор и демократ. Его демократизм проявился в том, что, проводя реформы, он учел мнение не только сограждан, но и братьев наших меньших, и еще более меньших (в смысле меньших, чем меньшие) сестер, то есть наших коров, которые не желали признавать переходы времени с летнего на зимнее и наоборот, в знак протеста мычали и сильно понижали удои. Он отменил зимнее время, сократил количество часовых поясов, и молока у нас стало хоть залейся. Четыре года жили мы по коровьему времени, пока бывший Перлигос опять не стал настоящим и не повернул время обратно к зиме. После чего снова сильно похолодало. Таким образом от всех нововведений нашего реформатора практически больше ничего не осталось, кроме мысли, его пережившей, что все-таки, как ни крути, а быть здоровым, богатым и сытым лучше, чем бедным, больным и голодным. Четырех лет ему не хватило на большее. И прав был некто Корней Чуковский, когда-то заметивший, что Россия – это такая страна, где надо жить долго. В других странах это необязательно. В другой стране пожил немного, построил дом, родил сына, посадил дерево, принял участие в выборах, ну и хватит, уступи место другим. Потому что там, сколько ни живи, ничего интересного не дождешься. Даже во власти. То левые правят, то правые левят, а в чем разница? А ни в чем. То ли дело у нас.
Один как взберется на вершину, так ни за что оттуда не слезет. В этом смысле Вторлигос, побывав Перлигосом, предъявил себя народу как исключение. Четыре года побыл, поправил, в одну маленькую войну поиграл. Хотел еще кое-какие идеи осуществить относительно времени. Например, количество месяцев уменьшить с двенадцати до четырех и называть их понятно по-русски: весенник, летник, осенник и зимник, причем началом весны считать день, который раньше назывался первым января, а по новому стилю стал бы первым весенника. В этот же день согласно плану Вторлигоса следовало отмечать Рождество Христово, Новый год, День защитника Отечества, а потом даже и Светлую Пасху подтянуть к тому же числу.
Но все свои идеи провести в жизнь он не успел, возможно, как раз ввиду обратного течения времени. Потому что истинный Перлигос, ставший на время Вторлигосом, давший ему покататься на своем трехколесном мотоциклете, вскоре забрал свое средство катания обратно и стал опять не только истинным, но и формальным Перлигосом. Ну вот, порассуждавши о том о сем, я в описании проезда Вторлигоса решил обойтись без подробностей, потому что это было примерно то же, что мы уже видели, но в более разжиженном варианте. Мотоциклистов спереди было не сорок, а только двенадцать и сзади четыре. Ехало Второе лицо не на мотоцикле, а в открытой машине. Перья у него были пореже, а клюв не больше куриного. Реанимобиля и ветеринарной помощи я в его сопровождении вообще не заметил, а инкассаторская машина была на четыре размера скромнее – бронированный «Форд Фокус», в багажнике которого, по-моему, больше двух чемоданов валюты никак не поместится.
