13. Эксперты
У меня вся неделя прошла в каких-то бесполезных делах и пустых хлопотах. К этому времени подоспело пространное письмо от Алексея. Согласно его выводам, все рассказы, что я ему прислал, написаны разными авторами. Проведя психолингвистический анализ, он со всей определенностью заключил, что эти тексты никак не мог написать один человек. Разве что это неизвестный гений, непревзойденный мастер пародии и литературной мимикрии.
Другого эксперта, коего следовало побеспокоить, я знал очень давно и очень хорошо. Мы дружили уже много лет. Евгений, как его звали, являлся сильным, грамотным айтишником. Программистом еще старой школы, и, в отличие от Ромы-Тренда, слыл великим эрудитом, большим умником и жутким бабником. Когда нас знакомили, оба мы были сильно моложе нынешнего своего состояния, да и выглядели значительно стройнее и веселее чем сейчас.
Если под «хакером», понимать человека, любящего суровые творческие преодоления или обход каких-либо ограничений, то Евгений такому определению вполне соответствовал. Более того, он подходил и под узкое понятие хакера — был компьютерным специалистом не стеснявшим себя узкими рамками законодательства. Вообще, хакеров разделяют на семейства, виды, и подвиды, из коих основными семействами являются черные шляпы (black hat) и белые шляпы (white hat). Первые — это киберпреступники, тогда как последние — спецы по информационной безопасности, в частности, сотрудники крупных компаний. Туда же относят и айтишников-исследователей, не нарушающих закон. В случаях же незначительных и неопасных нарушений применяют термин серые шляпы (grey hat). Такие обычно остаются вне интересов служб информационной безопасности. Еще в Сети обитают скрипт-кидди (script kiddie) — самые обычные лохи, не умеющие писать свои программы, неспособные оценить ситуацию, ничего не понимающие в программировании, но пытающиеся произвести впечатление на других, поэтому лезущие куда угодно и как угодно. Обычно они используют чужие наработки. Настоящие хакеры их презирают и за своих не считают. Еще хакеров очень часто путают с крэкерами — компьютерными взломщиками, но в последнее время понятие «хакер» используется ко всем сетевым преступникам без разбора: собственно хакерам, крэкерам и даже к скрипт-кидди.
Евгений же менял «шляпы» по личному усмотрению в зависимости от необходимости и собственного желания, справедливо полагая, что дело не в шляпе, а в голове. А голова у него была светлая и холодная. Он не брезговал ничем, будучи убежден, что цель оправдывает средства, если цель того стоит, а средства не доставляют кому-нибудь реального зла.
Женька не только сам был компьютерным гением, но и научил меня множеству приемов и разных ловких фокусов, что значительно облегчили мою профессиональную жизнь, как системного администратора. Большинством из того, что имею как профессионал, я обязан ему. То, что он старше меня на пару лет, позволяло ему поддерживать со мной снисходительно-покровительственный тон. Но время и рост энтропии — главные враги всего сущего, да и сама жизнь, что называется, разбросала нас. Потом у Евгения начались какие-то нелады с законодательством, и мой друг на какой-то период исчез с горизонта. В результате наши спорадические контакты свелись к случайным обменам репликами на профессиональных форумах и нерегулярной электронной переписке.
Как-то раз была у меня с ним такая договоренность — за помощью друг к другу обращаемся в случаях действительно крайних, а не по пустякам. У меня такая необходимость появлялась дважды, а у него — трижды, поэтому, при желании, я мог считать его своим должником.
В настоящий момент Евгений давно уже покинул пределы родного отечества, и о местах, где он сейчас обретался физически, я мог только догадываться. Свое местоположение он тщательно скрывал, а отследить источник его сообщений не представлялось возможным — Женька всегда умел мастерски путать следы. Правда, у меня сохранялось несколько адресов, что еще могли отвечать, и ряд мест в Сети, которые Евгений неизменно посещал под разными никами. Оставалось придумать и написать такой текст, чтобы не засветиться самому, не раскрыть Женьку, но при этом дать ему понять, что я — это я, и что со мной надо бы связаться. Чем быстрее, тем лучше.
Пришлось долго думать, прежде чем удалось найти слова по смыслу понятные Евгению, но недоступные окружающим. После ряда попыток у меня получилось такое письмо:
Привет, бродяга. Как жизнь? Терминал не глючит? Как работа? Больше не будешь мир спасать? Маша передает привет тебе и своей подруге. Каждому в отдельности, как ты понимаешь. Когда сможешь, свяжись со мной, это важно, твоя помощь нужна. У нас — 2:3, если не ошибаюсь.
Женька мужик умный, догадливый, должен сообразить.
Упомянутая мною Маша была еще одним потенциальным экспертом. На сей раз по изобразительному искусству. Теперь это известная европейская художница, и с ней тоже надо было встретиться, поскольку она профессионально знала современную художественную тусовку. Что называется — владела материалом. Но не так, как Алексей, а как бы с другой стороны. Под авторским псевдонимом «Мария Петроградская» она писала прекрасные, удивительно жуткие в своей реалистичной яркости и убедительности картины постапокалиптического содержания. Ее творчество парадоксальным образом сочетало отчаянную безысходность с каким-то неукротимым в своем безумии нечеловеческим оптимизмом. На ее полотнах царило буйство красок, игра солнца и небесной синевы. А под этой самой солнечной синевой стояли покинутые и частично разрушенные дома, технические сооружения, военные объекты. Заброшенные автомобильные эстакады, мертвые предприятия, города-призраки в силу неизвестных причин оставленные людьми. Полуразвалившиеся небоскребы, заросшие неистовой зеленью с торчащими тут и там проржавевшими скелетами техники и каких-то строительных конструкций. Многочисленные обломки погибшей цивилизации, где-то опасные, где-то безвредные, но чаще всего просто ставшие фоном новой красочной и безудержной, но совершенно безумной жизни. Жизни более совершенных, чем ныне, существ: разноцветных насекомых, крупных пауков и гигантских многоножек, ползающих по оставшимся архитектурным шедеврам, захваченным буйными растениями и яркими агрессивными грибами. Жизнь на этой планете сохранилась, но возник другой мир, где нет ни одного позвоночного, не говоря уж о людях. Но не мне писать о современном искусстве — артритик из меня не получится.
С Машей дела обстояли проще, чем с Евгением. Они никуда не пряталась, и послать ей сообщение можно было всегда, а позвонить — почти всегда. В самом начале своей художественной карьеры она тесно дружила со мной, а однажды я, при помощи Евгения и Алексея, помог ей выпутаться из сложной юридической западни, куда ее заманила ближайшая подруга. Эта пронырливая девушка хитростью заставила Машу подписать кабальный договор, и только усилиями очень грамотного юриста, рекомендованного Алексеем, удалось выправить ситуацию. В результате все устроилось больше чем удачно: Маша получила выгодное предложение, от которого не смогла отказаться, и с тех пор жила в основном в Германии, разъезжая по миру и устраивая персональные выставки. Галеристы очень ценили ее, и продавали созданные ею полотна за весьма неплохие деньги. Работала Мария потрясающе быстро, причем без потери качества. Творческий пыл художницы сдерживала только опасность обесценивания перепроизводством. Многое она не продавала вообще: складировала, тайно хранила и никому не показывала. Ну, почти никому. Короче, без денег не сидела. Только в текущий год в результате всем известных событий продавать ее работы стали реже, а покупать заметно хуже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
