Рейтинговые книги
Читем онлайн Золотое сечение - Кирилл Шишов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 63

Неудивительно, что именно Зданевича, понимающего его с полуслова, взял с собой на конгресс профессор, поручив ему довести до конца деликатное дело подписи и утверждения учебных планов потока, фактически существующего уже два года. Была, правда, устная договоренность с начальником отдела, устное «добро» от одного из замминистров, но до подлинного утверждения в текучке канцелярщины пока дело не дошло. А ведь к марту люди выходили на дипломы — реальные, качественные, выстраданные авторами на двести процентов. Грачев беспокоился за судьбу своего детища, и потому с надеждой повторил вопрос понятливому Зданевичу.

— Видите ли, Стальрев Никанорович, Запольский в отпуске, а референт Гудкова третий день возит иностранную делегацию по вузам. Я наводил справки: «де факто» — резолюции нет. Я, правда, раскопал интересный документ «Положение о рабфаках» 38-го года, там есть абзац…

— Ты мне не крути. Запольский, может, за три года уехал отпуск использовать. С ним по телефону не поговоришь. Сколько тебе дней еще надо — продлевай командировку, езжай к нему хоть в Ялту или в Афон, но дело доведи. Я Задорину твердое слово давал: будет у него инженерный диплом, понял?

— Но, может быть, использовать один двусмысленный абзац как аргумент? Его никто не отменял, я в «Сводном томе приказов по высшей школе» сверялся…

— Кто мне дипломы выдавать разрешит, чудак? Мне людям документы выдавать пора, а ты архивы листаешь. Чтобы подпись к январю была — хоть встречай Новый год на письменном столе у Запольского. Понял?

— Понял, Стальрев Никанорович. Я вот еще… насчет японца?

— Давай, есть идея?

— Он у нас мог бы на обработку шлаком в полглаза взглянуть, а?

Обработка синтетическим шлаком стали после разливки в ковше была только что внедрена на опытном участке в Харькове. Грачев и Зданевич были авторами изобретения, хотя профессор и стоял, не чинясь, в авторском свидетельстве вторым. Он понимал, что молодой человек жаждет признания и быстрого результата, но хлопоты по предыдущим лицензиям охладили пыл профессора.

— Ты, Юрий Викторович, знаешь, для чего они лицензии покупают? Чтобы потом нас обходить, пока мы раскачиваемся. Своей металлургии служить надо, а мы рады растолковать им все, простаки…

— А я загадкой ему, Стальрев Никанорович, «ноу хау» — ни слова, а эффект, подготовку — как в американском бриффитце. Не может быть, чтобы он не загорелся, он же книгу «Ванадий в конверторном производстве» написал. Читали?

— Читать-то, читал. Это тебе не цеховой комполка — это ученый. Знаешь, как японцы американцам нос утирают? Патенты скупили, повысили квалификацию — и дуют дальше, Нет, Юра, подожди. Поговорим в совнархозе. До каких пор мы идеи за кордон поставлять будем, обидно, честное слово…

И Грачев с ответной напускной улыбкой встал навстречу осклабленному всеми вставными золотыми зубами японскому коллеге, быстро говорящему что-то на английском языке. Зданевич исчез, словно его и не было рядом.

IV

Заведующий кафедрой Николай Иванович Кирпотин уже полтора года исполнял обязанности профессора строительной механики, или, по-старинному, был экстраординарным профессором. Это звание возвышало его в собственных глазах, и он снисходительно смотрел сквозь пальцы на чудачества жены, которую на старости лет одолела мания приобретательства; какого-то фанатического поклонения полированным гарнитурам, трельяжам, румынским креслам и чешскому искусственному хрусталю. Испуганная робкая тридцатилетняя женщина, которую он спас от одиночества после ареста мужа, теперь стала завсегдатаем комиссионных и мебельных магазинов, с решительными манерами покупательницы, знающей, как и от кого нужно получить требуемую записку, кому позвонить, если на базе появились импортные серванты с фигурными стеклами. Она начала следить за модой и в числе первых в городе носила элегантные шерстяные костюмы. Сам Кирпотин предпочитал не входить в эти мелочи. Однако он ценил их, с удовольствием облачаясь по утрам в трикотажное импортное белье вместо былых привычных полотняных кальсон или по вечерам устраиваясь для чтения возле роскошной немецкой лампы-бра с тройной подсветкой, заменившей старую черную и нелепую чугунину… Одна только мысль беспокоила его: у него не было ученых регалий. Будь они при нем — круговорот его успехов получил бы должное завершение не только в собственных глазах, но — главное — во мнении всех окружающих. Это был бы достойный пример бескорыстного служения идеалам, когда никакие соблазны и искушения не повлияли на него в молодые годы, и за это жизнь воздала ему в старости…

Однако Кирпотин печально сознавал, что написать диссертацию в свои шестьдесят он уже не в силах. Порой взоры его ищуще обращались к буйной тридцатилетней молодежи, быстро заполнявшей места на новой кафедре, но тут же он про себя печально констатировал: нет, не доросли они еще до понимания сложности его положения и деликатности, которой бы ему хотелось от них видеть в таком щепетильном деле… Они, выросшие после войны, не знавшие трепета перед священным для него званием «инженер», только потешались за его спиной над чопорными манерами, над педантичностью и математической логикой, с какой он пытался руководить кафедрой. Конечно, он не добивался для них квартир или путевок в дома отдыха — на это есть профсоюз, считал он. И кафедра игнорировала его. В перерывах все толпились в курилке, шумно обсуждая литературные новинки или театральные премьеры. Его не приглашали на новоселья и рождения бесчисленных Марианн, Элеонор и Русланов, которыми обзавелись юные сотрудники. Пропасть, разделявшая его и молодежь, продолжала осязаемо существовать даже на заседаниях кафедры, где его распоряжения встречались молчанием, а распределение учебных часов — ироническими улыбками.

Однако Кирпотин стоически нес свой крест, по конспектам читая положенные лекции, долгими вечерами овладевая задачами по строительной специфике, читая положенные журналы и литературу. Он даже опубликовал несколько статей, рассчитывая этим привлечь внимание к новой специальности института, и с удовольствием принимал участие в заседаниях городского научно-технического общества, где мало знали о его трениях на кафедре или в вузе. Словом, он притерпелся к некоторым неудобствам, связанным с руководящим постом, и скромно пользовался благами своего повышения. Только одно смущало его в эти два года: руководство особым потоком строителей, созданным по приказу ректора из опытных производственников. Дело было не в том, что он сознавал себя недостаточно компетентным в общем руководстве (контакт с Мильманом, умело сократившим математические курсы, обеспечивал основное усвоение материала добросовестными прорабами и начальниками участков), а в том, что вокруг этого дела шла непонятная для него скрытная деятельность, выражавшаяся в непрестанных указаниях, личных записках, просьбах о перенесении проектов и зачетов, которым он не мог не внимать, будучи слишком обязанным ректору и декану. Эта раздвоенность между природной, привычной щепетильностью и постоянными уступками изматывала его, заставляя все чаще прибегать по ночам к валерьянке, настою пустырника и прочим успокаивающим средствам. Необычайно волновала его неопределенность правового статуса потока производственников. Прошел год, как Грачев обещал получить санкцию в министерстве на учебные планы, составленные Кирпотиным с присущей ему скрупулезностью и добросовестностью. Но ответа так и не приходило. Слишком необычным было двухлетнее обучение инженеров, пусть даже имеющих дипломы техников…

Но сегодня, на исходе декабря, Кирпотин был настроен оптимистически: ректор был в столице с намерением довести дело до конца, а такому человеку нельзя было не верить, и к тому же поток успешно сдавал последнюю зачетную сессию. Некоторые из его студентов были Кирпотину откровенно симпатичны, и среди них экстраординарный профессор находил успокоение своим нервам и заботам, встречая сочувствие и понимание. Он даже жалел, что скоро расстанется с этими угловатыми, прокуренными на заседаниях и планерках людьми, бронзовыми от постоянного пребывания на воздухе и недоверчиво-скептичными ко всему, что не касалось их личного, выстраданного опыта. Человек пять из них, если говорить честно, таки не сдали ему положенного минимума задач, и он решал их вместе с ними. Он вновь вспомнил дни юности, рабфак, где так же по слогам разбирались уравнения, и эти нынешние ветераны — зубры строек и новички по части, эпюр-стали были ему как-то роднее и ближе, чем сотни прошедших с блеском на его экзаменах. Главный инженер треста Задорин, за которого особенно часто приходилось переживать Кирпотину (Грачев постоянно требовал информировать именно о нем), после утомительно долгого экзамена, когда удалось самому решить несложную, но заковыристую задачку, так и сказал, довольный и чуточку смущенный от собственной находчивости: «Ну, Николай Иванович, вы теперь наш царь и бог. Задачки-то, конечно, пусть нам и не решать на работе, а хватка, как ни крути, появляется. Теперь техотдел у меня попотеет — я им задачек накидаю…»

1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 63
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Золотое сечение - Кирилл Шишов бесплатно.
Похожие на Золотое сечение - Кирилл Шишов книги

Оставить комментарий