— Какая подлость, какая низость — торговать своим отечеством!.. Большего преступления я не знаю.
Завойко тяжело поднялся, позвал офицеров и приказал им сейчас же ехать в Петропавловск и задержать Лохвицкого.
Потом он вновь обратился к капитану:
— Вот война уже и началась! И вы, можно сказать, приняли первый удар.
Но Максутов только грустно улыбнулся.
Его осторожно уложили в телегу на сено, и подвода двинулась к Петропавловску, в госпиталь.
К вечеру офицеры, разыскивавшие Лохвицкого, доложили Завойко, что Лохвицкого в городе нет.
Глава 4
На рассвете Ваня Чайкин подошел к дому Завойко. Оглянувшись по сторонам, он юркнул в отверстие в дощатом заборе и осторожно постучал в оконце флигелька, в котором обычно спал Егорушка.
Вскоре приоткрылась створка рамы, и оттуда выглянул заспанный денщик Кирилл:
— Ты чего это, малый, спозаранку людей тревожишь? Опять куда-нибудь Егорушку сманивать будешь?
— Дяденька Кирилл, — умоляюще зашептал Ваня, — в бухту же военный корабль идет!.. Паруса белые, пушки на борту! Разбудите Егорушку… Нам беспременно корабль встретить надо!
— Да чей же корабль — русский или иноземный? — полюбопытствовал денщик.
— Наш, дяденька! Люди сказывают — это фрегат “Аврора”. На нем мой батя плавает. Разбудите Егорушку, дяденька!
— Ахти, дела какие! — засуетился Кирилл. — Сейчас, сейчас!
Он отошел от окна, но вскоре вернулся:
— Твоя правда, малый. Она самая подходит, “Аврора”. Василий Степанович с офицерами встречать пошли. И Егорушка за ними увязался.
Ваня, раздосадованный тем, что не ему первому удалось сообщить Егорушке новость о приближении “Авроры”, помчался к порту.
Здесь уже собралось почти все население Петропавловска. Ведь “Аврора” была первым русским военным кораблем, который входил в порт в дни томительного ожидания неприятеля.
В толпе горожан Ваня заметил мать.
— Где ты пропадаешь с самого утра! — подозвала она сына. — Постой со мной! Сейчас, может, отца увидим…
Фрегат, обогнув узкий мыс Язык, вошел во внутреннюю Петропавловскую бухту. Ветерок еле тянул над бухтой, и “Аврора” приближалась к берегу медленно, словно из последних сил.
У самого берега, не спуская глаз с фрегата, стоял Завойко с офицерами.
Немного поодаль от них Ваня заметил Егорушку и пробрался к нему.
— Ушел — и не сказался! Ладно же! — упрекнул он приятеля. — А только я все равно “Аврору” раньше твоего увидел… с Сигнальной горы…
— Ваня, смотри! — показал Егорушка на корабль. — Паруса-то у него рваные… и грот-мачты нет…
— Они, наверное, морской бой приняли. Вот и понесли потери, — деловито заметил Ваня,
Наконец фрегат бросил якорь. С него спустили шлюпку. В ней разместилась группа моряков, и шлюпка направилась к берегу.
Когда она с сухим треском врезалась в прибрежную гальку, капитан Изыльметьев с неожиданной для его возраста ловкостью выскочил на берег счастливо засмеялся.
Завойко шагнул ему навстречу.
— Сердечно приветствую вас с возвращением на родину! — проговорил он, протягивая вперед обе руки.
— Спасибо, ваше превосходительство! Еще никогда в жизни с такой радостью я не сходил на родную землю!
Завойко и Изыльметьев дружески, будто были давно знакомы, обнялись и поцеловались.
Изыльметьев представил Завойко своих офицеров; тот, в свою очередь, познакомил капитана со своими сослуживцами.
После этого Завойко пригласил всех к себе в дом.
— Одну минуточку, ваше превосходительство! Есть неотложное дело…
Изыльметьев коротко передал, что произошло с “Авророй” в порту Кальяо, как они плыли через океан, как сильно измучен экипаж.
— На фрегате шестьдесят больных: цынга, истощение… Прошу вашей помощи!
— Все к вашим услугам, капитан, — сказал Завойко и, обернувшись к своим офицерам, приказал немедленно поместить всех больных с “Авроры” в госпиталь, не жалеть для питания никаких продуктов, обеспечить всех молоком и овощами.
Из толпы отделилась Настя Чайкина и, подойдя к Завойко, поклонилась ему:
— Рассчитывайте и на нас, ваше благородие! В гошпитале-то всем тесно будет, можно какую толику матросов и по домам взять. Подкормим, поставим на ноги, уж будьте покойны! — Вы как, капитан? — спросил Завойко.
— Спасибо за доброе сердце! — кивнул Изыльметьев. — Матросы охотно воспользуются этим.
Он отдал приказание, и шлюпка с офицером направилась обратно к фрегату.
Вскоре с “Авроры” на берег начали свозить больных матросов.
Настя с нетерпением приглядывалась к каждой шлюпке. По ее встревоженному лицу Ваня догадался, что отца все еще не было. Сердце его сжалось.
— А ты капитана спроси! — тихо посоветовал Ваня. — Он же все знает.
Настя не выдержала и подошла к Изыльметьеву:
— Ваше благородие, муж у меня на “Авроре”, матрос Чайкин Василий. Он как — тоже болен? Иль что похуже приключилось?
— Здоров, здоров ваш Чайкин! — поспешил успокоить ее капитан. — Какие свалились, а он все еще на ногах держится. Крепкий матрос, надежный. Да вон он матросов в лодке везет.
Настя с Ваней подбежали к воде. Лодка вскоре врезалась в гальку, и Чайкин первым спрыгнул на берег.
Настя пошатнулась, точно ее кто толкнул, и еле слышно позвала:
— Василий!
Матрос оглянулся:
— Настя!..
Женщина припала к груди Чайкина и заплакала.
— Ну, будет, будет, — с напускной грубоватостью проговорил Чайкин. — Чего реветь! Не покойник ведь, а живой. — И он обернулся к матросам в лодке: — У баб поплакать — первое дело. С горя плачут, с радости плачут…
Ваня дернул мать за руку и покосился на матросов:
— Будет тебе, мамка!
Настя оторвалась от Василия и с гордостью показала на мальчика: — Сын твой…
— Ванюшка?! — Чайкин подался вперед. — Эко вытянулся!
Мальчик недоверчиво, робко топтался на месте.
— Не узнал папаню! — усмехнулся Чайкин.
— Узнал, — ответил Ваня. — Враз узнал.
Чайкин обнял сына за плечи и притянул к себе:
— Немудрено и отвыкнуть: совсем ты махонький был, когда уезжал я.
Матросы с улыбкой наблюдали за встречей своего товарища с женой и сыном.
Настя вытерла слезы и, кивнув на лодку, сказала Василию:
— Чего дружков томишь! Давай к нам приглашай.
— Я и то думал! — просветлел Чайкин. — А уместимся в хибарке-то?
— В тесноте — не в обиде. — Настя поклонилась матросам: — Милости прошу, передохните у нас!
— Так ты веди их, — сказал Чайкин, — а мне еще на фрегат нужно. Ванюшка, хочешь со мной на “Аврору”?
