Они почти дошли до северной границы города. Здесь внимание Урука привлек взлохмаченный малыш, который захлебывался в истерике посреди улицы:
— Домо-о-о-о-ой! Хочу домо-о-о-ой!
Мать дернула его за руку.
— Мы идем смотреть на папу!
— Не хочу-у-у-у! — Мальчик топнул ногой.
Мать схватила сына за шиворот и встряхнула.
— Замолчи, или у тебя сейчас появится причина для воплей! Ты все понял?
Урук улыбнулся. Есть вещи, которые остаются неизменными и в джунглях, и в городе, веком раньше и веком позже.
— Противная! — фыркнул парень.
Мать отпустила его рубаху и потащила за собой за руку. Они дошли до последних домов, и тут оба замерли, мать и сын. Перед ними простиралось обширное пространство выжженной земли.
Ни ферм, ни полей. Дома, амбары, сараи — все сожжено, а на пустыре возник военный лагерь. Множество вооруженных мужчин среди черного пепла.
— Мама, мама, где травка?
— Пропала травка, сынок.
— И ее больше никогда не будет?
— Не знаю, милый.
Урук проводил взглядом мать и сына, исчезнувших в толпе зрителей. Некоторые зеваки проводили время со вкусом. Какая-то богатая женщина в сопровождении целой толпы рабов расположилась на ковре и вкушала жареное мясо с медовыми сластями. Тумак с дочерью тоже, должно быть, находятся где-то неподалеку.
— Спокойно, Пес. Нам туда не надо.
Урук оглядел строения на окраине города. Среди них было два трехэтажных здания, из широких окон которых открывался вид на поле боя.
— Здесь и устроимся.
Почему-то Уруку больше приглянулись окна, выходившие на восток. Из окон некоторых домов уже торчали головы любопытных, но один стоял совершенно пустой. Похоже, это был бордель с кабаком и кухней на первом этаже и комнатами «для гостей» в двух верхних.
— Торопились, — заключил Урук, увидев широко распахнутую дверь. Они преодолели баррикаду из сломанной мебели и оказались в зале первого этажа.
— Уютно, — хмыкнул Урук.
Здесь как будто пронесся смерч. Мебель опрокинута и поломана, на стенах и на полу толстый слой грязи. Пива ни капли. Урук в который раз подивился, что именно превыше всего ценят люди. В кухне пес обнаружил несколько кусков соленой свинины и мешок муки. Чуть дальше — груда гнилого инжира, вокруг которой по полу растеклась лужа густой вязкой жижи. Над лужей роились мухи, а края ее уже подернулись тонкой пленкой светло-зеленой плесени. Урук разыскал большую керамическую миску, треснувшую и с отбитым краем, но вполне пригодную для воды. Поднимаясь наверх, обтер ее от пыли.
Миновали ряд комнатушек, пустые дверные проемы которых выходили в коридор, и добрались до комнаты побольше, где обнаружили обширное спальное место, столик и скамеечки. Главным достоинством помещения было большое окно с видом на северное поле.
Урук налил в миску воды для пса, поставил ее в угол. Потом переместил обе скамейки к окну и уселся на одну из них. Пес вспрыгнул на вторую.
Осматривая поле, Урук осознал, что видит настоящую войну впервые в жизни. То, что он заметил с улицы, было лишь малой частью сил Кан-Пурама. Войско растянулось вдоль всей северной границы города. Громадное войско. Уруку приходилось наблюдать за необозримыми стадами антилоп и буйволов, бок о бок друг с другом стремящихся к новым пастбищам. Но и эти стада не могли сравниться с массой людей, выступивших на защиту города. Сверху лагерь напоминал огромный термитник. Люди стояли, как муравьи, одинаковые и ничего не значащие в одиночку. Падет один — его заменит тысяча. Как насекомые. Десять тысяч в поле, пять тысяч наготове.
В двух десятках саженей от наблюдательной позиции Урука возвышался высокий шатер. Возле него на шестах реяло больше дюжины знамен, каждое с символами храма, секты или семейства. На одном — шестиконечная звезда. С другого смотрит немигающий зеленый глаз, окаймленный языками желтого пламени. Единственной знакомой эмблемой оказалось изображение богини Каллы, похожее на статую, за которой он прятался в зиккурате в Уре. Пламенеющий глаз почему-то приглянулся Уруку больше всех остальных символов.
Он все еще глазел на флаги, когда услышал крик снизу:
— Эй, ты, в окне!
Урук высунулся и увидел молодого воина. Через плечо у него висела булава. На щеках темный пух. Судя по мускулистым рукам и шее — пастух или крестьянин, знакомый с тяжелой работой не понаслышке. Не нищий: у ног свалены добротные кожаные доспехи. Поножи он уже нацепил.
— Слезай! Пора в бой!
— Нет, я нездешний. Ваши боги — не мои боги.
— Но когда мы победим, жить в Кан-Пураме станет лучше.
Парень нагнулся, поднял нагрудник.
— А вы победите?
Воин указал на шатер.
— Они уверены в победе.
Конечно. Нума перед большой охотой всегда подбадривала племя, убеждала в успехе и призывала удачу. Даже когда сама сомневалась в исходе. Он настолько сблизился с ней, что научился угадывать ее мысли.
— Скоро начнется ваша война? — спросил Урук.
— Говорят, нифилимы подойдут к полудню.
Собеседник уже приладил почти все доспехи и выглядел воинственно, хотя и походил на жука в прочном панцире. К тому же, ему было очень жарко. Латник расправил плечи, стукнул себя в грудь кулаком. Нагнулся, подобрал булаву.
— Постой! — крикнул Урук.
Воин обернулся.
— Что тебе?
Урук сам не вполне понимал, чего он хочет. Кажется, он собирался подбодрить этого парня, но подходящие слова не шли на ум. Пожелать ему быть сильным и бдительным, держать глаза открытыми. Не зарываться, не отрываться от своих. Следить за друзьями, помогать им. Но слова ничего не значили, потому что сам Урук не собирался участвовать в битве.
Так ничего и не придумав, Урук вскинул над головой сжатый кулак. Знак силы у его народа, который, кажется, был понятен всем.
Парень тоже вскинул вверх сжатый кулак. Немалый, но в сравнении с кулачищем Урука совсем детский.
— Куда эти нифилимы провалились, — проворчал Урук, развалившись на подоконнике. Спина и ноги уже затекли от долгого ожидания. Ему казалось, что за всю свою жизнь он не сидел так долго на одном месте. Солнце уже ползло к горизонту, скоро вечер, но на севере не было заметно ничего, кроме клубов пыли и пепла. Пес высунул нос в окно, понюхал воздух и тут же отпрянул, как будто получил по морде.
— Радуйся, что под крышей сидишь, — лениво проворчал Урук.
Он сочувствовал людям, ждавшим на солнцепеке. Стояла ужасная жара, водоносы сновали среди солдат, но воды все равно не хватало. Урук вспомнил свой путь через пустыню и стал размышлять, сколько бы смог протянуть без воды, но тут в поле что-то неуловимо изменилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
