в искушении, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
— Аминь! — Аминь! — Аминь! …
— Слава Богу! — облегчённо прошептал Сашка и жадно вцепился в отжаренные окорока перепелки.
— А теперь, приятного всем аппетита! — пожелал староста и за огромным столом поднялся шум.
Марья Петровна принялась за Юру, аппетит которого был нагулян ещё в обед. Садовский, в свою очередь, вернулся на свое прежнее место, возле барона.
— Мы ведь люди культурные, — начал рассказывать гостям хозяин табора. — Да, мы все артисты. Когда-то цыганская музыка и цыганские голоса очень ценились. Нас часто приглашали давать концерты в Москве, Ростове, Киеве, а некоторые знатные и на дом звали нас, чтобы петь… Были… были времена. Вот это вся наша труппа, — окинул он рукой свой табор. — Мы — музыканты и певицы. Но, вот, революция, советская власть… — цыган вздохнул и оперся головой о руку, — и наша песенка спета… А что нам оставалось делать? Хватит! Были мы кочевниками, ими и останемся… М-да… Деваться некуда. Это единственный выход, чтобы нам выжить… А я был тогда ещё у них конферансье, и как вёл их на концертах, так веду их и в пути.
— И не только поэтому! — вставила Симза. — Ты ещё играл главную роль в оперетте «Цыганский барон» Шница и Штрауса. Оттуда и пошло твоё звание.
— Да, славная была оперетта… Такая уж у меня работа, — цыган улыбнулся. — Я очень ценю искусство, и уверен, что оно дается нам свыше, как незаслуженная награда. Поэтому меня так интересует христианство. Не даром я это чувствую. Не даром с ним так яро борется советская власть. — Садовский поперхнулся. — Что-то в нем всё-таки есть, — заключил барон, уходя в своей задумчивости. — Сын мой, Панек, ты согласен со мной?
— Да, дàдо! 11
— А ты, моя Шофранка?
— Да, камэлпэ жянàв.12 — тихо ответила она, потупив глаза.
— Ох, у меня самая прекрасная невестка! — довольно размахнулся барон, а Шофранка еще более засмущалась. — Тхó лáскэ чя'ё!13 — сказал он кому-то, ухаживая за гостями. — Вы играли и пели, — продолжал он, — и это коснулось меня. Я понимаю и чувствую музыку… Это великий дар.
Свято верно, что есть над всеми нами некая сила, непостижимая сила, которая повсюду окружает нас и присутствует везде. Она дала всему начало и движение: восходу и закату, смене дня и ночи, приходам разных времен года, пробуждению травы и полету птиц, потоку рек и… потоку крови по жилам.
— И эта сила- Бог, — сказал Роман.
— Да, я верю. Он есть. Я это ощущаю.
— Он есть Альфа и Омега, начало и конец. Наш Бог- Иегова.
— Объясните мне, что это христианство? Как это жить по-христиански? Я видел много людей, которые называли себя христианами. Они регулярно посещали церковь, молились, ставили свечи, но их богомольный вид тотчас улетучивался, когда они были дома или где угодно за пределами церкви. Я не знаю всех истин и где она; но я понимаю, что это не оно, что это не христианство.
Вы- христиане, и вы совершенно другие.
— В Библии, в Евангелие от Иоанна три шестнадцать написано так: "Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную."
Господь по своей великой любви к нам послал Иисуса Христа на землю, чтобы дать нам спасение и надежду. Быть христианами значит быть как Христос.
Каков же был Христос?
Он всю свою жизнь посветил служению Богу и ни секунды для Себя. Вот она, жизнь христианина.
— Но в чем же смысл этой жизни? Неужели есть удовольствие в смерти этого Святого или в том, что вы сейчас так мучайтесь и скитайтесь?
— Да, есть. Сын Божий пострадал, потому что был послушен Своему Отцу, и мы имеем наказания в этом мире за то, что слушаемся Бога и преданы Ему и только Ему.
Мы не считаем это страданием, но, напротив, радостью, — Роман говорил с улыбкой на лице и благодарил Господа за такую возможность. Романа слушал не только барон и молодые, но и все остальные цыгане. Они оставили все переговоры, всю возню и суету. Они слушали.
— Радостью? — удивился барон.
Леонида весь этот разговор начал раздражать. Пустой желудок скручивал его изнутри, и он надеялся, что сейчас-то утолит несносный голод и ему станет легче, но эта беседа была хуже мук голодной смерти. От неё Садовского не то чтобы скручивало, а изворачивало изнутри. Лакомые обжаренные кусочки мяса застревали поперек горла. Тихону стоило делать постоянные над собой усилия, чтобы проглотить что-либо, а глотать нужно было в любом случае.
— Да, радостью. Какая же это привилегия и честь нести бремя во имя веры, понимая, что это всё на земле быстротечно и временно.
— Интересные у вас понятия, — погладил бороду цыган.
— Это не наши понятия, это- учение Иисуса. Он предупреждал нас: "В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир."14 Всё пройдёт и перейдет, но Слово Бога не переменится.
— Вы говорите «временно». Что же потом?
— Наша жизнь пишется. Все наши поступки, дела, слова, решения записываются в Божьей книге. Когда настанет время, Он ее раскроет и по всей справедливости и милости будет давать каждому свою награду.
— В чём же заключается эта награда?
— Вечная жизнь.
— Вечная жизнь, — эхом вторил удивленный барон.
— Вечная жизнь в райских условиях. Тогда будет уничтожено зло и Бог будет править всей землей в мире и гармонии. "И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло."15
— Поражен каждому вашему слову! Чувствую, как огонь пылает и охватывает мою грудь. Что же мне нужно делать, чтобы достичь?
— Верить. Покаяться в своих грехах, признать свою нужду и принять прощение. Дальше- жить для Бога, оставить всё своё, получив полную свободу.
Барон выслушал и покачал головой:
— Знаете, мне многое нужно рассказать Богу… Покаяние. Как же мучает человека его прошлое. Как же нуждается человек в прощении и обновлении…
Должен буду поведать вам одну историю, которая глубоко впечатлила меня и заставила задуматься.
Как-то к нам прибился один русский. Приняли его как своего, но он был слишком нелюдим. Всегда сам по себе, ни с кем особо не общался, суровый, не подходи. Пожил с нами какое-то время- без изменений. Решил я с ним на чистоту переговорить.
Их барин послал его и его друга отвести ларец с чем-то очень
