— Если ты не проболтаешься, с моей стороны тоже не будет утечки информации, — успокоил я борца за права животных, лихорадочно соображая, что делать дальше, и одновременно вертя головой во все стороны в поисках новых врагов.
Ждать долго не пришлось, так как через пару секунд я увидел это...
— Какая гадость! — Меня передернуло. Это было настолько отвратительно, что на мгновение я опять вспомнил о своем многострадальнем желудке[81], и именно в этот момент под впечатлением увиденного окончательно решил для себя никогда не заводить дома собаку. Оказывается, пока я, истекая кровью, терял последние силы в отчаянной борьбе с тремя кровожадными псами, четвертый, незаметно подкравшись к спокойно лежащему, наполовину остывшему и потому ничего не подозревающему Компоту, разворошил его укрытие, состоящее из двух щитов, и принялся преспокойно отгрызать руку колдуна.
— Мы теряем, старикана! — истошно закричал внутренний голос.
— А то я сам не вижу, — процедил я сквозь зубы, и так как времени на раздумья особенно не было, то самое умное, что пришло мне в голову, было повторить трюк Билли с эффектными акробатическими прыжками.
Сжавшись как пружина и резко оттолкнувшись здоровой ногой, я прыгнул вперед, держа свой верный клинок в вытянутых руках, собираясь таким экстравагантным образом разделаться с хищной тварью, проткнув ее насквозь. Я летел красиво, с размахом, не переживая и ни о чем не думая, будучи при этом спокоен, как стрела[82].
Но... Габариты собаки были в несколько раз меньше, чем у Шрадха, следовательно, попасть в нее было намного труднее. К тому же не стоит забывать, что реакция у нее была раз в десять быстрее. Поэтому нет ничего удивительного, что хитрое животное, заметив краем глаза, что какой-то идиот летит в его направлении и явно не с миссией доброй воли, для начала просто отпрыгнуло в сторону. Чем и дало мне возможность спокойно пролететь мимо, попутно вспахав животом участок невозделанной почвы.
— Ты облажался, — прокомментировал это событие внутренний голос.
— Мы облажались, — поправил его я, выплевывая набившуюся в рот пыль.
— Нет, меня, пожалуйста, не привлекай к ответственности за свои идиотские выходки, — потребовал он. — Потому что...
КЛАЦ!!!
В пластину доспехов, защищающую шею, впились клыки хитрой твари, которая, воспользовавшись моим беспомощным положением, прыгнула мне на спину, мертвой хваткой вцепившись в шею. Зубы проклятого «четвероного друга», который, к большому сожалению, в самом раннем детстве не повстречал своего доброго Герасима, все крепче сжимались. И я понял, что если пластина не выдержит, то острые клыки разорвут мне горло, а если выдержит, то меня задушат эти самые доспехи, которые уже начали сжиматься под чудовищным давлением собачьей хватки.
— Проклятье!!! Сделай же что-нибудь скорее!!!
— А-а-г-ггхххрр, мо-о-меент...
Но все, что я смог придумать при таком раскладе, это прохрипеть из последних сил:
— По-мо-ги-те!
Обращаясь неизвестно к кому, потому что сам уже не мог достать этого проклятого монстра.
Как и положено в таких случаях, спустя некоторое время цветные круги поплыли перед моими глазами, в ушах зазвенело, и последнее, что я успел подумать, было...
А впрочем, это слишком неприлично, чтобы выносить на суд широкой аудитории.
Глава 11
Кто-то отчаянно хлестал меня по щекам, пытаясь привести в чувство.
— Мама, мне снился ужасный кошмар, — пробормотал я, не открывая глаз и медленно возвращаясь к жизни.
— Я что-то не припоминаю, чтобы мама будила нас таким экзотическим способом, — разорвал этот тревожный сон мой вечный спутник.
Действительно, что-то тут было не так: мама никогда не приветствовала силовой стиль в воспитании.
Мучительным усилием воли разлепив веки, я сразу же крепко зажмурился: увиденное настолько испугало меня, что я чуть было вновь не потерял сознание от страха.
— Малыш, не валяй дурака, мне некогда возиться с тобой, — донесся смутно знакомый голос.
Открыв глаза, я опять увидел эту маску смерти, но теперь, разобрав знакомые интонации, уже не так испугался, а немного подумал и пришел к выводу, что при определенном освещении и богатом воображении, не забывая, конечно, и о звуковом сопровождении, можно с двадцати-двадцатипятипроцентной уверенностью предположить, что передо мной всего лишь старина Билли, а не демон из преисподней, пришедший за моей практически непорочной душой.
— Билли, это ты? — Я все-таки не слишком доверял ощущениям.
— А что, ты приглашал на этот праздник еще кого-то? Конечно, ...... .......... ........... ........... .......... это я.
Да, теперь я действительно убедился, что это он. Никто другой не умел так грязно ругаться, сохраняя при этом очаровательную непосредственность, присущую, пожалуй, лишь маленьким детям и определенной категории душевнобольных. Надо отдать ему должное — на этой стезе ему не было равных. Но как бы хорошо он ни умел ругаться прежде, сейчас это не имело никакого значения, потому что выглядел толстяк просто ужасно. На месте лица у него был большой распухший кровоподтек с кусками свисающей располосованной кожи. Половина скальпа была практически снята, вторая держалась на честном слове. Носа я различить не сумел, так же как и не смог бы поручиться, что у Билли осталось стопроцентное зрение, потому что если очертания одного глаза кое-как смутно угадывались, то насчет наличия второго нельзя было сказать ничего определенного.
— А где то животное, которое чуть не сожрало меня? — выдавил я первое, что пришло в голову, чувствуя себя так, будто мне только что вырвали гланды щипцами для колки орехов.
— Если хочешь с почетом захоронить его останки, то можешь порыться вон в той куче. — Он с трудом указал на груду останков, валявшихся неподалеку.
Обладая даже очень хорошим воображением, было достаточно трудно опознать в этой безликой кровавой массе стаю кровожадных тварей, совсем недавно пытавшихся разделаться с нами.
Откровенно говоря, по призванию я не являюсь ни мясником, ни гробокопателем, поэтому вид большой кровавой, местами шевелящейся и подергивающейся кучи не вызвал у меня ни малейшего желания копаться в ней в поисках пары-другой старых приятелей. Вместо этого, сфокусировав свой взгляд на Билли, я обнаружил, что толстяк пострадал в этом побоище даже сильнее, чем мне показалось с первого взгляда. Правая рука болталась плетью, а весь бок был так сильно изодран, что меня вообще удивляло, как он еще стоит на ногах при таких ранах и сопутствующей им потери крови. Лицо как таковое отсутствовало.
— Как ты себя чувствуешь? — задал я идиотский вопрос, потому что ничего другого просто не пришло на ум.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
