— Мадам Деде? — повторил де Шарантон. — Неужели погода вам не нравится?
Почти ласково он потянулся к колесу с четырьмя спицами и тихонько повернул его. Задвигались противовесы, и железная цепь прокрустова ложа передвинулась на звено.
Женщина, привязанная к станку, запрокинула голову и закричала. Мадемуазель Маккарти захлопала в ладоши и просияла.
— Итак, мадам, у вас так и не появилось желания поговорить? — вполне искренне вопросил де Шарантон. — Вы помните тему нашего прошлого разговора?
Королева вуду слабо застонала. Свет ламп мерцал в ее глазах и отражался от вспотевшей кожи, а на щеках пошли трещинки от соленых дорожек слез.
— Мсье Корде? Может, вы освежите ее память? — Де Шарантон повернулся к секретарю. Герцог знал, что секретарь презирает его развлечения, и именно поэтому настаивал, чтобы Корде присутствовал при этом маленьком расследовании.
Шарль Корде, которого в другой, давней жизни называли «Гамбитом» за безрассудную храбрость, замялся. Ему вовсе не хотелось находиться здесь — и в этой камере, и в самом городе. Но он не смел ослушаться своего теперешнего хозяина или помешать ужасному занятию де Шарантона.
— Вы хотели узнать тайны вуду, ваша милость, — послушно ответил Корде. Он вынул из рукава шелковый платок и отер лоб. В подвале под Кабильдо было холодно и сыро, но рубашка Корде из тонкого французского льна уже насквозь промокла.
Де Шарантон посмотрел на него горящим лихорадочным взглядом, и секретарь внутренне содрогнулся. Люди часто называли де Шарантона безумцем, но Корде знал, что это не так. Безумец не управляет своими страстями, а де Шарантон сдерживал их, как кучер осаживает бешеных лошадей. Корде пользовался покровительством Талейрана, и пока это было так, личный секретарь де Шарантона мог не бояться капризов герцога… по крайней мере, пока его преданность не подвергается сомнению. «Гамбит» Корде не был ни французом, ни креолом. Он родился в Акадии — Новой Шотландии. Его соотечественники — потомки тех поселенцев, которых выселили из французской Акадии, когда та попала под власть Англии, мечтали вернуть себе родину и обрести страну, в которой не были бы обездоленными изгнанниками.
Луизиана могла стать им домом, если бы удалось разорвать ее связи с заморской империей, так что много лет Корде был слугой двух господ — Черного жреца с его собственными имперскими амбициями и своих товарищей из подполья Свободной Акадии, поскольку надеялся, что однажды настанет день, когда его соплеменники восстанут и сбросят имперские цепи.
Но уроки Французской Революции были слишком кровавыми. Аборигены не хотели сбрасывать ярмо силой, опасаясь волны кошмарных казней, которые могут последовать в ответ. То, что Талейран послал Гамбита в Новый Орлеан вместе с де Шарантоном, стало просто подарком судьбы.
Привычки де Шарантона имели дурную славу в кругах, близких к Талейрану, и Корде понимал, что правление де Шарантона как раз может подтолкнуть Луизиану к открытому восстанию. Так что хотя он в пути сто раз мог прикончить де Шарантона и сам занять его место, Корде сдержался. Но теперь он боялся, что сыграл на руку Дьяволу. Де Шарантон что-то разыскивал, и, что бы это ни было, ему явно потребовалась магия вуду. Может, сила де Шарантона и вправду была очень велика, раз он до сих пор не умер от чар докторов магии и королев вуду, чьих богов он оскорбил.
— Прекрасно, Корде! Дельфина, не правда ли, слуги лучше не сыщешь? Видите, мадам Деде, мсье Корде, как и я, жаждет продолжения нашей беседы. Умоляю вас, удовлетворите мое любопытство. Вы владеете магией вуду. Ваш дом обыскали и нашли предметы культа. Церковь осуждает это. Я — нет… — здесь герцог наклонился к женщине так близко, что почти коснулся щекой ее щеки. Корде с трудом проглотил комок в горле и отвернулся, чтобы только не слышать вкрадчивого голоса де Шарантона, смеха Дельфины и стонов их жертвы.
Что он искал, этот ужасный человек, здесь, в Новом Орлеане? Что может быть настолько ценным для де Шарантона, что он не боится навлечь на себя вечную ненависть магов вуду?
Может ли что-то этого стоить? Может ли этого стоить свобода?
Женщина закричала снова, но на сей раз Корде понял, что это агония, и чуть не упал в обморок от облегчения. Он сходил к доктору магии сразу же после того, как Саните Деде арестовали, и приобрел травки, которые заставляли сердце бешено колотиться и потом останавливали его. Он добавлял отвар в воду, которой поил Саните, однако не мог дать ей большую дозу, чтобы она не умерла слишком быстро, иначе де Шарантон заподозрил бы его, а в последние месяцы Корде старался не делать ничего такого, что могло бы привлечь внимание герцога. То, что происходило в подземельях, заставило его снова броситься в объятия матери-Церкви, и Корде мог бы поклясться, что ничто иное в мире не заставило бы его так поступить.
— Ты трясешься как баба, Корде, — насмешливо произнес де Шарантон. — Какая жалость. Мне говорили, что африканцы повыносливее, а эта тварь продержалась всего неделю. Она так ничего мне и не сказала.
— Попробуйте еще одну, cher oncle,[47] — стала упрашивать Дельфина. — Возьмите мою служанку, мою Летти! Она сильная, и…
— А может, ей нечего было рассказывать, — безнадежно предположил Корде, чтобы заглушить этот жуткий шепелявящий голосок.
— Нет. Что-то было. Я знаю это. А вы изучали магию, мсье?
Корде с трудом сдержался, чтобы не вцепиться в образок святого, висевший у него на груди. Как и многие его сверстники, Корде ненавидел магию как науку коварную и непредсказуемую и считал ее разновидностью мошенничества.
— Нет, ваша милость. У меня и времени-то на это не было никогда.
— У тебя такой варварский акцент, Корде! Прежде чем мы расстанемся, я научу тебя говорить по-французски как настоящего парижанина, правда, Дельфина? Но сначала я возмещу пробелы в твоем образовании.
Де Шарантон отошел от мертвой женщины и, взяв со столика графин, наполнил стакан красным вином и протянул его секретарю. Корде покачал головой, не смея заговорить. Де Шарантон сделал большой глоток, прежде чем продолжить.
— Считается, что маг призывает адские или божественные силы, дабы обрести власть над материальным миром. Но считать так — значит не принимать во внимание тот факт, что наш собственный мир — Гермес Трисмегист называл его Мезокосмом — наполнен собственными силами. Разве в варварскую эпоху монархии король во время коронации не заключал союза с силами своей земли, так что судьбы короля и земли оказывались связаны воедино?
Короля Людовика казнили, когда Корде был совсем мал. То, что сама Франция не встала на защиту своего повелителя, явилось одним из тех факторов, что привели Корсиканское Чудовище к победе. Корде неохотно кивнул. Де Шарантон удовлетворенно хмыкнул и налил себе еще вина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
