– Да, я спрашиваю себя, насколько хорошим специалистом вы являетесь. Чисто риторически.
– Заходите и узнаете. Это займет всего час.
– Столько времени мне не нужно, – сказал Беккер. – Я хочу задать вам всего несколько вопросов.
– Валяйте... спрашивайте.
– Вам приходилось убивать?
– Нет.
– У вас никогда не возникало желания кого-нибудь убить?
– Вы имеете в виду, физически? Нет, никогда.
– А причинять людям боль вам приходилось? Физическую, – спросил Беккер.
– Ответ должен быть положительным, чтобы я прошел этот тест? Я живу мирной жизнью, в которой жестокость и насилие присутствуют в очень малых дозах. Я по натуре тюфяк, даже скорее неженка, маменькин сынок. Когда я учился в старших классах школы, некоторым одноклассникам нравилось задирать меня. Впрочем, это, пожалуй, относилось к большинству. Меня легко было довести до слез, и это делало меня в своем роде популярной личностью. Всегда находилось несколько сверстников, желавших лишний раз стукнуть «ревушку-коровушку», сообщил Голд без следа гордости или жалости к самому себе и выжидательно уставился на Беккера. Тот ничего не сказал, тогда Голд спросил: – Это помогло вам разобраться во мне?
Беккер улыбнулся.
– Не особенно, но вы не напрасно старались.
– На своем веку мне довелось выслушать огромное количество людей, которые убивали и ужасно себя после этого чувствовали, и гораздо больше людей, которые были так напуганы содеянным, что хотели наложить на себя руки.
– Вы не упомянули категорию, к которой отношусь я, – сказал Беккер, силясь усмехнуться.
– Дайте мне возможность догадаться, – попросил Голд, – и, может быть, окажется, что вы не так уникальны, как полагаете.
– Я вовсе не уникален, мистер Голд, – возразил Беккер. – Я постоянно сталкиваюсь с людьми, как две капли воды похожими на меня. Они – моя специальность, и меня отличает от них только одна вещь: я по эту сторону забора.
Он шагнул к выходу.
– Погодите, – остановил его Голд. – Давайте попробуем поговорить. Вам необходимо всего лишь избавиться от душевной боли.
Беккер тихонько рассмеялся.
– Мистер Голд, эта душевная боль, от которой, как вы сказали, мне необходимо избавиться, единственный признак того, что у меня до сих пор сохранилась совесть. – Он вновь повернулся к двери.
– Возможно, вы зайдете ко мне еще раз, – сказал Голд, когда Беккер вышел в коридор.
– Возможно, но вряд ли, – бросил Беккер через плечо.
– А я в этом не сомневаюсь, – проговорил Голд, когда Беккер скрылся за поворотом.
Вернувшись в кабинет, Голд подумал, не вздремнуть ли ему часок, подаренный Беккером. Вместо этого он поднял телефонную трубку и попросил соединить его с Маккинноном.
* * *
– Немножко поискав, я нашел подходящий для наших целей объект, который послужит предметным уроком остальным нашим врагам, – начал Говард.
Члены «братства» возбужденно забормотали в предвкушении активных действий.
– Его зовут Сулейман ибн Ассад. – Язык Говарда с презрением вытолкнул изо рта иностранное имя. – В свое время он входил в руководящий совет ООП.
При упоминании организации врага все загалдели еще больше. «Как собаки, которых натаскивают для убийств и дразнят, размахивая перед их мордами кроликом», – подумал Кейн. Он сидел с краю группы рядом с Винером, сильно подавшись вперед и возбужденно бормоча подобно остальным, но на этом и заканчивалась его общность с членами «братства».
Говард утихомирил соратников строгим взглядом, и Кейн внутренне улыбнулся: мальчик быстро учился и, определенно, начинал думать, что власть действительно исходит от него.
– Он вышел из состава совета пять лет назад и переселился жить к нам.
– К нам? – недоверчиво переспросил Харт. – В Америку?
Говард терпеливо улыбнулся, словно имел дело с кучкой возбужденных детей.
– В Бруклин, – уточнил он.
Собрание взорвалось ревом негодования. Бруклин – исстари еврейский район Нью-Йорка, обладающий мистической притягательностью для сердца каждого американского еврея почти вровень с самим Израилем. ООП в Бруклине? До чего дожили!
Говард поднял руки, и остальные неохотно успокоились.
– Как вам, может быть, известно, а может бить, и нет, там проживает крупная община сирийцев и арабов. Он сейчас живет там в мечети.
– Откуда ты все это узнал? – спросил Винер, и Кейн взглянул на него с любопытством. Он не ожидал, что подобный вопрос последует со стороны этого юнца, а не Харта, остававшегося, несмотря на недавно обретенную почтительность к Говарду, самым умным из членов «братства»; или Бобои Льюиса, сохранявшего вид нормального человека. Но что его задаст Винер, казавшийся таким робким и безопасным? Нет, этого он никак не ожидал.
– У меня имеются источники, – туманно пояснил Говард.
Харт первый кивнул с пониманием: разумеется, у вождя имеются свои источники, так и должно быть.
– Лучше вам их не знать, – добавил Говард. – Очень важно даже случайно их не скомпрометировать.
Харт снова кивнул. В этот раз к нему присоединились все остальные: им, конечно, не обязательно знать, откуда Говард все это узнал, главное, что узнал.
– Теперь о том, что мы сделаем... – Говард выдержал эффектную паузу. – Мы все нанесем Сулейману ибн Ассаду визит, – закончил он со смехом.
Все тоже рассмеялись, и Кейн в том числе.
– Я покажу ему, какой он «желанный» гость в Америке! прогремел Бородин, рубанув кулаком по раскрытой ладони.
– Мы покажем ему, – поправил Говард. – Мы всем им покажем! Они все будут плясать под мою дудку! А вы все будете поступать по-моему!
– Конечно, – поспешно согласился Бородин. – Я не хотел...
– Как – я скажу; когда – я скажу; где – я скажу, – жестко произнес Говард.
– Я не хотел…
– Понятно?
Бородин покорно кивнул под пристальными взглядами остальных.
– Хорошо, – смилостивился «вождь».
«Как утка в воде! – с удовлетворением отметил про себя Кейн. – У него есть все задатки тирана, не хватает только силы, которая подавляла бы недовольство, и эту силу обеспечу ему я».
Говард заговорщически наклонился к слушателям.
– Мы навестим его сегодня вечером и сделаем это так, чтобы не осталось ничего недосказанного, чтобы все узнали, что это сделали мы, и поняли, что «Сионское братство» – это сила, с которой следует считаться. Мы заставим мистера Сулеймана ибн Ассада пожалеть о годах, проведенных в ООП.
«Мы даже сделаем кое-что получше, хотя ни один из вас об этом пока не подозревает, – подумал Кейн. – Прежде, чем начинать бегать, надо научиться ходить. Но не беспокойтесь, мальчики, я сделаю из вас первоклассных спринтеров еще до наступления ночи».
13
Карен была благодарна Беккеру, что, когда все закончилось, он не оттолкнул ее, а еще несколько минут нежно целовал лицо и глаза. Только его объятья постепенно слабели, словно, овладев ею, он понял, что она ему слишком дорога. Когда они, наконец, оторвались друг от друга, это произошло почти незаметно для обоих.
Беккер, казалось, обладал бесконечным терпением. Сначала, после того, как они приехали на квартиру Карен, и она едва не выпрыгивала из кожи от нервного напряжения, он долго обнимал ее. Просто обнимал, очень долго, пока Карен не стала успокаиваться. Тогда Беккер в первый раз поцеловал ее, и этот поцелуй поразил молодую женщину проникновенной нежностью. Карен не нравилось целоваться с Ларри – ее мужем – в результате их секс начинался без взаимных ласк, приводящих партнеров в возбуждение: он просто начинался. Рот Беккера – осторожный, под стать ее, – воспламенил губы Карен робкими прикосновениями. Их поцелуи постепенно становились все более пылкими, и только затем, когда Карен раскрылась без остатка, руки Беккера начали воспламенять ее тело.
Руки Беккера исследовали ее, и она им определенно нравилась. Они ласкали ее руки, мягкие впадинки под коленями, лицо, пока тепло пальцев и ладоней не воспламенило ее целиком. Пальцы Беккера мягко проскальзывали сквозь ее волосы, заставляя Карен ахать от полноты чувств. Ах, почему же раньше никто не ласкал так нежно ее голову?
Молодая женщина вновь задрожала, но теперь уже не от нервного напряжения, а от возбуждения, и поняла с восторгом откровения, что она действительно в объятиях любимого и любящего человека, дорожащего каждой частичкой ее тела.
Когда Беккер прикоснулся к ее груди, она, почудилось Карен, сама прыгнула навстречу его руке. Когда же к груди прикоснулись его губы, все тело Карен затрепетало.
Карен не представляла, что ощущение близости может быть столь полным: она никогда раньше не доверялась мужчине до конца. С Беккером она отбросила все сомнения, и блаженство нахлынуло огромными волнами, на которых она закачалась, без всякого стыда, крича от восторга и цепляясь за любимого, пока волны не ослабели до мелкой ряби.
