— С нынешнего дня ты больше не помощница, Хадасса, — сказал Александр, откладывая перо в сторону. — Мы теперь будем работать вместе.
Хадасса встревожилась:
— Но у меня нет медицинской подготовки.
— Возможно, у тебя нет такой подготовки, как у меня, но все же ты подготовлена лучше, чем ты сама думаешь. Я обладаю познаниями физической природы человека, а твой Бог дал тебе понимание духовной жизни. По-моему, логично, что мы должны работать вместе, чтобы лечить больных, чьи жалобы гораздо сложнее, чем обычный порез, который можно сразу обработать.
Хадасса от неожиданности не могла произнести ни слова.
— Ты согласна?
Она чувствовала, что за этой работой скрывается что-то более глубокое, чем она или Александр могли предполагать. От Бога шло это предложение или от лукавого?
— Не знаю, — робко произнесла Хадасса, — мне нужно помолиться…
— Хорошо, — удовлетворенно сказал Александр, — я как раз хочу, чтобы ты так и поступила. Узнай у своего Бога и скажи мне потом…
— Нет! — торопливо сказала она, встревоженная его словами. — Ты так говоришь, будто я какой-то посредник, как те, что служат в храме Артемиды.
— Тогда я принесу твоему Богу жертву.
— Единственная жертва, которую Бог от тебя примет, — это ты.
Александр слегка отодвинулся и довольно долго молчал. Потом он криво улыбнулся.
— Боюсь, Хадасса, что я не смогу пойти на такое самопожертвование. Я не хочу встречаться со львами.
Она тихо засмеялась.
— Я и сама от них не в восторге.
Они посмеялись, после чего Александр снова посерьезнел.
— И все же ты была готова отдать жизнь за свою веру.
— Но мой путь с Богом начался не с арены.
Александр внимательно посмотрел на нее.
— А с чего?
Ее охватили теплота и нежность, и ей снова захотелось плакать. Ей нравился этот человек. Его желание знать и понимать как можно больше было продиктовано искренним стремлением помогать людям. Наверное, именно в этом и состояла Божья воля, чтобы она передала ему все то, что сама знала о Господе. Вероятно, в том законе, который Бог дал израильскому народу через Моисея, были какие-то ответы. Иисус сказал, что пришел исполнить закон, а не нарушить его.
Она протянула Александру руку. Он взял ее руку, крепко сжав ее ладонь. Хадасса поднялась со своей постели и опустилась на колени. Взяв Александра за вторую руку, она потянула его вниз, чтобы он тоже опустился на колени — так они стояли лицом к лицу, взявшись за руки.
— Начнем отсюда.
Повторяя за ней, Александр склонил голову, сосредоточившись на каждом ее слове.
Он все запишет потом.
6
Евдема вошла в триклиний и передала Юлии небольшой свиток, на котором была восковая печать. Юлия взяла его и жестом показала рабыне, что та может идти, при этом ее лицо заметно побледнело. Прим, сидящий напротив Юлии, сардонически улыбнулся, когда она быстро спрятала свиток в складках своей туники, сшитой из китайского шелка.
— Что это ты там прячешь, Юлия?
— Ничего я не прячу.
— А почему ты не хочешь прочитать это письмо?
— Не хочу и все, — раздраженно ответила Юлия, не глядя на него. Она завернулась в свой малиновый шелк и стала нервно теребить золотой браслет на запястье. Прим заметил, что она нервничает под его пристальным взглядом. Он насмешливо скривил губы, продолжая пристально разглядывать ее. Она же пребывала в напряженном молчании, делая вид, что совершенно не обращает на него внимания. На фоне ярких красок ее одежды особенно резко выделялись бледность ее лица и темные круги под глазами от бессонных ночей. Юлия, которая когда-то горела страстью и жизнью, теперь была болезненно-бледной, почти желтой. Дрожащими руками она налила себе еще вина и растерянно посмотрела тусклым взглядом на свой золотой кубок.
Спустя минуту она взглянула на Прима. — Что ты на меня уставился?
— Я? — улыбка Прима становилась уже откровенно издевательской. — Я всего лишь смотрю, как удивительно хорошо ты выглядишь сегодня.
Юлия отвернулась, прекрасно понимая, что это была всего лишь пустая и злобная лесть.
— Как это мило с твоей стороны, — произнесла она иронично и в то же время горько.
Прим взял с подноса очередной деликатес.
— Бедная Юлия. Ты все еще пытаешься примириться с Марком?
Юлия высокомерно вздернула подбородок.
— Я не собираюсь ни с кем мириться. Мне не нужно ни перед кем извиняться за свои поступки.
— Тогда зачем ты продолжаешь посылать ему письма? — Прим с наслаждением отправил в рот выбранный им кусок.
— Я никому и ничего не посылаю!
— Ха. Ты умоляешь Марка о прощении с того самого дня, как он ушел от тебя во время зрелищ. И с тех пор он отсылает обратно все твои послания, — с этими словами Прим махнул рукой в сторону складок туники Юлии, где она прятала свиток, — как вот это, даже не распечатывая их.
Юлия пристально посмотрела на него.
— А откуда тебе известно, что за послания я посылаю и кому именно?
Тихо засмеявшись, Прим выбрал среди изысканных деликатесов, разложенных на подносе, кусок говядины.
— Мне всегда было безумно интересно наблюдать за теми, кто меня окружает. — Усевшись поудобнее, он добавил: — Особенно за тобой, моя милая.
— Тебе Евдема сказала, что я пишу ему?
— Ей и говорить ничего не нужно было. Мне и без того все прекрасно видно. Вчера вечером ты была так пьяна и плаксива. А когда ты плаксива, то уходишь пораньше в свои покои и пишешь своему братцу. Все это уже можно безошибочно предсказать, Юлия. Настолько безошибочно, что даже скучно становится. Ты же прекрасно знаешь, что он никогда не простит тебя, как ни старайся. Я вижу, что его ненависть к тебе не угасает, моя дорогая, и на то, как ты до сих пор просишь у него прощения, становится просто жалко смотреть.
Несколько секунд Юлия молчала, пытаясь подавить в себе эмоции.
— В нем нет никакой ненависти. Он просто сам так думает.
— О Юлия, можешь не сомневаться ни на минуту. Он тебя ненавидит.
Слова Прима терзали ее, и на глазах у нее появились слезы, которые она так долго сдерживала.
— Я презираю тебя, — произнесла она, вложив в эти слова все свои чувства, которые испытывала к этому человеку.
Прим знал, что эти слова были не более чем жалкой попыткой дать ему отпор, и открыто засмеялся.
