одним красивым молодым казаком из ополчения. Кажется, его зовут Позняков. Сегодня мы приглашены к графине Ламберт.29-го
У графа была только княжеская семья и Белуха, а то всё родственники графини; мы все играли в бостоне: я, две барышни Бутышевы и красивый офицер.
Вторник 4-го февраля
В воскресенье я играла Марину. После театра князь похвалил девицу Марченко и, обратившись ко мне, сказал: «А про вас уж и нечего говорить! Как вы Марину играли, так я не видывал лучше, где вам надо было на сцене быть и не говорить, что весьма трудно, вы, однако, так умели найтись! Я не ошибся, когда сказал, что она славно сыграет всякую роль». Я отвечала: «Хороший комплимент вы мне делаете, находя сходство с актрисой». — «Нет, это только значит, что, за что бы вы ни взялись, все славно вам удается!» Вчера мы были у генерала Кочубея на именинах. Красивый Постников много со мной танцевал. Губернатор сказал мне: «Это слишком заметно — три-четыре раза все с одним кавалером; за это я его сегодня вышлю из города». Он танцует очень хорошо, в особенности мазурку, почти еще красивее, чем граф Войнович. Он хотел непременно со мной протанцевать русскую, но я не захотела, потому что мне хочется устроить сюрприз старому князю, и я буду в «Честном слове» русской девкой танцевать. Молодой князь просил, чтобы я не танцевала; я всем говорила, что не танцую, и графиня Ледоховская промолчала. Постников стоял за ужином за моим стулом и говорил всевозможные комплименты; он сказал, что его лошади стоят наготове, и с бала он прямо едет в Киев, и что там он все будет думать о мамзель Налетовой. Я сказала: «Вам там времени не будет думать о ней — в Киеве гораздо веселее». — «Нет, я как можно скорее постараюсь воротиться в Полтаву». Он очень хорошо танцует мазурку, а молодой князь прекрасно вальсирует, все были в восторге, когда я с ним танцевала вальс. Брат Полторацкого здесь, но он не танцует. Сегодня мы приглашены к Белухе на вечер, но у меня нет никакой охоты ехать. Завтра моя репетиция в «Честном слове», а я еще не готова: моя роль страшно велика — 33 больших страницы. Сестра Кочубея имеет сходство с Меншиковым, за что я ее очень люблю, а она — меня. У нас, по-видимому, симпатия друг к другу. Вчера я говорю Ледоховской (я нашла ее портрет на стене): как она похожа на Меншикова. Ледоховская отвечала: «Приятное сравнение».
17-го февраля
Вчера мы играли «Честное слово», и очень хорошо. Все были вне себя от восхищения. Молодой князь говорил мне после каждого действия: «Как вы славно играете сегодня; вы на репетициях так играли, что казалось, нельзя лучше, а сегодня так просто удивления достойно!» Когда я танцевала русскую, то я делалась глухой ко всему, но никто, кроме молодого князя, этого не заметил. Котляревский сказал: «Что, племянница, если графу вздумается тебя заставить по-русски поплясать, попляши-ка, я хочу посмотреть!» Я ответила: «Да с кем же»? — «Да я найду тебе мальчика, — сказал Котляревский и закричал: — Афонька, Афонька, поди-ка сюда!» Прибежал маленький мальчик-ямщичок. Молодой князь сам стоял на хорах и говорил музыкантам, когда начинать, и когда я оборачивалась, то каждый раз меня оглушали любезностями и аплодисментами. Чего они только со мной ни выделывали, я не могу и описать; все громко кричали: «Возможно ли лучше сыграть!»
Гельмерсен был вчера утром у нас, он был также в театре, а потом мы поехали в клуб. Я ни с кем не танцевала от усталости, только раз прошлась со старым князем. Старый князь сказал мне: «Всего труднее быть на сцене и молчать; надо уметь найтись, а на это вы великая штукарка». Прокурор сказал: «Катерина Васильевна виновата, что у меня руки болят от хлопанья». Даже наши французы были вне себя; молодежь вся кричала: «Вы нас с ума свели!», а старый Белуха, придя сегодня к нам, заметил: «За то, что вы исполнили русскую пляску, вас все обожают, и весьма. Кстати, граф Розмыслов о вашей прекрасной ножке говаривал». Старик делает лишь обычные комплименты. Гельмерсен рассказывал, что он поедет с Бервицем на Кавказ и что он от Меншикова получил письмо. Я сказала ему, что сердита на Бервица: почему же он сюда не едет. «Он, верно, не знает, что вы здесь», — промолвил Гельмерсен. Молодой князь все бегал по лестнице со свечой, когда я уходила переодеваться. Он говорит, что весь пост будет играть на театре. Но, однако, я должна сознаться, что я лучше в это время буду учиться по-итальянски, ибо от страшно больших ролей мне нет решительно никакой пользы, а главное — не для кого стараться. Таптыков сказал: «Вы так славно играли, что, пожалуй, лучше и невозможно. Я самыми строгими глазами на вас смотрел».
Полтава, 18 апреля 1813
Давно я ничего не писала, и все-таки много замечательного случилось за это время. Бервиц пробыл у нас 17 дней и остался бы еще, если бы не гусар Орлов, бывший с ним, который должен ехать в Харьков. Мы приятно прожили 17 дней, и теперь по-старому все грустно в доме. От Бервица мы получаем часто письма. Орлов, которого мы так скоро полюбили, умер в Харькове, он был болен только три дня. Бервиц очень расстроен. Тихая неделя — мы постились и говели. У сестры болит нога, мы сидим дома, но за эти дни приняли много визитов. По вечерам у нас всегдашние гости: семейство Фраполи, Марья Матвеевна с мужем, сыновья майора. Все танцуют, играют в фанты, но я не принимаю в этом никакого участия, я не могу принудить себя быть веселой…
Молодая княгиня и молодой князь уехали. Нарышкин приехал из Петербурга; он непременно хочет видеть «Честное слово», и мне придется опять играть. Старый князь был несколько дней назад и также усиленно просил меня об этом.
Госпожа Нарышкина сказала мне: «Муж мой вас знает, не видавши. Я о вас к нему в Петербург писала». — «Очень обязана, — ответствовала я, — но, между прочим, я должна свою роль опять проходить, потому что все
