— Сварили… Какие там щи — щи с молоком, — засмеялся Игорь. — С голодухи и это съешь. Самим, как видишь, некогда.
Комзолов виновато улыбнулся.
* * *
Нельзя смотреть на Суру — глазам больно. Вблизи река широкая, издалека — узкая. Протянулась по пойме вьющимся ужом. На тот берег спустился сосновый лес, будто решил посмотреть ее красоту. Вековые деревья тянули свои макушки к небу, к самим облакам. В воздухе пели жаворонки, было слышно, как кукует кукушка. В городе такого не услышишь — там одни холодные каменные дома и машины, машины, машины…
Детство Игоря прошло здесь, в Вармазейке. Жили вчетвером: бабушка, дедушка, он и дядя Паша, брат матери. Сейчас остался только дядя.
Мать Игорь не знает, она умерла после родов. Когда отец женился второй раз, взял его в Саранск, в свою новую семью. Потом Игорь редко бывал в Вармазейке. Мачеха не любила это село, не терпела и родственников Игоря. Когда муж вспоминал о них, она всегда раздражалась.
В первые годы бабушка часто ездила к ним в город. Игорь радовался ее приездам и подаркам. Потом она стала приезжать все реже и реже и, наконец, совсем перестала. Однажды, в шестом или в седьмом классе, Игорь вернулся из школы домой и уже у порога услышал, как ругаются отец с мачехой. Такие разборки у них дома случались часто, да иногда они и нужны были: у отца без водки, считай, ни одного дня не проходило.
На этот раз они бранились не по поводу пьянок. Мать Игоря ругала какую-то дряхлую старушку.
«Выкинула на порог свой холщовый мешок, нагло в дом залезла! — хрипела мачеха. — Уходи отсюда, — толкаю ее. Не выгонишь. «Я к Игорю приехала, а не к вам». — Может быть, спрашиваю, и квартира Игоря? — Шмыгая носом, старуха молчала. Сама с ног до головы мокрая — видимо, под дождь попала, вон сколько грязи оставила…»
— Пригласила бы в дом человека, так ведь нехорошо, — сказал отец.
— Я в гости не приглашала. Что, ей хлеб с солью поднести?!. — кричала хозяйка.
«Бабушка приехала!» — застучало сердце у Игоря. Смотрит — под столом узелок. Самой бабушки нет. «А, может, и в самом деле выгнали?» — промелькнуло в голове у мальчика. Он с упреком посмотрел на мачеху и нырнул на улицу. «Уехала, уехала», — ручьем лились из глаз слезы.
Бабушки не было и на автовокзале. Паренек обездоленным кутенком завертелся на месте, не знал, что делать. И ему вспомнилась бабка Акулина, которая жила в их доме. Игорь побежал обратно.
Действительно, бабушка у соседки пила чай. Игорь сразу не узнал ее — она будто уменьшилась ростом, лицо изрезано глубокими морщинами.
— Смотри-ка, смотри-ка, он выше меня, — сквозь слезы говорила старушка, целуя внука. Скрюченные пальцы тряслись. Эту дрожь Игорь прочувствовал и тогда, когда та целовала его.
— Как же, в отца пошел. Тот со столб ростом, — подала голос Акулина. — Ты, Палага, того… переночуешь у меня. На кой там у зятя под столом валяться. — Повернулась к Игорю, добавила: — Дитятко, сбегай-ка за узелочком бабушки, кабы мать в окно не выкинула.
Отец ел на кухне. Мать с сестренкой смотрели телевизор.
— Где шляешься?! — накинулся на него отец и в ярости задел локтем тарелку с супом. Та со звоном упала. — Разве забыл, что нужно помогать сестренке делать уроки? Сколько раз говорил тебе об этом! — Попыхтел-попыхтел носом, немного смягчился. — Не нашел?
— Кого? — не сразу понял Игорь.
— Кого, кого… — вновь повысил голос отец, — бабушку!
— Она у бабки Акулины, — вздохнул мальчик.
— Она ей кто, близкая? А-а, вон в чем дело… Тоже вармазейская. Тебя еще немного нянчила…
— Вармазейская? — удивился Игорь. — Об этом я и не слышал.
— Все будешь знать — рано состаришься. — Отец встал из-за стола и резко сказал: — Пойдем вместе!
— Меня, папа, за сумкой послали. Она под лавкой.
— Я сам ее возьму, — отец поднял котомку, вышел с Игорем на улицу.
Бабушка, увидев зятя, растерялась, руки вновь затряслись. Мальчик никак не мог понять: то ли она испугалась так, то ли обрадовалась.
— Ты, Олодя, садись, садись. Стоя, половицы сломаешь, — засмеялась бабка Акулина. — Сама приоткрыла шкафчик, достала бутылку. — Здесь полстакана осталось, да ведь старуха где больше возьмет, — начала она оправдываться. — Я, Олодя, так думаю: гостю много поднесешь — опьянеет, не нальешь — обидится. Как-никак мы соседи.
— Спасибо, — промолвил отец и сел за стол.
В ту ночь бабушка спала у соседки. Утром, провожая ее на вокзал, она учила Игоря:
— Ты, ясное солнышко, больно не лезь между родителями. Вырастешь — поймешь: у каждой семьи свои горести. Беда, родимый, не репей, прилипнет — из сердца сразу не вырвешь.
Та встреча была последней. Через полгода на имя его отца пришла телеграмма: «Умерла мама похороны воскресенье Паша».
Отец хотел поехать в Вармазейку, но жена не пустила. «Этого еще не хватало, всех не похоронишь», — заворчала она и изорвала бумажку.
Игорь хорошо помнит тот зимний день. Зашел он к бабке Акулине сообщить о горе — та, лежа на койке, стонала. Хотел сообщить о телеграмме, но в горле сразу застрял комок — никак не мог его проглотить. Паренек упал к ногам худенькой старушки, тело его затряслось.
— Оставила тебя, сыночек… — соседка сразу поняла, в чем дело и стала его успокаивать.
Что она говорила ему, — сейчас Игорь уже забыл. А вот ту добродушную старушку, которую через две недели и саму проводили на городское кладбище, до сих вспоминает. Кладбище было далеко-далеко — ехали туда на автобусе. Тогда о бабке Акулине, кроме него, никто и не горевал. Похоронили — и на земле она как будто не жила. Вскоре в ее квартиру вселились новые жильцы…
Прошло много лет. После школы Игорь учился в университете, потом работал в агропроме. А сейчас вот уже два месяца — зоотехником на родине матери.
Живет Игорь Буйнов в Вармазейке и никак не нарадуется: луга там ничуть не изменились. Они такие же, какими остались в детской памяти. Другими стали только дома. Сейчас они повыше, многие кирпичные, под окнами красивые палисадники.
А жители, кого он знал раньше, постарели. Вот дядя Паша. Раньше был высоким, кудри до плеч, под шапку не умещались. Сейчас он пополнел, стал похож на пенек, волосы поседели. «Ты уже не тот», — иногда хотелось сказать Игорю, но не посмел. Жизнь ведь не всех нежит. Много пережил дядя: умерла жена, на руках осталось двое сыновей, целыми днями на работе — некогда даже вздохнуть…
Постарел и Казань Эмель, бывший их сосед. Сейчас он со своей старухой, бабкой Олдой, живет в центре села, в новом доме, рядом с клубом и школой.
Бабка Олда почти не изменилась, была все такой же: худенькая, глаза, как бусинки, веселые. Любит, как и прежде, новости разносить…
Игорь вышел на Суру, по скользкому, затянутому тиной берегу спустился вниз, где двое мужчин — один старый, другой молодой, может быть, отец с сыном, смолили лодку. Река как-то сузилась, была не похожа на ту, которую видел в детстве. Игорь поднял из-под ног камешек, замахнулся и закинул на середину реки. В том месте, где он упал, вода заискрилась.
Мужчины у лодки подняли головы, вытаращив глаза, посмотрели на него: смотри-ка, взрослый человек, а ведет себя как ребенок…
Игорь, спустясь к ним, поздоровался и спросил:
— Почему река так обмелела?
Старший вынул изо рта дымящуюся трубку.
— Ты не с Египта приехал?
Когда Игорь сказал, кто он, парень произнес:
— Сам зоотехник, должен знать: если не будешь убирать навоз из-под коровы, она утонет. Так и с Сурой выходит. Кто только не поганит ее, разве не задохнется?
И мужчины вновь приступили к делу. Игорь смотрел на них и удивлялся ловкости.
— Вон Наталья идет! — приподнял голову старший и прекратил работу.
К ним спустилась девушка в тонкой синей кофте. Мужчины сполоснули руки и сели на доски обедать. Пригласили Игоря. Он поблагодарил, а сам стал смотреть, как девушка мыла ноги в холодной воде. Ей было лет двадцать пять. Стройная, высокая, на правой щеке родинка. При наклоне было видно, как весенними птичками трепещут, готовые выпорхнуть, ее острые груди.
«Пора уйти отсюда, а то скажут еще, что пялишь глаза на чужих жен», — подумал Буйнов и направился к иве, растущей в сторонке.
Сейчас он думал о том, как добраться до стойла. Как только вода спадет, на пароме они переправят коров на тот берег. Но сначала нужно подготовить калды. «Весенний день год кормит!» — вспомнились Игорю слова председателя, и он про себя улыбнулся.
Наталья покормила отца с братом, сполоснула посуду и по тропке пошла вдоль берега. Проходя около ив, заметила Буйнова и попятилась.
— Вы не за мной, случайно? — пошутил Игорь.
— Нет. Просто интересно, кто в полдень бездельничает, — окинула его веселым взглядом девушка.
— Зоотехник, кому же другому еще?
— А, это, выходит, о тебе вспоминали в клубе? Аспирантуру закончил, завтрашний известный селекционер. Такую, говорят, проводит се-лек-цию…
