4
Перед выходом на акцию Габриэль сказал:
«Держите в памяти все время примусы Хеврона».
Этот пароль к бою мы помнили все последующие годы. Шло это от страшных погромов в Хевроне в 1929 году, когда было убито большинство евреев города. Убивали их не сразу, а измывались над ними. Одним из сатанинских изобретений была пытка, когда жертву подвешивали за ноги над горящим примусом, сжигавшим голову. Этим Габриэль вовсе не призывал к мести, а просто напоминал о жестокой реальности, в которой врага следует безжалостно уничтожать, чтобы он не уничтожил тебя. Упоминание о примусах касалось, главным образом, таких чувствительных душ, как мы с Айей, которые впадали в шок при виде кровопролития, даже если это было неумолимой необходимостью. Этим он хотел сказать нам, что если мы не хотим, видеть пылающие примусы под нашими головами и головами наших близких, мы должны укоротить руки, жаждущие зажигать эти примусы, даже если процесс укорачивания ужасен и приводит к рвоте при виде болтающейся в воздухе руки.
«Выбросите из головы мысль о праведности арабов и надежды на благородных арабов, которые придут спасать вас от своих братьев в час резни. Помните, что в балладе «Последний из сынов Корейши» идет речь лишь об одном арабе, который бросился спасать друга-еврея. Все же колена евреев были жестоко уничтожены в аравийских пустынях бандитами Мухаммеда. Помните мухаммедов прошлого и мухаммедов новых, которые призывают резать евреев в мечетях Иерусалима, Яффо и Цфата. Помните примусы Хеврона».
Мы вооружились пистолетами и гранатами и еще раз про себя повторили порядок действий каждого. Габриэль взял на себя самое трудное: вывести из строя охранника. Аарон, Дан и Яир должны были приблизиться к дому и швырнуть в окна гранаты. Мы с Айей должны были остановить тех, кто приблизится к дому во время акции, и стрелять в тех, кто попытается выбежать из дома. Габриэль останется на месте после «обработки» охранника, чтобы следить за всеми нами. Было договорено о знаках начала и завершения операции. Один за другим пришли мы на скалистую площадь в Ромеме, откуда ползком добрались и залегли в считанных метрах от намеченного дома. До этого, в автобусе, идущем в Ромему, я встретил доктора Розенблюма, который поднялся на одной из остановок и уселся рядом со мной, дружески хлопнув меня по плечу. После того, как он узнал о моем столкновении с хулиганами Лифты, он проникся ко мне особыми чувствами, выражающимися в похлопывании по плечу или пощипывании щеки, иногда короткой беседой в коридоре школы или у себя в кабинете. Он отечески толкнул меня в бок, и почувствовал твердость гранат в моем кармане.
«Что это, юноша, торчит в твоем кармане?» – с пониманием заговорщика подмигнул он мне.
«Это книга, – сказал я, покраснев, ибо не умел лгать, – книга статей Ахад-Гаама».
«Видно переплет слишком тверд, а?» – опять мигнул.
«Да, особенно тверд», – сказал я, молясь про себя, что не попросил показать эту книгу и не похлопал по карману.
«Значит, учите, – сказал он с удовлетворением, дав мне с облегчением передохнуть, – добрый знак для нашего юноши, что в такие тяжкие дни носит он в кармане Ахад-Гаама. Это лучший ответ всем бесчинствам бандитов, показать, что не прекратилась Тора и учение в Израиле. Ты так не полагаешь?»
Я молчал, глядя на него. Я не мог больше лгать.
Он вздохнул с грустью и пониманием.
«Вижу по тебе, дорогой мой, что ты так не полагаешь. Есть у тебя, несомненно, другой ответ врагам Израиля. Что ж, будьте благословенны, ты и твои друзья, которые моложе нас, старых евреев».
5
Каждый из нас занимает позицию около «клуба скаутов» согласно схеме и песочному макету. Тьма является нашим помощником, и не открывает миру того, что должно оставаться в тайне. Давно мы научились быть ей благодарны, и давно отучились от страха и тревоги, которые она вселяет в человека. Это была летняя ночь со стрекотанием цикад и запахом созревших плодов. Я чуял запах истекающих соками абрикосов, доносящийся из садов Лифты, и хотел поделиться своими ощущениями с идущей рядом со мной Айей, но тут же зажал ладонью рот, ожидая сигнала от Габриэля.
Мы насчитали четырех человек, вошедших в дом, но Габриэль не торопился, ожидая, очевидно, что придут еще «скауты». Когда время приблизилось к девяти часа, и больше никто не появился, он дал нам сигнал фонариком в тени ограды, Это означало, что он идет к охраннику.
Это был молодой парень, одетый по-городскому, который частыми длительными зевками нарушал тишину. Лень ему было делать, как приказано, круги вокруг дома, и он не отрывался от ворот. Габриэль швырнул в его сторону камешек. И в момент, когда тот повернул голову в сторону его падения, проскользнул неслышно, ступая легко своими ботинками из крепа, во двор, и залег на скальной земле, с обратной стороны ограды. Затем начал медленно ползти в сторону бравого бойца из Лифты, который даже не потрудился прислушаться к легкому шороху.
Тут случилось нечто неожиданное. Звуки граммофона послышались из клуба, и разрывающие сердце фиоритуры певца, страдающего от неразделенной любви, дошли до нас и охранника, который начал подпевать низким голосом, откинув голову назад, весь охваченный печалью песни. Мы весьма обрадовались такому экзотическому положению, ибо это заглушало наши шаги и ослабляло бдительность охранника. Габриэль мгновенно оценил изменение обстановки в свою пользу. Внезапно Айя схватила меня за руку и сжала ее до боли. Мы увидели, как черная тень вскочила с земли и подкралась к охраннику. Послышался тупой звук удара, и парень упал со стоном.
Тотчас за этим послышались взрывы гранат, брошенных Даном, Аароном и Яиром. Мы услышали крики раненых, но врезался мне в память голос певца из граммофона, продолжающего свои фиоритуры, как будто ничего не произошло, и в этом ощущалась какая-то сатанинская сила противоречия воплям, раздающимся вокруг. Тут Габриэль присоединился к нам, чтобы вместе отступить, если будет необходимо. Когда выяснилось, что трое благополучно отошли, и ничего им не грозило, быстро прошептал нам:
«Будьте готовы меня прикрывать. Я заскочу в дом».
«Зачем?» – процедил я сквозь зубы в изумлении. В плане, который мы так четко выполнили, не было намечено вхождение в дом, но он не обратил внимания на мои возражения и двинулся к дверям.
И тут послышался выстрел из одного окна. Габриэль приник к земле. Мы открыли огонь по окнам фасада. Под прикрытием огня Габриэль вернулся.
«За мной!» – приказал он шепотом.
Молча и быстро мы шли по окраине предместья Ромема. Жители в страхе от стрельбы и взрывов гасили свет в домах. По тропе обогнули школу «Шнеллер», и по переулкам Бухарского квартала добрались до квартиры Габриэля в Бейт-Исраэль. Дан, Аарон и Яир должны были уйти в Бейт Акерем. Все это произошло внезапно, даже суматошно, и длилось всего каких-то полчаса.
Но главная неожиданность ожидала нас в комнате. Габриэль зажег свет и сел на диван.
«Тот, из окна, ранил меня в плечо», – произнес он тихо.
Он только отдавал одно за другим распоряжения, и мы, чтобы не терять времени, тут же начали их выполнять, лишь мельком взглянув на большое пятно крови, которое ширилось, расползаясь по рубахе. Лицо Айи стало белым, как мел.
6
Через некоторое время после того, как мы привели доктора Германа Хайнриха, по комнате распространился острый запах хлороформа, пары которого смешались с парами воды, которую вскипятила Айя по его указанию. Он попросил нас выйти на балкон, чтобы не мешать ему сделать операцию, и извлечь пулю из раны, чуть ниже плеча Габриэля. Пуля эта была вручена мне после того, как я обратился к Габриэлю с прочувствованной просьбой. Но тут же, по движению ресниц Айи, отдал ей.
Врач был старым толстым человеком, но проявил удивительную подвижность и сноровку, когда мы сказали ему, что человек ранен и нуждается в его помощи. Далеко за полночь, он, одетый в халат и попыхивающий сигарой, открыл дверь сразу же, после моего звонка, «Я послан к вам господином Тирошем», – сообщил я ему, задыхаясь от быстрого подъема по ступенькам.
«Вы имеете в виду Габи? – спросил он голосом, в котором смешались нотки удивления и тревоги.
Выяснилось, что он дядя Габриэля, и я обрадовался. Я радовался тому, что мне открылось нечто из окутанной тайной жизни моего учителя. И это поможет мне узнать больше о его прошлом. Поняв, о чем идет речь, дядя не терял ни минуты, схватил тяжелый черный портфель и спустился со мной на улицу, сев со мной в такси, на котором я приехал из Бейт-Исраэль. Остановил я такси за два квартала до дома Габриэля, помня четкое его указание.
Довольно долго мы ожидали на балконе окончания операции. В конце концов, доктор вышел к нам, потный и усталый, но на лице было написано удовлетворение, лишенное даже капли гордости.
«Это была настоящая полевая операция, – сказал он, потирая руки, – точно такая же, какие я делал на русском фронте в Первую мировую войну».
