встречаются у боксеров, с той лишь разницей, что у боксеров они, как правило, с обеих сторон лица. Все шрамы собрались у него на одном маленьком клочке кожи. Кто-то, определенно не левша, периодически, время от времени колотил его по одному и тому же месту. Я видел, как быстро умеет двигаться Фитц. Он даже не пытался увернуться.
Адские погремушки! На нас нападал Оливер Твист.
У Фитца и его команды ушло добрых пять минут, чтобы добраться до места, когда-то служившего, судя по всему, производственным цехом. Это было высокое, футов тридцать высотой, помещение с зенитными фонарями на потолке, производившее впечатление интерьера из фильма-катастрофы.
Повсюду стояли заброшенные станки. Застывший много лет назад конвейер зарос паутиной и покрылся пылью. Пустые полки и стеллажи не давали возможности понять, что же именно здесь производили. В проходе стояло несколько открытых стальных бочек, наполненных всяким горючим хламом, преимущественно обломками деревянных дверей и полок, собранных, похоже, со всего здания. Между этими самодельными очагами валялись потрепанные спальные мешки и рюкзаки со скудными пожитками.
Поверх одной из бочек-очагов лежала стальная решетка – импровизированный гриль. Над ним склонился мужчина. Худой – ни дать ни взять скелет, одетый только в обтягивающие джинсы. Кожа его была мучнисто-белой. Лысую голову сплошь покрывали татуировки – неровно нанесенные магические символы, преимущественно охранительного характера. Клочковатая борода казалась пегой из-за обилия каштановых, черных и седых прядей.
На решетке стояло несколько банок консервированных бобов и чили, которые, судя по всему, дожидались Фитцева отряда, который выказывал к ним несомненный интерес. Лысый тип нарочито не замечал возвращения Фитца, и отряд почти пять минут терпеливо переминался с ноги на ногу.
– Все сделано? – спросил он наконец, так и не оборачиваясь.
– Нет, – ответил Фитц.
– А где оружие?
– Нам пришлось его спрятать.
Плечи у лысого типа вдруг напряженно ссутулились.
– Прошу прощения?
Фитц неосознанным, инстинктивным движением поднял руку к левому глазу, но сразу же поспешно опустил ее.
– Случилась авария. Приближалась полиция. Нам надо было уходить, и мы не могли нести оружие с собой.
Лысый распрямился и повернулся к Фитцу. Глаза у него оказались темные, глубоко посаженные, и в них полыхал гнев.
– Вы потеряли! Оружие! Оружие, которое обошлось мне так дорого.
– Оружие пришлось бы выбросить в любом случае, – сказал Фитц. – И от нас не было бы никакого толку, если бы мы сели в тюрьму.
Взгляд у лысого вспыхнул, и у него вырвался крик. В воздухе раздался ужасный, стремительний низкий звук, и невидимая сила ударила Фитца в грудь, отшвырнув его футов на десять. Еще десяток футов он катился по бетонному полу и лишь после этого наконец застыл.
– Толку? – заорал лысый. – Толку? Да от вас вообще никакого толку! Ты хоть представляешь, каковы могут быть последствия твоего идиотизма? Сколько групп вроде вашей уничтожены фоморами? Или Леди-Оборванкой? Идиот!
Фитц лежал на полу, съежившись калачиком и даже не пытаясь приподнять голову. Он не двигался, явно надеясь не разозлить лысого еще сильнее. Судя по крепко стиснутым зубам, он приготовился к новой боли и четко осознавал, что ничего не может с этим поделать.
– Это было проще простого! – продолжал лысый, приближаясь к парню. – Я поручил вам задачу, с которой даже обдолбанные справляются как нечего делать. И это оказалось для вас сложным? Ты это хочешь сказать?
Голос Фитца звучал слишком ровно, чтобы распознать в нем искренность. Он привык скрывать свой страх, свою уязвимость.
– Мне жаль. Там оказалась Леди-Оборванка. Мы не смогли подобраться ближе. Она бы от нас мокрого места не оставила. Пришлось обстрелять их и уходить.
Гнев лысого как рукой сняло. Он смотрел на юнца сверху вниз, и лицо его не выражало ровным счетом ничего.
– Если тебе известна причина, – произнес он мягким тоном, – по которой тебе можно позволить дышать, Фитц, тебе лучше назвать ее прямо сейчас.
Фитц умел прятать свои чувства, и лицо его оставалось бесстрастным, но ночь выдалась для него слишком тяжелой. Дыхание его участилось.
– Смысл атаки был не в том, чтобы поубивать их всех, вы ведь сами говорили. Смысл был в том, чтобы нас не трогали, а то мы дадим сдачи. Мы показали им это. Значит, поставленную цель мы выполнили.
Лысый смотрел на него, не шевелясь.
Я видел, что на лице у Фитца выступили капли пота.
– Это не… не… Послушайте, я могу вернуть эти автоматы. Правда могу. Я пометил место, где мы закопали их в снег. Я могу сходить за ними.
Лысый испепелил юношу пронзительным взглядом и пнул его ногой в живот. Удар вышел ленивый, равнодушный какой-то, словно механический. Похоже, лысый принял решение – он повернулся и подошел к самодельной плите.
– Еда остынет, парни, – сказал лысый. – Давайте ешьте.
Юнцы неуверенно подались к нему. Фитц выждал некоторое время и начал подниматься, стараясь не привлекать к себе внимания.
В воздухе что-то прошелестело, и фигура лысого размытым пятном метнулась от плиты к Фитцу, сбив по дороге с ног одного из юнцов. Движением слишком быстрым, чтобы глаз успел запечатлеть его, лысый ударил Фитца по скуле.
Удар отшвырнул того обратно на пол. Я стоял достаточно близко, чтобы увидеть, как разошелся и набух кровью шрам у глаза.
– К тебе, Фитц, это не относится, – произнес лысый все тем же мягким голосом. – Для мертвецов у меня еды нет. Поешь, когда исправишь свою ошибку.
Фитц кивнул, не поднимая глаз, зажав рукой ушибленное место:
– Слушаюсь, сэр.
– Умница.
Лысый сморщил нос, будто в помещении запахло какой-то гадостью, и плюнул Фитцу в лицо. Потом повернулся и двинулся обратно к плите.
Парень метнул ему в спину убийственный взгляд.
Говоря так, я вовсе не имею в виду, что Фитц разозлился. Часто можно услышать фразы вроде «убить взглядом», но немного найдется таких, кто действительно видел, на что это похоже. Скажем так, убийство – или, точнее, готовность его совершить – не относится к поступкам, на которые любой готов везде и всегда. По крайней мере, в наше относительно цивилизованное время. Хотя прежде лишение жизни другого живого существа являлось повседневной рутиной. Любая фермерская жена без малейшего угрызения совести отрубит курице голову, чтобы приготовить обед. То же самое и с рыбой, которую обезглавят и выпотрошат. Забивать крупный рогатый скот или закалывать свиней тоже было делом само собой разумеющимся – в соответствующее время года, конечно. Большая часть людей, чей образ жизни был связан с землей, жили и трудились бок о бок с теми, чью жизнь им предстояло рано или поздно оборвать.
Убийство – дело хлопотное.
