быстро садится внутрь. Перевожу дух и тоже сажусь. Едем молча. Кошусь на Камиллу, а она сидит, как на иголках. Заламывает пальцы, кусает губы.
— Бардачок открой, — говорю ей.
Она поворачивается ко мне. Лицо убитое. Губы дрожат. Сердце странно сжимается. Но я пообещал себе не вестись на это.
— Делай, что говорят! — рявкаю на неё.
Камилла открывает и видит внутри коньяк.
— Пей!
Она отрицательно мотает головой. Закатываю глаза. Терпения бы мне.
— Пей, легче станет. А то не вывезешь, — говорю со знанием дела, стараясь не орать.
Ломается пару секунд, но потом делает несколько глотков, сильно морщась. Смеюсь на неё.
— С чего тебя так колбасит? — спрашиваю, когда замечаю, что коньяк начал своё успокаивающее действие.
Змея молчит, смотря в окно. Делает ещё пару глотков.
— А это действительно помогает… — произносит, поворачиваясь. — Ты знал, скажи честно, что у Феди есть другая? Поэтому ты постоянно намекал мне о том, что я ничего не замечаю?
Киваю в ответ. Камилла усмехается.
— Все вокруг знают всё. Все, кроме меня, — говорит, присасываясь к бутылке.
— Не разбираешься в людях. Что жених дерьмо, что подруги, — отвечаю, не смотря в её сторону.
Змея прыскает со смеха. Заливисто смеётся, что проливает коньяк на сидение.
— Ой! — восклицает и истеричный смех переходит в рыдания. Камилла затыкает рот рукой и зажмуривает глаза, из которых потоком льются слёзы.
Паркую машину, немного не доезжая до дома Малхаза. Не говорю змее, что мы на месте. Понимаю, что она окончательно расклеилась. Коньяк сыграл злую шутку, ещё больше расшатав тонкую натуру.
Сижу не шевелясь. Убеждён в том, что больше не должен успокаивать Камиллу. Даже пальцем не шевельну. Сейчас поистерит и успокоится. Ничего плохого от этого не будет, а может даже пойдёт на пользу.
Через несколько минут так и не дождавшись, пока змея перестанет плакать, тяну её на себя. Она с готовностью прижимается ко мне, словно только этого и ждала. Обнимаю содрогающееся тело, вдыхая её аромат. Ни на что не похожий, но приятный мне. Не замечаю, как начинаю гладить змею по голове, успокаивая. Не хочу видеть её слёзы…
— Этот трус не для тебя, змея. Со временем будешь рада, что всё так обернулось. — В глубине души радуюсь, что теперь даже не придётся придумывать план, как сорвать идиотскую свадьбу. Её не будет и мне отчего-то есть до этого дело.
Постепенно Камилла затихает. Её рыдания уже не такие сильные. Я прижимаю змею к своей груди, продолжая гладить по голове. Она заливает слезами мне всю футболку, но стойко выдерживаю атаку женской истерики. Видимо, змея так пригревается, что полностью успокаивается в моих руках. Дыхание становится ровным, каждая мышца расслабляется и слышится небольшое сопение.
— Камилла? — тихо произношу.
В ответ тишина. Камилла спит. Коньяк сделал своё дело, добив уставший организм. Что ж, так даже лучше. Не придётся насильно запирать её в машине, чтобы поговорить с Малхазом. Всё равно не взял бы с собой.
Осторожно укладываю змею на кресло. Опускаю его, чтобы Камилле было удобнее. Смотрю на неё несколько секунд. Либо этот яд уже отравил каждую клетку моего тела, либо она не похожа на свою мать. На её месте Лера бы поимела Федю, отжав у него неплохое состояние. Потом крутила бы шашни с его друзьями, дуря и им головы. Давно бы переспала со мной и не вспоминая о существовании грёбанного Феди…
Встряхиваю головой, не желая думать об этом. Пока рано делать выводы. Выхожу из машины и направляюсь к дому Малхаза. Пора решить эту проблему и уберечь змею от долгов неудачника-отца, а дальше посмотрим.
Глава 25
Открываю отяжелевшие веки. Поворачиваю затёкшую шею влево-вправо. Сразу вспоминаю, где я и с кем. Шамиль сидит за рулём и сосредоточенно смотрит на дорогу. Сглатываю, чувствуя, что что-то пропустила.
— Выспалась? — опережает меня Шамиль, замечая, что смотрю на него.
— Не понимаю, как могла уснуть… — тру глаза. — Долго я…
— Хватило, чтобы я успел поговорить с Малхазом, — перебивает, посматривая на меня.
Я резко сажусь в кресле.
— Как?! Так долго?! Что за коньяк ты мне подсунул?! — начинаю заводиться, но вовремя понимаю, что моё поведение неуместно. Шамиль не обязан нянчиться со мной.
Снова тру глаза.
— Пожалуйста, расскажи мне всё, — прошу спокойно, заглядывая в лицо Шамиля. — Всё о чём вы говорили. Что тебе стало известно об отце?
Он поворачивает голову ко мне и молчит несколько секунд. Смотрит прямо в мои глаза. У меня перехватывает дыхание. Вскоре Шамиль отводит взгляд, позволяя дышать.
— Если скажу, что теперь тебе не о чем беспокоится — это тебя удовлетворит? — спрашивает серьёзно. Только сейчас замечаю, что Шамиль выглядит уставшим.
— Нет… Пожалуйста, Шамиль…
Он выдыхает, сдаваясь.
— Антон с твоего рождения так пытался зарабатывать деньги. Чаще всего играл в закрытых клубах, проигрывая бешеные суммы. Он приезжал туда прямо с тобой, давя на жалость и пытаясь с помощью этого мухлевать. Говорят, что у него получалось мастерски. Бабки занимал у Багрова старшего. Тот устал бороться с его пристрастием и тупо давал деньги, чтобы твой отец не пошёл на кражу или ещё на какую херню. Иногда Антону везло, и он даже мог расплатиться со всеми долгами. Но чаще всего проигрывал всё до трусов. Ты часто жила в доме Багровых, так как у твоего отца не было возможности даже купить тебе еду.
Шамиль замолкает, словно давая мне переварить информацию.
— Но я не помню таких дней… Если мы и жили у Багровых, то вместе с папой, — произношу, напрягая память.
— Ты была мелкая и ничего не понимала. Потом технологии шагнули вперёд, и твой отец начал сидеть на онлайн-покере. Багров закрыл ему кредитную линию, назовём это так. Поставил условие — если Антон не бросит свою манию, то Виктор добьётся лишения родительских прав и удочерит тебя сам. Багров старший, как оказалось, и правда любит тебя, как дочь… Странно, конечно, всё это… — Шамиль задумывается.
Я молчу. Слов не остаётся. Папа был зависим от игры настолько сильно? Считала, что это пристрастие занимало лишь небольшой процент его времени и внимания…
Обида на папу горькая и безвыходная. Лучше бы он не скрывал от меня своё помешательство. Может я смогла бы помочь отцу, а он даже не дал мне
