– Да я тоже князя не видел… – вздохнул Микулка. – Воевода старший надо мной смеялся, говорил, что такой ратью сметет Регволда аки пыль подорожную. Даже слушать мою задумку не стал.
– А мы тут смотрим, едет отрок оборваный, тоже явно без удачи. Решили к костру пригласить. Вместе оно завсегда лучше. Меня Свиритом звать, а со мной други-соратники.
Паренек слез с коня, поправил перевязи на плечах и с достоинством подошел к костру.
– Гой еси! – сказал он присаживаясь. – Я Микула. Селянин, из под Киева. А сейчас из Таврики, жил там год. Тоже хотел Владимиру подсобить, винен я завет дедов исполнить. Но видать не моя это доля… Надо было мне в Таврике и остаться. А вы теперь куда?
От костра шло приятное тепло, пахло сырым дымом, сипели весенним соком свежие ветви.
– Да по домам. Вот только дождемся, когда бой кончится. Вдруг все же не без пользы шли, вдруг и наша помошь востребуется. – ответил вместо Свирита молодой лучник, лицо которого бороздили глубокие шрамы.
Микулка призадумался.
– Ни вы, ни я Владимира не видали… – задумчиво произнес он. – Значит сам он от нашей помощи не отказывался. Так на что нам согласие воевод? Послушайте хоть вы мою задумку! Нас ведь больше десятка, может справимся…
2.
Владимир пустил рать свою в напуск после полдня. Еще до рва не добежали вои, а со стен уже метнулись тучи стрел, разя в доспехи и лица булатными злыми жалами. Тяжкое это дело, брать город штурмом… Первая волна пехоты идет на верную погибель, под смолу кипящую, под град камней и тучи стрел.
Воздух содрогается от сотни смертных криков, слившихся в один. Да только разве в бою страх бывает? Бурлит кровь, ум застилает… Ни боли, ни стаха не остается, только ненависть к врагу и жажда победы. Каждый верит, что победит именно он, а когда быстрая смерть настигает булатом, то уже не испугаешься, может только в вирыи от ярости схватки дух переведешь. Если бы не эта вера и не затуманенный удалью битвы разум, разве лез бы кто на стены, изыскивая верную гибель? Нет… В бою страха нету. Страшно перед напуском, когда ожидают вои трубного зова, страшно и потом, когда вспоминаешь, как чудом со стены не упал, как из последних сил бился у ворот… Это если живым останешься.
Первый штурм Половчане отбили без всякого труда. Сам Регволд с сынами не страшась на стену взобрался, насмехался над сыном ключницы, хвалился, что не боится новгородских плотников. Из наступавших никто так и не смог подняться на высокие стены, а ворота береглись так, что возле них бездыханно валялась чуть ли не сотня Владимировых ратников. Откатилась волна штурма, замерла, затихла… Воеводы скрипели зубами от злобы и мозгами с натуги, все мыслили как одолеть неприступную крепость.
Пуще других злился главный воевода Тит, тот что Микулку со смехом погнал. Злился, поминал Богов дурным словом. Да только не так он был глуп, чтоб не понять того, что сам виноват. Говорили ему другие воеводы, что прямым напуском стены не взять, что надобна хитрость военная. Даже сопливый юнец говорил то же самое. Да разве они воеводе Титу указ? Разве не ему поручил Добрыня вести рать Владимирову? Просто слабы нынче вои, не то, что при Святославе-воителе. В напуск! Всю рать в напуск…
Он уже приготовился отдать приказ, когда на холм бегом взбежал молодой прыткий Извек.
– Стой Тит, не спеши! – запыхавшись сказал он. – Ты умный воевода, понимаешь, что Полоцк хитростью брать надобно. Есть одна хитрость, чтобы ворога заставить ворота открыть!
– Ты ли мне советовать собрался? – поднял брови старший воевода, но уловив напряженные взгляды других воевод смягчился. – Ладно, кажи что удумал. Хотя в великой военной науке от тебя толку чуть, только и умеешь, что кулаком да мечом драться…
Воеводы недовольно загудели.
– Дай сказать Извеку! – буркнул один из них. – Кулаком биться тоже наука не последняя, да к тому же лучше него кулачного бойца чай на всей Руси не сыщется. А самое главное – других научать умеет, значит не глуп. Послушай его!
Тит до скрипа сжал челюсти, но промолчал, показал Извеку рукой, чтоб говорил.
– Надо конницу отвести за лес… – начал он. – От нее у города проку нет, только зазря собой шальные стрелы ловит. Пехоту пусти вокруг стен, буд-то окружает город. Тогда у ворот совсем мало люда останется, что и надобно. Как окружат, дай им команду в напуск на стены пойти, да только напуск то будет не настоящий, хитростный. Как только половчане ударят со стен, надо чтоб пешие бежали в лес, словно устрашась камней и стрел. Регволд в себе очень уверен. Он откроет город, чтобы выпустить свою рать в преследование. И тут ты, Тит, ударишь конницей прямо в ворота. А к тому времени туда, как буд-то убегая, и пехота стянется. Конец придет Регволду.
– Хорошо говорит! – одобрительно закивали воеводы. – Верное дело предлагает, послушай его, Тит. Пошто зазря губить ратников грубым напуском, коль можно на лихом Регволдовом нахальстве сыграть?
– Эх, Ящер вас всех в упряжь увяжет, коль не выйдет из этого ничего! – устало вздохнул Тит. – Ежели все согласны, пусть так и будет. Конницей командовать буду я, отальные к пехоте. Все. Не ночи же дожидаться…
Вскоре после первого штурма пехота пошла окружать город под прикрытием лучников, а конница ушла по северному гостинцу за мохнатой стеной леса. Коней вели по траве обочины за поводья, стараясь не выдавать себя поднятой с дороги пылью. Пехотинцы шли на город быстрым шагом, щиты прикрывали их от шальных стрел, а шесты для подъема на стены были уже наготове, виднелись издалека.
Половчане работали так, словно не город защищали от напуска, а трудились в поле – деловито таскали корзинами камни, раздували огонь под котлами со смолой и кипящим маслом. Лучники размеренно выпускали стрелу за стрелой со стен, деловито переговаривались, плевали на руки… Стрелы летели почти без прицела, клевали остриями в землю, да и какой прицел на расстоянии в двести шагов? Но когда Владимирова пехота подошла ближе, лучники сосредоточились, били чаще и прицельней. Защелкал, зазвенел булат наконечников о щиты и шлемы, редкий вскрик клял стрелу, поразившую открытую плоть. А когда полетели со стен камни, пехота дрогнула и начала откатываться на восток, оставляя за собой брошенные шесты.
Тит зорко следил за отступлением пеших, нервничал, теребил пятерней густую русую гриву волос. А если Регволд не даст приказа открыть ворота? Тогда до утра о новом напуске можно не думать, а то и вовсе придется осадить город. Храпели за его спиной сильные боевые кони, словно им передалось волнение воинов, рыли копытами землю, сдирая молодую траву. Тит поднял руку, в молчаливом приказе оседлать коней. Все его существо кипело ожиданием боя. Не опоздать бы… Должен, должен Регволд открыть ворота, должен пустить свою рать добивать в спины отступающую пехоту. Часть пеших как буд-то рассеялась по лесу, остальные отходили нестройными кучками к северному гостинцу.
И тут воевода заметил, что створки ворот медленно разошлись, выпуская вооруженную копьями пехоту. Клюнул Регволд!
И тут Тит сделал ошибку. Ему бы подождать пока половчане выйдут в поле большим числом, тогда бы ворота уже не закрыть… Но уже слышали уши старшего воеводы вой победных рогов, уже рвался он, спешил завоевать СВОЮ победу.
– Вперед! – скомандовал он воинам и сам вскочил на коня.
Сотня всадников ринулась к воротам, поднимая к склонившемуся в закате солнцу целую тучу пыли. Дробный стук копыт слился в единый грозный гул и казалось, что нет на свете силы, способной остановить эту лавину плоти и отточенного булата. Боевой клич и громкое ражание разорвали вечерний вздух в хрустальные клочья, разнеслись даллеко в округе, плоским эхом отвалились от каменных стен Полоцка. Трава ложилась не под копытами распаленых скачкой животных, а под натиском ветра, выдавленного из воздуха взмыленными телами коней. Явственно и отчетливо дрожала земля, выла, стонала, плевалась фонтанчиками пыли из возникших тут и там трещин.
Передовой отряд полоцкой пехоты стал как вкопанный, завидев надвигающуюся на них лавину смерти, попробовал повернуть вспять, но задние давили передних в возникшей сумятице.
– Скорее, сонные! – не своим голосом взревел Тит, колотя каблуками в ребра своего скакуна. – Быстрее! Уйдут ведь, ворота закроют!
Тут и Владимирова пехота прекратила показное бегство, повернулась и ринулась к открытым воротам. Регволд приказал запереть город, но очухавшиеся половчане сосредоточились и стали отступать организованно и быстро, сплошным людским потоком раздвигая окованные железом створки ворот. Вот уже последний десяток полоцких воинов попятился в город, прикрываясь щитами от колотивших со стороны пехотинцев стрел. Еще миг и… Ворота с лязгом и отчаяным скрипом захлопнулись, оставив за собой взбешенную неудачей пехоту. Со стен вновь ударили лучники и посыпались камни, пехота попятилась к лесу, оставляя убитых и раненных, а конница Тита еле успела сбавить ход. Прямо у ворот, под градом камней и стрел, всадники описали широкую дугу и уже подгоняя коней стали обгонять отступающую пехоту обагренные светом заходящего солнца. Половчане провожали незадачливых агрессоров гиканьем и удалым свистом, забрались на стены швыряли камни в след отступающей рати.
