– Сложно все это, – вздохнул Гнатюк, исподтишка наблюдавший за мной. Конечно, все мои метания были написаны на моем лице, а он мои лицо и душу всегда читал, как открытую книгу. – Это только кажется, будто красавицам жить проще, все и все им на блюдечке с голубой каемочкой преподносят. Сказано: не родись красивой, а родись счастливой. Но вот Алинке не повезло...
Он назвал ее «Алинка», словно непутевую девчонку, – и душа моя перевернулась от любви к ней. Я словно бы увидел всю ее жизнь на своей ладони – как будто прокатил сказочным наливным яблочком по серебряному блюдечку. Жертва, с самого начала, с первых шагов – жертва мужской алчности, жертва чужого сладострастия! И я уже заранее знал: что бы я о ней ни услышал, что бы ни узнал, это не уменьшит моей любви.
Наивный я был, ну очень наивный...
– Она не какая-нибудь столичная штучка: родом из самарской деревни, – начал рассказывать Гнатюк. – Приехала Москву покорять – во ВГИК поступать. Ну, дура дурой была, узнала, какой конкурс, какие сынки и дочки туда норовят поступить и их на вороных прокатывают, – испугалась, что ничего у нее не получится. Поверила какому-то хмырю столичному, что он поможет ей поступить, если... сам понимаешь, если переспит с ним. Никакой другой валюты у нее не было, кроме себя. Через того с другим познакомилась, с третьим, а потом столичная жизнь ее ослепила. Затянула. И вот образовался у нее богатый покровитель. Банкир. Очень сильно влюбился в девочку нашу, клялся, что ради нее жену бросит и на ней, на Алинке, женится. Алинка рада была, конечно, что нашелся добрый человек, ей хотелось обыкновенного женского счастья. Но у этого ее банкира была какая-то общая собственность с женой, поэтому развод затягивался. И вот однажды вечером приезжают они после какого-то банкета, ложатся в постель, обнимая друг друга, а утром просыпается наша девочка от того, что ее с койки стаскивают чуть ли не за волосы, с криком и матами... Она открывает глаза и видит, что друг ее валяется в углу комнаты с простреленной башкой, кругом менты, а у нее под подушкой – пистолет, из которого банкира продырявили. На столе бутылок полно, жратва какая-то, картины со стен сорваны, вещи разбросаны, посуда побита... короче, полная иллюзия того, что любовники перепились, начали выяснять отношения, ну, барышня банкира и пристрелила, а сама уснула пьяным сном. Как тебе такой расклад?
Я молчал. Не увязывалось у меня в голове: эта внешность сказочной королевы, богини – и такая коммунально-бытовая пошлость!
– Не верится, да? – спросил Гнатюк. – И правильно, что не верится. Подставили девчонку, само собой разумеется! Подставила жена того банкира, ведь к ней теперь вся эта их совместная собственность перешла.
– Как же Алина вывернулась? – спросил я.
– А она и не вывернулась, – хмыкнул Гнатюк. – Она сейчас в розыске. Но Алина уже успела к тому времени жизнь узнать, а голова у нее вообще очень быстро работает. Пока шел шмон в комнате, она оценила ситуацию и поняла, что выпутаться у нее нет никаких шансов. Особенно когда появилась безутешная супруга и принялась поливать безжизненное тело мужа слезами и призывать на голову Алины проклятия, клясться, что отомстит этой шлюхе. Алина поняла, что живой ей не быть. Эта дама никаких денег не пожалеет, чтобы не просто запутать девчонку в преступление, но и со свету ее сжить: инсценируют самоубийство или пристрелят при попытке к бегству... Деньги, ты ведь понимаешь, могут многое, если не все! И как только Алина увидела свое будущее, вернее, увидела, что никакого будущего у нее нет и быть не может, она подошла к окошку, которое по причине духоты и накуренности было открыто, – и выбросилась из него. Девочка она тренированная, гимнастикой занималась, да и ловкая, как кошка, опять же – невинным бог помогает. Упала на газон – удачно, хоть прыгала аж с третьего этажа, – и на улицу. Пока менты очухались (такой прыти никто не ждал и ждать не мог!), ее и след простыл. Вот так и спаслась.
– А дальше? – спросил я.
– А дальше начинаются чудесные совпадения. За помощью Алине не к кому было обратиться, кроме одного человека, ее бывшего, какого-то там по счету любовника. Она его бросила когда-то, но он на нее обиды не держал и продолжал любить. Парень этот – он по профессии театральный гример – был добрый и слабый (между нами говоря, Алина от него потому и ушла, что слабаков не ценит), однако в прошлом случилась у него неприятность с законом, отсидел свое, больше на путь, так сказать, преступлений он не вступал, но знакомства среди наших у него сохранились. И от кого-то из прежних приятелей он слышал обо мне – слышал и о нашем, не побоюсь этого слова, санатории. Какое-то время прятал у себя Алинку, однако столицу прочесывали частым гребнем в ее поисках, вдовица неутешная успокоиться не могла. Ну, парень этот загримировал Алину, переодел и сюда переправил, чтобы вовсе уж изменить внешность и обезопасить ее. Конечно, я, как и ты, подумал, что такую невероятную красоту портить – это грех на душу брать. Думал, обойдется. Навел справки в Москве: как там, не затихло ли дело. Нет, не затихло! Вдова банкира назначила за Алину премию, в смысле, за поимку ее, ищут бедную девочку так, как будто она какая-нибудь преступница международного класса, даже Интерпол подключен. Да, страшных дел натворили финикийцы, когда выдумали всемирный эквивалент! – покачал головой Гнатюк. – Деньги и впрямь могут все – и самое лучшее можно для человека сделать с их помощью, и самое страшное для него устроить.
Голос его звучал с истинным сокрушением, и, не будь я таким легковерным дураком, я бы задумался: а ведь мне предложили сейчас проглотить какой-то сюжет для дамского романа, очередную серию «Санта-Барбары»!
Впрочем, если я столько лет верил в сказочку про военного летчика из города Владимира, то запросто поверил и в невиновность этой зеленоглазой ведьмы. Над вымыслом, как сказал Пушкин, слезами обольюсь! Или это не Пушкин сказал? Да без разницы. Главное, что я облился-таки этими самыми слезами!
Проливал я их до вечера, а вечером пришла ко мне Алина – на плановый осмотр. Ну что ж, началось с осмотра лица, а закончилось осмотром тела. Прямо там же, на диванчике в моем кабинете. И продолжилось в моей постели.
Дурак я, конечно, легковерный идиот... Это все правильно! Однако даже сейчас могу сказать – никогда я не был так счастлив, как в тот вечер, когда я в своем кабинете любил Алину, а она любила меня.
* * *
Работа над новыми отрывками заказного романа разочаровала Алену. Злоключения Саблина описывались ею теперь на чистом профессионализме, без участия души. Впрочем, этот господин сам виноват, что обработчица потеряла интерес к его судьбе. Ну уж такая развесистая клюква повисла на всех ветвях этой истории!.. Сама писательница Дмитриева ни за что не ввела бы в свой собственный роман столь опереточную фигуру, как Алина. Даже описание ее внешности казалось непроходимо пошлым и тривиальным. Изумрудные глаза, это надо же! А что стоила история ее жизни? Мелодрама, дамский роман, так и хочется воскликнуть подобно Станиславскому: «Не верю!» Но Алена помнила наставления заказчика при встрече – не переделывать основных событий и портретов персонажей – и понимала, что она как литобработчик не может позволить себе совершенно никакой отсебятины. И придется стиснуть зубы – не славы ради, а денег для, причем для отработки уже полученных денег! Можно представить себе, конечно, как принципиальная подружка Маша будет ехидничать, прочитав в «Зеленом яблоке» об очередных амурно-криминальных похождениях героев, однако ладно, Алена это проглотит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
