В первую очередь леший нашел и замаскировал в траве за помойкой бензопилы, затем взялся за генератор. Агрегат здесь стоял мощный, четырехцилиндровый, минимум на полсотни киловатт. Сдернув два свечных колпачка, Варнак подрезал провода и вкрутил их на место, но только не полностью, а всего на пару витков. Внешне теперь аппарат выглядел безупречно, но половина «горшков» остались без искры. Устранить неисправность труда не составляло. Но вот определить ее, да еще ночью, да при жестком цейтноте — никаких шансов.
Совершив свое черное дело, Еремей вернулся в администраторскую и с удивлением обнаружил там все ту же заплаканную девушку.
— А чего ты не удрала? — не понял он.
— Вы же меня поймаете! — заскулила та. — И убьете!!!
— Вот нам делать больше нечего, как за тобой по лесу бегать!
— Так вы же манья-а-аки!
— Еще какие… — не стал спорить Варнак, подняв голову. Его волчья сущность услышала, как вдалеке, тихо тарахча дизелем, тяжелая машина застучала колесами по щебню. — Где моя подруга?
— На улице. Сидит и молчит.
Геката, похоже, сзывала из окрестных лесов послушное ей зверье.
— А вот теперь, милая моя, — сурово сообщил девушке Варнак, — начинается серьезная игра. С серьезными ставками и реальной смертью. Хочешь выжить — не делай глупостей. Кишки выпрыгнут на волю — и понять ничего не успеешь. В общем, будь паинькой. Если меня спросят, я ушел к завалу.
— Хорошо, я запишу, — жалобно всхлипнула девушка. — Вы из какого номера?
— Ты совсем сбрендила?! — не выдержал леший. — Я не из номера! Я Варнак!
* * *
Кристофер Истланд пытался смотреть за дорогой, но особого смысла в этом не имелось. Водитель, выбирая маршрут, пользовался указаниями «навигатора», а монах знал здешние места не настолько хорошо, чтобы поправлять электронного проводника. Поэтому, когда автобус свернул с темного вечернего шоссе на совершенно черный проселок, он смог только подойти ближе, глянуть на экран с мигающей точкой и вернуться назад, пытаясь вслушаться в разговор своих коллег.
— Есть большая, очень большая проблема, — объясняла Дамира Иманова. — Имея зубной аппарат, аналогичный челюстной конструкции зубатых китов, человек вместе с тем обладает пищеварительным трактом всеядных уличных крыс. Но ведь у крыс их резцы растут постоянно! А у людей — зубы хищника, которые не восстанавливаются. Вот и выходит, что, имея возможность переваривать растительную пищу, человек не способен ее прожевать. Если он начнет есть зерно, стебли, корни и листву, словно лошадь, он сточит свои зубы до пеньков всего за несколько лет!
— Допустим, — кивнул доктор Круглов. — Допустим, что вы доказали невозможность возникновения подобного парадокса в ходе эволюционного развития. Но что за прок от такой инженерной хитрости при создании существа искусственного?
— Польза очень большая, — ответила археологиня. — Если неандерталец, как вы знаете, употреблял в пищу только свежее мясо, то новое существо, Homo sapiens — то есть мы с вами — способен есть пищу, слегка подпорченную, пищу квашеную, соленую, копченую и сушеную, пищу замороженную, пищу вяленую и пищу со следами жизнедеятельности плесневых или гнилостных бактерий, может есть моллюсков, коренья, плоды и рыбу разной степени свежести, может есть траву, злаки, листья, водоросли, всякого рода личинок и червяков… По большому счету, мы способны слопать практически все что угодно, начиная от крапивы с уличных свалок и заканчивая элитной красной икрой из брюха осетровых! Вы можете назвать еще хоть один организм, столь же неприхотливый в своих потребностях? Мы можем жить в условиях скученности, дышать ядовитым воздухом и пить грязную воду, мы выживаем и в сырости, и в сухости, при повышенном и пониженном давлении, в холоде и на жаре… Какая еще нужна реклама возможностям человеческого организма?
— Вам не кажется, Дамира, что указанные вами преимущества способны оказаться решающими и в условиях банального естественного отбора? — поинтересовалась Мари Элиза.
— Что за смысл в приспособлениях, которые не могут быть реализованы в естественных условиях? — парировала археологиня. — Чтобы реализовать возможность употреблять растительную пищу, необходимы зернотерки и варочные котлы. Да и мясо после обработки усваивается лучше. Отсутствие шерсти требует защищать кожный покров одеждой. Роды в природных условиях, вне стационара, заканчиваются смертью женщины в двадцати процентах случаев. Каждая пятая роженица, оказавшаяся без медицинской помощи, умирает, мадам! Это, по-вашему, плод эволюционного развития? С другой стороны, в условиях развитой цивилизации указанные недостатки несущественны. А вот всеядность работника становится определяющей! Рождается человек всего один раз в жизни, огнем и зернотерками обеспечить его несложно. Зато его в любой момент можно перебросить из одного конца света в другой и спокойно оставить работать на подножном корму. Человек насытится и лягушкой, и птицей, и корешком, и улитками.
— Зачем брать зернотерки извне, от высшего разума? — возразил доктор Круглов. — Почему людям не сделать их самим? Невелика премудрость!
— И мы опять возвращаемся к началу! Эволюция предполагает приспособление организма к условиям, в которые он попал. Если для нормального употребления пищи нам нужны мельницы, значит, мы должны родиться в мире, где мельницы уже есть, а не наоборот! Иначе чушь какая-то выходит, а не естественное развитие. Посмотрите на тело Homo sapiens и назовите условия, к которым оно приспособлено. Тело без шерсти, рудиментарные дыхательные мышцы, дыхательное горло совмещено с пищеводом, отсутствие когтей и клыков, кожа прочно скреплена с подстилающими мышцами. Умеет надолго задерживать дыхание, рожать в воду, у младенцев есть рефлексы, прерывающие дыхание при попадании воды на лицо… Какие варианты предложите?
— Ну, прямохождение, совмещенное с повсеместным остеохондрозом, в любом случае делает из него не самого лучшего работника. Тридцать лет жизни при высоких нагрузках, не более, — покачал головой грустный австралиец.
— Человек создан работать в воде. Гидроневесомость полностью устраняет названные вами проблемы. И не забывайте, мы наблюдаем, если можно так выразиться, «пилотный проект». Конструктор воплотил в модели все задуманные достоинства, но не успел устранить недостатки. Не случись войны — и вполне может быть, что «сухопутная модель» обрела бы и шерсть, и более мощный костяк, а все мы обзавелись бы непрерывно растущими резцами.
— Не факт, — возразил Хигганд. — Генотип океанского хищника, гарантирующий нам развитый мозг, речевой механизм как особенность строения дыхательных органов, стайный инстинкт, — несет в себе в качестве побочного эффекта и одноразовые зубы. Очень может статься, что, будучи мохнатыми и длиннозубыми, как бобры, мы одновременно окажемся немыми, как рыбы, и тупыми, как овца. Вряд ли это окажется достоинством для современного биомеханизма…
Спор был длинным, непрерывным и тянулся уже больше полутора суток. Время от времени доктор Истланд принимал в нем участие, иногда терял нить рассуждений, но чаще всего его отвлекали насущные проблемы, связанные с питанием, отдыхом и санитарным обслуживанием автобуса, которое внезапно превратилось в очень большую проблему. Станций, способных выполнить эту процедуру, оказалось очень мало, и все располагались в крупных городах, пробиваться через которые приходилось по узким улицам через долгие пробки.
Вот и сейчас темная узкая дорога, уводящая глубоко в лес, беспокоила его куда сильнее, нежели особенности внутреннего строения человека. Ибо все вопросы происхождения Homo sapiens он полагал надежно разрешить уже через неделю. Самое большее — через две.
— Окна впереди светятся, — внезапно сообщил водитель. — Вон, между деревьями мелькают.
— Ну, значит верно повернули, — с облегчением сказал Кристофер Истланд и полез в карман за телефоном. Тот показал отсутствие сигнала. Впрочем, монаха, бывавшего в здешних краях не один раз, это ничуть не удивило.
Ворота базы были открыты, шлагбаум поднят. «Мерседес» въехал в «Пух и перья», прокатился триста метров по асфальтовой дорожке и остановился носом к корпусу рядом с темной скучающей «ГАЗелью». Фары погасли, двигатель замолчал. В наступившей непривычной тишине, слегка пискнув, открылась дверь салона. И первым возле нее оказался мсье Жульен Форс, строевую выправку которого не мог скрыть никакой джинсовый костюм.
Водители потрепанной машины тут же вытянулись перед ним, по очереди пожали протянутую руку, представляясь:
— Сержант Курт Мейсель, капитан.
— Сержант Альберт Штен, капитан.
— Без происшествий? — кратко поинтересовался Форс.
— Доставили чисто, капитан, — отчитался Мейсель. — Но здесь сегодня происходит что-то странное. Вечером неожиданно пропали все работники базы. Причем на газоне осталась брошенной косилка, а наш сосед по корпусу так и не вернулся в номер, хотя на причале его нет и машина на месте.
