приходится тому, что стало дверным порогом.
Хочется ему сдвинуться — да накрепко схвачен дверным косяком,
А остаться на месте — его топчут собаки и свиньи.
Не оставляй его здесь!
Возьми с собой в Ралунг в верхний Цанг
И, сделав там колонной храма,
Приведи меня — это дерево — к чистоте!
Если участь железа может быть печальной,
То хуже всего приходится тому, что стало наковальней у кузнеца.
Хочется ему сдвинуться — да накрепко схвачено большими и малыми клещами,
А остаться на месте — по нему стучат большими и малыми молотками.
Не оставляй его здесь!
Возьми с собой в Ралунг в верхний Цанг
И, сделав там железной дверью храма,
Приведи меня — это железо — к чистоте!
Если участь женщины может быть печальной,
То хуже всего приходится мне, Шармо Кюнзанг.
Хочется уйти — да не бросишь любящих меня родителей,
А остаться — жестокий супруг делает мою жизнь невыносимой.
Не оставляй меня здесь!
Возьми с собой в Ралунг в верхний Цанг
И за одну жизнь, уже в этом теле.
Приведи меня к состоянию Будды!
Лама ответил ей такой песней:
Эма! Слушай же теперь меня, Кюнзанг из Шармо!
Когда солнце шествует по небу.
Оно по очереди освещает все Четыре Континента,
И вечно странствующему Кюнле
Не нужна одна женщина, чтобы водить её за собой.
Счастливейшее дерево — это то, что растёт в джунглях юга,
Топор бесчувственного лесоруба достать его там не может.
Но чем быть колонной храма,
Будет лучше, если оно останется там со своей раскидистой листвой.
А дверным порогом может служить и булыжник.
Счастливейшее железо — это то, что попало в руки к кузнецу.
Но чем быть дверью храма,
Будет лучше, если оно станет монашеским посохом или чашей для подаяния.
Незачем ему оставаться страдающей от жара и холода наковальней кузнеца,
Когда её можно заменить на деревянную или каменную.
Счастливейшая женщина — это та, что рождена в Гьенглинг Ньишар.
Незачем тебе сносить побои твоего супруга, старого болвана.
Но чем быть моей спутницей,
Будет лучше, если ты предашься медитации в уединении.
А обеспечение твоих родителей может взять на себя и твоя невестка.
Услышав слова Ламы, Кюнзанг почувствовала глубокое доверие, и она обещала последовать его советам. Во время поучений, которые он ей дал, они слились телом и умом, и после Лама предсказал, что Паро Чумопху станет местом её отшельничества. Три года она оставалась там в медитации, и говорят, что в конце концов, благодаря её преданности и сочувствию Ламы, она осуществила Тело Света.
Лама пришёл в Бенанг Вадчен с закатом солнца и как раз подыскивал себе место для ночлега, когда у родника ему встретилась девушка Гокье Палмо.
— Пусти меня, пожалуйста, переночевать, — попросил он её.
— О Друкпа Кюнле! Ты не найдёшь никого, кто пустит тебя на ночлег. И знаешь почему? Во-первых, ты требуешь гостеприимств а, во-вторых, тебе надо соблазнить хозяйку дома, и в-третьих, ты рассказываешь грязные истории. У меня не найдётся для тебя ни места, ни чанга, который я могла бы тебе предложить, — сказала девушка.
— Чанг не так уж и важен, — возразил Лама, — но любовью мы всё-таки можем заняться.
Он прошёл в дом, и она подала ему чай. Кюнле поднял чашу и прочёл благословляющую трапезу молитву:
Ом А Хунг!
У этого питья ни малейшего чайного аромата.
Не говоря уже о запахе масла!
Кто будет пить такую бурду?
Пусть же она будет подношением стене!
И он выплеснул чай на стену. Девушка улыбнулась, взяла его за руку и запела:
Уэтого создания нет мирского запаха,
Не говоря уже о запахе духовном!
Кто пустит такого на ночлег?
Пусть же он выйдет за дверь!
И она собралась было выставить его за дверь, но, имея к нему определённый интерес, всё же этого не сделала.
Когда девушка той ночью легла спать, Друкпа Кюнле улёгся к ней и проник в её влагалище своим членом. Но она притворилась спящей и делала вид, будто ничего не чувствует. Тогда он вывел член обратно и хотел от неё уйти, но девушка обвила его руками и притянула к себе, так что ему пришлось ею овладеть.
Утром следующего дня он спустился к базарной площади, где собрались все деревенские жители, и громко крикнул во всеуслышание:
— Когда Гокье Палмо хочет любви, это проявляется двумя способами: она притворяется, будто ей этого не надо, и не отпускает, когда хочешь уйти!
Потом он пошёл дальше.
Лама из Горпхока пригласил налджорпу к себе домой.
— В прошлом году умерла моя мать, — сказал он Ламе. — Не мог бы ты помолиться за неё?
— Твоя бедная мать находится внизу, внутри тогобольшого валуна, — ответил он ламе и, показывая на него пальцем, велел камню сдвинуться, и камень стал катиться вверх по холму. Он расколол его своим мечом, и оттуда выпрыгнула лягушка величиной с большой палец руки.
— Отправляйся в Чистую Землю Радости (Девачен тиб.; Сукхавати санскр.) старуха, — сказал он, и из макушки лягушки выплыл красный слог ХРИ и поднялся в небо в западном направлении.
Это чудо произошло на глазах у многих людей, и тот камень и по сей день сохранился в стене монастыря, построенного на этом месте.
Лама последовал дальше и дошёл до вершины перевала Пал Ла, что между Ванг Дзонг и Тонгзаг; он как раз раздумывал, не спуститься ли ему через Манг Тепа в Кьен Юл, как увидал старика с очень тяжёлой ношей.
— Что это у тебя там? — спросил он.
— Ячмень несу, — услышал он в ответ. Лама про себя подумал:
— Никаких благоприятных знаков для моего прибытия в эту область нет, — а старика вслух спросил: — Что там за деревни ниже в долине?
— Сначала Рукхупи, затем Ценденпи, а в конце Тонсепи.
— Что мне делать в долине с тремя "пи", — сказал Лама и пошёл обратной дорогой, — туда, откуда пришёл.
В Кхьюнг Секха он опять остановился в доме девушки Гьялдзом. Девушка подала ему водки и чанга и спела песню:
Друкпа Кюнле из Тибета!
Ты не только статен и красив, но и сила твоего благословения изумительна.
Разве есть у подвижного свежего весеннего бриза какая-нибудь вещественность?
Разве есть
