Мой желудок скручивает, и я наклоняюсь вперед, сжимая руки на столе.
— Что, если есть вероятность, что некоторые из них невиновны? Есть ли какой-нибудь способ защитить некоторых из них от разрушения до такой степени?
Они обмениваются взглядами, веселье освещает их черты, поскольку они, очевидно, думают, что я наивна, задавая такой вопрос.
— Послушайте, мисс Райт, — вмешивается другой адвокат, Барон Макхью, наконец добавляя свои два цента. — Сделав это? Это может их погубить. Все они виновны по ассоциации. Он владеет бизнесом вместе с остальными. Конечно, его протащат по грязи.
— Ну, Баз даже не был в городке в ту ночь, когда это случилось. Он упоминается в статье, но я никогда не упоминала его как одного из них в частности.
— Именно это нам и нужно, чтобы вы приукрасили. Мы должны сделать его своего рода главарем. Если мы возьмем его, остальные падут.
Я задыхаюсь, желудок сжимается от нерешительности. Это не то, чего я хотела для База. Он так много работал. Для гостиничных сетей. Какой ценой я добилась своей победы? Погубив его репутацию и жизнь?
Маркус заставляет меня сомневаться во всем. Даже если бы у меня была правда, смогу ли я выдумать какую-нибудь ложь о той ночи, чтобы выставить его в дурном свете, чтобы у него были неприятности с законом?
Я качаю головой, мой взгляд мечется между ними.
— Не знаю, смогу ли я это сделать. Я не могу лгать. Вся идея состояла в том, чтобы написать то, что я знаю, написать о произошедшем. Я не могу этого сделать. Что, если позже мы узнаем, что некоторые из них говорят правду и что они не убивали ее? Мне нужно будет сделать заявление, сказать правду, очистить их имена или, по крайней мере, имена тех, кто невиновен.
— Определенно нет. Показ любого средства массовой информации, что у вас были отношения с любым из них, будет выглядеть плохо для вас. И честно говоря, если вы так не уверены в том, кто виновен, а кто нет, вы можете перегруппироваться и подумать о последствиях.
— Но это общеизвестно. Баз Кинг и я вместе. Как это будет выглядеть плохо?
— Презренный любовник. Работа, вот как они вас изобразят. Не теряйте из виду все, что мы делаем, потому что вы не хотите причинить ему боль. Кто знает, может, он сыграл в этом большую роль, чем вы думаете.
Я стискиваю зубы.
— Я больше не знаю, что и думать. Некоторые вещи не складываются, когда дело касается его. Что, если он невиновен.
— Как вы можете быть так уверены? Вам не кажется странным, что он полетел в семейный
отпуск в ночь смерти вашей сестры? Это его лучшие друзья. Вы хотите сказать, что они девять лет ничего ему не говорили? Чушь. В его рассказе чего-то не хватает, и он не так невинен, как хочет, чтобы вы думали. Вам лучше забыть его. Смешайте его с остальными, пока он не попытался погубить и вас тоже.
Я делаю паузу, пытаясь пробиться сквозь шквал эмоций, бурлящих во мне, когда дело касается База. Придя к подобию соглашения с самой собой, я киваю, молча соглашаясь с ним.
— Я все равно не хочу лгать. Я хочу рассказать свою историю, но хочу, чтобы это была правда, моя правда, а не что-то сфабрикованное для СМИ.
Они вздыхают в унисон.
— Уверен, он ожидает, что вы останетесь верны своему слову. Но как ваш адвокат, я не советую этого делать. Все будет очень запутанно. Вы готовы к этому? Вы уверены, что это то, что вы хотите сделать, потому что, как только я даю вперед, никаких тормозов. Мы либо на полной скорости, либо нет.
Я сглатываю, стараясь не обращать внимания на комок размером с мяч для гольфа, застрявший в горле, ненавидя себя за то, что собираюсь сделать это с Базом. Это его погубит. Его семью. После этого он меня возненавидит. Но я не могу думать об этом, потому что все, что я когда-либо делала, все, ради чего я когда-либо работала, может действительно сбыться, если я сделаю это. Наконец-то это происходит. Справедливость для моей сестры. Ответы. Мы наконец-то обретём душевный покой, и, может, тогда моя сестра сможет покоиться с миром.
Я мысленно возвращаюсь к ее словам в ночь аварии, и задаюсь вопросом, не ждет ли меня тоже мир? Не знаю, будет ли это возможно после того, как это попадет в вентилятор, но можно надеяться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Остальная часть встречи заканчивается быстро, оба адвоката явно раздражены моим решением, но это меньшее из двух зол, и единственное исключение, которое я была готова сделать. Я ценю журналистику и правду, стоящую за словами, и отказываюсь становиться лицемеркой только для того, чтобы кто-то прочитал мои слова или услышал мою статью.
Засунув руки в карманы пальто, я иду по улице, наблюдая за людьми, позволяя своему разуму работать над событиями встречи и тем, что это, возможно, будет означать для будущего. Я вздрагиваю от вибрации напротив ноги. В кармане у меня звонит телефон, и, взглянув на экран, я сразу понимаю, кто это. Нажимая кнопку ответа, я подношу динамик к уху и вздрагиваю, когда слышу голос.
— Ты издеваешься надо мной, Маккензи? Все, о чем я просил, это держаться подальше от неприятностей. Это все, о чем я просил. Тебе чертовски повезло, что тебя поместили в психушку раньше, чем я успел до тебя добраться.
— Джек, — стону я.
За все это время я совершенно забыла о своем друге Джеке и о той роли, которую он сыграл в моих попытках сбить парней. Без его хакерского я ни за что не смогла бы так долго дурачить База или кого-то еще. Я бы тоже, наверное, гнила в тюремной камере, если бы не его помощь во время взлома дома Зака в Хидден-Хиллз.
— Мне очень жаль. Все вышло из-под контроля, и я... Боже, прости, что втянула тебя в это.
— Я не сержусь. — он вздыхает, явно чувствуя себя виноватым за то, что огрызнулся на меня. — Я испугался. Думал, ты уже мертва. А потом узнал, что ты в психушке. Блядь, я думал, тебе делают лоботомию и все такое.
В уголках моих губ появляется улыбка.
— Они этого больше не делают. Но, как бы то ни было, я сожалею, что расстроила тебя. Как ты вообще узнал, что я там?
Он усмехается.
— Это моя работа, помнишь?
— Верно, — я резко смеюсь. — Полагаю, именно так ты и достал этот номер?
— Довольно хорошо, не так ли?
Я ухмыляюсь. Это моя первая настоящая улыбка за целую вечность.
— Ты лучший, я когда-нибудь говорила тебе это?
— Ты выглядишь дерьмово, Маккензи, но видеть твою улыбку чертовски приятно. И честно? Не совсем достаточно, я определенно не возражал бы, чтобы ты хвалила меня немного чаще.
Моя улыбка застывает на лице, когда до меня доходят его слова, и я оглядываюсь.
— Дай угадаю, ты меня видишь?
— Я у часов.
Я оглядываюсь, щурю глаза, пытаясь разглядеть его.
Я слышу его раздраженный вздох.
— Около твоих, Маккензи. Иисус.
Наконец я замечаю его в бейсболке, низко надвинутой на лицо, и качаю головой. Я показываю ему средний палец за то, что он придурок.
— Давай, нам надо поговорить.
Я пересекаю улицу, следуя за Джеком в здание, в котором, как я теперь понимаю, должно быть он остановился. Его студия заполнена коробками, компьютерами и проводами. Я съеживаюсь.
— Господи, Джек, — бормочу я, чуть не спотыкаясь о оборванный провод.
Он закатывает глаза.
— Ох, заткнись. Я думаю, что твои проблемы перевешивают состояние моей нынешней жизненной ситуации. А теперь посади свою задницу сюда и скажи мне, что, черт возьми, происходит. И начни с самого начала.
Я поджимаю губы.
— Возможно, мы пробудем здесь какое-то время.
Он пристально смотрит на меня, молча приказывая начать рассказ. Как только я рассказываю ему обо всем, что произошло, и о том, что, вероятно, произойдет после того, как статья выйдет в свет, он смотрит в потолок, вероятно, в поисках силы, качая головой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты тычешь пальцем в медведя, Маккензи. Это не сработает так, как ты хочешь. Ты ведь это знаешь, верно? Если ты не будешь осторожна, он убьет тебя следующей.
Я сжимаю губы, не убежденная.
