Геро пригладила ладонью юбку.
– Значит, ты беседовал с Чайлдом?
– Беседовал. Антиквар утверждает, будто обнаружил среди экспонатов коллекции Ричарда Гофа некий крест из Гластонбери. Вроде бы тот самый, которым, как считалось, в аббатстве были отмечены могилы короля Артура и королевы Гиневры. Ты слышала о нем?
– Слышала.
– Так вот, похоже, мисс Теннисон была уверена, что этот артефакт – современная фальшивка, и посреди довольно яростного спора с Чайлдом схватила крест и закинула его в пруд.
Виконтесса ощутила на себе пристальный взгляд мужа.
– Какой-то… странный поступок, – отозвалась она, с трудом сохраняя ровный тон.
– Ты себя хорошо чувствуешь? – нахмурился Девлин, усаживаясь в кресло напротив.
– Да, конечно. Просто устала.
– Возможно, ты слишком многое на себя взваливаешь в твоем положении, – заметил Себастьян с некоторой неловкостью. Несмотря на то, что должный появиться на свет младенец был причиной их брака, они никогда не обсуждали эту тему.
Геро неэлегантно фыркнула:
– Если под «положением» ты подразумеваешь, что я ношу ребенка, позволь напомнить: беременность – естественное состояние женщины, а не тяжкое изнурительное заболевание.
– Верно. Тем не менее своих жеребых кобыл я окружаю особой заботой.
– Даже не знаю, чувствовать себя польщенной или оскорбленной подобным сравнением, – расхохоталась Геро.
В уголках глаз Себастьяна собрались веселые морщинки.
– О, несомненно, польщенной.
Взгляды мужа и жены встретились, и это мгновение затянулось, приобретая неожиданную интимность.
Ощутив, как загораются щеки, Геро отвела глаза.
– Откуда ты узнал о ссоре Габриель и Чайлда из-за креста?
– Мне сообщил лейтенант Арсено.
– Арсено? Любопытно. – Виконтесса вытащила найденный листок и протянула его мужу: – Вот что я нашла в бумагах Габриель.
– Велишь заплакать – я навзрыд заплачу… – прочел вслух Девлин и поднял взгляд: – Тебе известно, что это за стихи?
– Нет. Но очень знакомые, правда? По-моему, написаны кем-то из поэтов-кавалеров[22]. – Закрыв томик поэзии, Геро отложила книгу в сторону. – Только мне пока не удалось их найти.
– Это последние три строфы стихотворения Роберта Геррика[23] «Антее, завладевшей им безраздельно».
– Ты знаешь его? – округлились глаза жены.
– Удивлена? – улыбнулся Себастьян. – А ты воображала, будто я провожу все свое время, гоняя на псовой охоте, хлеща бренди и стараясь отвесить тумака Джентльмену Джексону[24]?
Геро ощутила, как губы растягиваются в ответной улыбке:
– Вроде того.
– Ха. – Поднявшись с кресла, виконт сличил размашистые строки на листочке с округлыми, каллиграфическими буквами в записной книжке Габриель Теннисон. – Не похоже на почерк твоей подруги.
– Это не ее почерк.
– И ты знаешь, чей? – покосился муж.
Она вытащила из стопки еще одну тетрадку:
– Вот. Взгляни на перевод «Леди Шалотт», над которым трудилась Габриель, и ты убедишься, что почерк на листочке совпадает с тем, которым сделаны исправления и примечания на полях ее работы. Мне кажется, это стихотворение ей дал Филипп Арсено.
Себастьян всмотрелся в пометки, и его губы тесно сжались.
– Думаешь, чувства лейтенанта к Габриель были сильнее, нежели он убеждал тебя?
– Ты – жизнь моя, любовь моя…– процитировал Девлин, откладывая в сторону перевод. – Очень похоже на то, не правда ли? Более того, я думаю, что мисс Теннисон тоже была влюблена.
– Почему ты так уверен? – тряхнула головой Геро.
Себастьян опустил глаза на оставшийся в руке измятый листочек:
– Потому что она сохранила стихи.
На лужайке в Мэрилебон-Парк-Филдз[25] на северной окраине города Филипп Арсено вместе со своим лохматым дворнягой смотрел матч по крикету, когда Девлин подошел и остановился рядом.
Теплое солнце золотило зеленую траву на окрестных холмах. Слышалось мычание коров, над обрамляющими поляну дубами лениво кружил ястреб. Бэтсмен заработал пробежкой очко, и по толпе зрителей прокатился одобрительный шумок.
– Приохотились к крикету? – поинтересовался Себастьян. – Вы, должно быть, один из очень немногих французов, которым пришлась по душе английская игра.
Лейтенант приглушенно хмыкнул:
– Большинство моих соотечественников считают ее непостижимой, но мне нравится.
– Судя по всему, творчество наших поэтов-кавалеров тоже вам по сердцу.
– Pardon?[26]
– Любовь – то море, то причал, то буря, то покой… Любовь, которой мир не знал, я разделю с тобой, – негромко процитировал Девлин, пока боулер бросал мяч в сторону бэтсмена.
– Прекрасные поэтические строки, – отозвался Арсено, чье внимание, казалось, было полностью поглощено игрой. – Я должен был узнать их?
– Они из стихотворения Роберта Геррика.
– Незасчитанный мяч, – объявил судья.
Августовское солнце безжалостно припекало открытое пространство, наполняя воздух запахом пыли и нагретой травы. Арсено стоял неподвижно, с окаменевшим лицом, не отрывая взгляда от полевых игроков.
– Из того самого стихотворения, которое вы переписали и дали мисс Теннисон, – добавил Себастьян.
Француз сглотнул, дернув кадыком. На подпаленной солнцем коже заблестела испарина.
– Вы нашли его, да?
– Леди Девлин нашла.
– А как догадались, что стихи от меня?
– Почерк совпадал с пометками на переводе новеллы «Леди Шалот».
– Ах, да. Конечно.
Собеседники вышли из толпы зрителей и свернули на дорожку, которая вилась к простиравшимся на север холмам. Пес побежал вперед, довольно высунув язык и помахивая хвостом.
– Надеюсь, вы не собираетесь оскорблять мои умственные способности, пытаясь и дальше отрицать правду, – обронил виконт.
Лейтенант покачал головой, устремив глаза на стадо коров, мирно пасущихся на тучном, прогретом солнцем пастбище. Росшие в верхней части склона каштаны поникли в безветренном зное, их неподвижные кроны яркими мазками зеленели на ослепительно ясной, незабудковой лазури неба.
– Хотите правду, милорд? Правда в том, что я влюбился в Габриель с первого взгляда. Сидел в читальном зале музея, просматривая какие-то древние рукописи, просто случайно поднял глаза и увидел ее. Она стояла под высокими окнами, ожидая пока служитель передаст ей нужную книгу, и я… пропал.
– Мисс Теннисон отвечала вам взаимностью?
Собеседник странно улыбнулся:
– Она не полюбила меня сразу же, если вы об этом. Но мы быстро стали хорошими друзьями. Гуляли вместе в музейном парке и увлеченно спорили о разных воззрениях на любовь в двух частях «Романа о Розе»[27] или о достоверности различных средневековых хроник. Знаете, я на несколько лет младше Габриель. Она поддразнивала меня из-за этого, называла мальчишкой. Будь я ее сверстником или постарше, подозреваю, она бы никогда не позволила нашим отношениям развиваться так, как это случилось. Но со мной она чувствовала себя… в безопасности, а позже призналась, что влюбилась, прежде чем осознала, что с ней происходит.
– Вы просили мисс Теннисон стать вашей женой?
– Как я мог? В моем-то положении военнопленного? Видите отметку? – указал Арсено на мильный столбик в траве у дороги. – По условиям освобождения под честное слово мне запрещено выходить дальше.
– Тем не менее вы отважились на это, когда отправились с Габриель на Кэмлит-Моут.
Девлин ожидал, что француз снова начнет отнекиваться. Но тот только равнодушно пожал плечами:
– Иногда… иногда мужчины поддаются безумным порывам, вероятно, от отчаяния, разочарования и какой-то глупой бравады. Но… как я мог просить Габриель выйти за меня? Как просить кого-то разделить с тобой столь скудный удел, может статься, до конца своих дней?
– И все же некоторые условно освобожденные французские офицеры вступают в брак в Англии.
– Да. Но не с такими женщинами, как Габриель Теннисон. Я слишком сильно любил ее, чтобы предлагать жизнь на чердаке.
– Разве у нее не было собственных средств?
– Боже милостивый, – резко повернулся к виконту Арсено. – Даже если бы и были, за кого вы меня принимаете?
– Вы оказались бы далеко не первым мужчиной, живущим на доходы жены.
– Я вам не охотник за приданым!
– А я этого и не утверждал. – Девлин вгляделся в напряженные мальчишеские черты и повторил вопрос: – Так вы просили мисс Теннисон выйти за вас?
– Нет.
Арсено отвернулся и проводил взглядом пса, который, уткнувшись носом в землю и высоко задрав хвост, дошел по какому-то притягательному следу до колючего края живой изгороди, затем сел и гавкнул с разочарованием и досадой.
