Ночью Зигфриду приснилось, что он борется со змеем. Оборотень был в своей звериной ипостаси, и с наслаждением рвал, грыз и кусал чешуйчатое тело. Когда кольца чудовища расслабились, и труп раскинулся перед ним во всей красе, Зигфрид увидел, что он убил Черное Пламя. Оборотень хорошо запомнил его внешность, пока дракон сидел на Инкубаторе, и не мог ошибиться. Восторг захлестнул его. Татцель уперся лапами в разорванную грудь поверженного врага и завыл, исполняя победную песнь.
На этом месте сон Зигфрида прервали. Кто-то открывал дверь в погреб, и несмазанные петли яростно заскрипели.
– Успокойся, ради Мелькора, – произнес из темноты чей-то испуганный голос.
Громыхнула жестяная миска, Зигрфид ощутил запах сырого мяса и воды.
– А вот и твоя еда, не надо было так шуметь. Ты же все понимаешь, – продолжил голос. – Перестань, ведь мандречены ищут и тебя тоже. Тебя казнят за то, что ты не выполнил задание. Поешь и спи.
Спросонья оборотню показалось, что говоривший использует почти забытый диалект, на котором говорили в глухих деревушках к югу от Фишервега. Но Зигфрид понял, что говоривший использует свой родной язык, по странному совпадению так похожий на неречь.
Дверь закрылась. Оборотень подошел к миске и напился. Есть он не стал – не хотелось. Он устроился в углу камеры, положил голову на лапы и заснул, на этот раз без сновидений. Остроконечные уши расслабились. Только кисточки на них чуть подрагивали в такт дыханию Зигфрида фон Татцельберга, брата последнего графа Боремии, в чьих жилах текла нечеловеческая кровь.
Полоса лунного света из окна требища медленно ползла по полу вслед за катящейся в черной высоте луной. Дотянувшись до изножья кровати, на которой в беспокойном сне метался Эназерел, свет зацепился за складки одеяла, загустел, приобрел очертания размытой фигуры. Существо провело прозрачной рукой по волосам эльфа, слипшимся от пота. Эназерел улыбнулся во сне. Силуэт медленно склонился над воспитуемым номер шестьсот восемь. Ночной посетитель был слишком занят, чтобы оглядываться по сторонам. Иначе он заметил бы, как из-под соседней кровати медленно вытекает лужица черного, непроглядного мрака. Тьма скопилась перед тумбочкой. Резко, хлестко, как лук, когда стрелок спускает тетиву, распрямилась.
Серебристое существо тоненько взвыло и бросилось к окну. Темный страж протянул длинную, тонкую руку, чтобы схватить его за волосы, но не успел. Гость был уже на полпути к свободе и спасению. Вдруг он тихонько пискнул и рухнул на пол студенистым сгустком. Тьма неторопливо подползла к нему и накрыла собой.
– Дренадан? – раздался неуверенный голос эльфа.
Волхв обернулся. Лайтонд стоял рядом с ним. Дренадан заметил, что эльф держит руки так, чтобы в любой момент можно было метнуть заклинание.
Лайтонду казалось, что он уже привык к своеобразию, с которым Дренадан выполнял любые свои обещания. Но в очередной раз выяснилось, что предсказать действия жреца Смерти невозможно. Вечером, когда Дренадан отказался отпустить эльфов в лагерь ко всем остальным под предлогом того, что они чем-то больны, жрец заставил обоих выпить какой-то невыносимо горький отвар. Лайтонд не смог заснуть всю ночь. Судя по тому, как кряхтел и беспокойно ворочался Эназерел, на него отвар произвел такой же эффект. Утро застало воспитуемых за старинной эльфийской игрой в рифмы. Лайтонд, как выпускник Линдалмара, уверенно побеждал, Эназерел беззлобно огрызался. Норму по шитью рукавиц они после этого не выполнили оба, за что получили каждый по пять плетей.
А вечером Дренадан опять влил в каждого по кубку отвара. У Эназерела нервная система оказалась крепче – эльф забылся тревожным сном.
– Да, это я, – сказал волхв. – Спасибо. Если бы не ты, она бы улизнула. Я и забыл, какие они шустрые…
Эльф расслабил кисти, подошел поближе и заглянул через плечо волхва.
– Чем ты это ее так? – осведомился Дренадан.
– Некроманты называют это заклятье Булавой Гнева, – ответил Лайтонд рассеянно. – Что это за тварь?
– Это и есть та зараза, которую Эназерел подцепил на болотах, – сказал волхв. – Это прятка-безоглядка.
– Кто? – переспросил эльф, рассматривая распростертую на полу хрупкую фигурку.
Ее длинные спутанные волосы цвета серебра светились в лунном свете. Теперь было заметно, что чудовище размером не превосходит пятилетнего ребенка. Безобразные клешни, которыми кончались тонкие руки, заставили Лайтонда вспомнить гигантских пауков Железного Леса. Он присел на корточки и отбросил волосы с лица. У болотной твари оказался расплющенный нос и множество тонких, как иглы, длинных зубов. Они торчали из оскаленной в предсмертном рыке пасти. Эльф присмотрелся. Зубы внутри были полые, как тростинки.
Глаз у прятки-безоглядки не было.
– Да есть такие… Плод союза одичавших фабрик крови и крабомаров, – сообщил Дренадан. – Когда человек входит в лес, прятка-безоглядка начинает следовать за ним, словно тень. Увидеть ее нельзя. Как бы быстро жертва не оборачивалась, прятка-безоглядка всегда успевает оказаться за ее спиной. А когда человек забывает о ее присутствии, прятка-безоглядка немедленно набрасывается ему на шею и пьет кровь. Я сразу удивился, как это Эназерелу удалось вернуться на дорогу к лагерю. Чары там такие, что даже тебе не пробить… Это она помогла ему. Когда вы с пряткой-безоглядкой нажали на барьер с двух сторон, он лопнул. Ей нужно было попасть в лагерь, где много вкусной еды.
Лайтонд покачал головой:
– Жаболюдей видел, виторов видел – и даже слышал, с лосетаврами встречался… Но о прятках-безоглядках слышу впервые.
– После того, как я сделал переливание, на тебе и Эназереле было мое… – волхв запнулся.
– Клеймо, – закончил Лайтонд спокойно. – Ты надеялся отпугнуть ее?
– Тогда я еще не знал, что она его охомутала, – мрачно сказал Дренадан. – Но в иерархии слуг Смерти прятки-безоглядки стоят гораздо ниже вампиров. Она должна была оставить его в покое.
– А кстати, – сказал Лайтонд и добавил погромче: – Эназерел?
Они разговаривали в голос, и эльф должен был уже проснуться. Ответа Лайтонд не дождался. Дренадан подошел к спящему, тронул его за плечо. Отступил. Лайтонд тоже приблизился к Эназерелу. Лицо у него оказалось белое, матово-прозрачное, как лунный камень.
– Ааа, колесо Хорса вдребезги пополам, – пробормотал Дренадан. – Надо было ее брать сразу…
– Что же ты не взял?
– Боялся спугнуть, – буркнул волхв. – Они, когда наедятся, тяжелее становятся, неповоротливее. Кто ж знал, что…
Лайтонд помолчал.
– Он мертв? – спросил эльф.
– Ну, не то что бы, – сказал Дренадан неохотно. – Но я разберусь. Дай-ка твою робу.
Лайтонд снял хлопковую куртку. Полосочки на ней казались лилово-черными в лунном свете. Эльф вопросительно посмотрел на волхва.
– Я похороню его под твоим номером, – сказал Дренадан. – В нем есть твоя кровь, и когда придут проверять, может получиться так, что они поверят. Но я бы на твоем месте на это сильно не рассчитывал. Годовой отчет о смертности я уже отослал. Следующий раз подводить баланс мы будем ко дню Кащея Чернобоговича.
– Когда? – спросил Лайтонд.
– По вашему, это двадцать девятое февраля.
Эльф покачал головой.
– Тогда у меня были мои Танцоры, – сказал он. – А теперь я один. Я не успею, Дренадан. Я не смогу.
– Попробуй обратиться к своим друзьям, – произнес Дренадан. – К эльфам Лихолесья.
– О Илуватар, – прошептал Лайтонд. – Они победили… Они выжили! Но темные эльфы не вмешиваются в мировую политику, таково их правило.
– Я знаю, – сказал волхв. – Но теперь, когда оскверненное тело их принцессы выставлено на всеобщее обозрение, ее брат может изменить свое мнение.
– До Келенбороноста тысяча километров, – ответил эльф.
Дренадан хмыкнул:
– Полторы, не меньше. Это если по прямой.. Но это наименьшая из проблем, с которыми тебе придется столкнуться. При капище есть телепорт, я тебя переброшу.
– А я и не знал, – ответил Лайтонд. – Когда?
