Несколько селян и вовсе расположились на внушительных размеров сундуке, что стоял впритык к двери, ведущей на хозяйскую половину. Селяне пришли со своим хлебом, но, для приличия, пару кувшинов пива, в складчину заказали. Эти ели молча. В отличие от дружинников, которых волновали лишь прошлые подвиги, селяне думали о завтрашнем дне и пытались впрок отогреться перед предстоящей утром нелегкой дорогой, которая по всем приметам обещала выпасть на особую стужу.
Воздух от такого наплыва народа стоял спёртый, но никто не замечал духоты. Лишь когда входная дверь открывалась, впуская новых посетителей, клубы морозного пара доносили до ближайших людей вместе с холодом и настоящую свежесть. Впрочем, среди зимы, людям больше нравилось тепло, нежели чистота.
Дверь открылась в очередной раз, и на пороге возникли два вурда. Один помельче и помоложе в линялой лисьей куртке, другой покрупнее и постарше в линялой же куртке, но из волка. Оба, несмотря на зимнюю пору, пришли босиком. Налипший на подошвах снег теперь медленно стаивал, образуя на полу под ногами пришельцев грязные лужицы. У обоих на поясах висели тяжёлые ножи, вроде тех, какими на торговых рядах разделывают мясные туши.
С появлением столь необычных гостей, разговоры стали быстро стихать. Сидящие спиной ко входу, завидев лица собеседников, оборачивались и умолкали. В корчме воцарилась тишина. Слышно было, как хрустнула, наступив на черепок разбитого от испуга кувшина, Тоска.
— Смотри-ка, тихо как здесь. Что в твоей домовине, — заметил молодой вурд, обращаясь к товарищу. — А болтали, будто шум такой стоит, что и соседа не каждый раз услышишь. Врали, поди, всё.
— Сдаётся мне, что нам здесь не рады, — ответил ему спутник, обведя взглядом корчму. — Стало быть, и то сказки, что, мол, любого гостя здесь хлебом встречают.
Ондроп не отличался смелостью и в разного рода купеческих ватагах неизменно слыл самым робким из всех. И тут, может быть впервые в жизни, оказался единственным, на кого появление вурдов не произвело ровным счётом никакого впечатления. Его собеседник, поперхнувшись пивом, уставился на необычных посетителей.
— Чего рот открыл? — раздался в мёртвой тишине ровный голос Ондропа. — Это ж вурды. Вурдов что ли никогда не видел?
Такое спокойное, даже неприлично спокойное поведение кадомского купца при появлении нечисти, вывело, наконец, из ступора воеводу. И без того багровый, Заруба ещё больше налился кровью, выскочил из-за стола, опрокинув скамейку, и схватился за рукоятку меча. Дуболому с Воротом, потерявшим под собой опору, также пришлось встать на ноги.
— Что за чёрт!? — зарычал воевода, глядя на вурдов.
Повернувшись к остолбеневшим кметям он кликнул:
— А ну, парни, руби нечисть!
Быстро осознав численное превосходство, примеру воеводы последовали дружинники, и скоро на вурдов смотрело два десятка клинков. Только нелепость обстановки, неестественность всего происходящего, удерживала воинов от немедленного броска.
Вурды же продолжали стоять совершенно равнодушно, будто не ведая, какая опасность нависла над ними. Их руки в сторону ножей даже не дёрнулись. Они не улыбались, но глаза просто лучились удовольствием от того шума, который наделало их появление в корчме. Это несколько озадачило мечников, и они не спешили начать потасовку. И всё же резня могла вспыхнуть в любое время, от малейшего неосторожного слова или движения.
— Погоди рубить воевода, — поднялся вдруг Ондроп. — Чего горячку порешь? Это Власорук и Быстроног. Я их знаю. Они свои.
И купец приветливо махнул вурдам рукой. Те кивнули в ответ.
— Смотри-ка, не спутал, — заметил вполголоса Быстроног старшему товарищу.
— Свои? — зарычал Заруба громче прежнего, и если бы не имелось предела краске, то его лицо побагровело бы ещё больше. Не спуская глаз с вурдов, он повернулся к Ондропу, и переспросил, кипя бешенством.
— Кто свои?.. Вурды свои?.. Кому? Тебе свои?.. Да кто ты такой, чтобы нелюдь в городах привечать?
Тут Ондропом вновь овладела природная робость. Он смешался, не зная что ответить свирепому воеводе, как доказать миролюбие его странных знакомцев. Но те, решив положить конец потехе, и сами пришли на помощь кадомскому приятелю.
— Э-э, — протянул Власорук. — Если позволите…
Заруба резко повернулся обратно ко входу.
Вурд сделал шаг вперед и протянул свиток с печатью.
— Мы, почтенный воевода, грамоте не обучены, — пояснил он. — Но, как нам поведали мудрые люди, на этом куске кожи начертано всё, что нужно.
Не опуская меча, Заруба приблизился к вурдам и, забрав свиток, шагнул назад. Затем приказал одному из дружинников подстраховать себя, а сам, переняв меч другой рукой, развернул кожу и прочитал вслух:
"Сей вурд именем Волосатая Рука находится в услужении у Сокола — чародея.
Оному вурду дозволяется проживание без срока в Мещёрске. Не возбраняется ношение оружия и совершение купли.
А все пошлины платить за него Соколу.
Князь Ук"
Воевода внимательно осмотрел печать и вернул грамоту вурду. От похожего куска кожи, протянутого Быстроногом, отмахнулся досадливо.
— Да, дела, — почесал он затылок и убрал меч.
Обернувшись к людям, Заруба объявил:
— Грамота в порядке. Печать и подпись подлинные.
Все вздохнули с облегчением. Вновь принялись гомонить, обсуждая нежданное происшествие. Воевода же вдруг расхохотался и совсем без злобы обратился ко всё ещё стоящим у входа приятелям:
— Ну и напугали вы меня, волосатые, ну и потешили.
Затем крикнул хозяину:
— Байборей, угости-ка их за мой счёт.
Услышав про счёт, корчмарь мигом оправился от страха.
— Чем желаете перекусить? — обратился он к вурдам. — Могу предложить дичь, зверину, домашнее мясо. Могу запечь с кровью. Хотите, и вовсе готовить не буду. Слыхал, вы сырое предпочитаете…
— Мы не едим мясо, хозяин, — ответил Власорук. — Подай нам лепёшек медовых, да к ним молока.
— К ним пива, — поправил молодой вурд. — Пиво мы уважаем.
Разговоры вновь смолкли, вновь воцарилась гробовая тишина. Второй раз за один и тот же вечер — явный перебор.
— А может у них, того, клыки подпилены? — тихо предположил кто-то, но услышали все.
Власорук повернулся к говорящему и улыбнулся ощерившись. Тут все поняли, что человек ошибался, что клыки у вурда в полном порядке и на положенном месте.
Долго ещё корчма в напряжении пребывала. Долго ещё народ косился на парочку мохнатых созданий, что — будто так и надо — уселись подле воеводы и лопали свои лепёшки, чинно запивая пивком.
Люди же, вроде Зарубы, легко принимают всё новое. Если с мещёрцами или ордынцами приходилось биться плечом к плечу, то от чего и с вурдами за столом не посидеть? Дружинники сперва чувствовали себя не очень уверено, но, выпив и закусив, вскоре вернулись к прежним спорам, лишь искоса поглядывая на воеводу шепчущегося о чём-то с волосатыми уродами.
