– Очень надо, – ответила девчонка от дверей: – Я днесь на сеннике спать буду. Там душистее.
– Так я на сенник приду и все уши тебе пооткручиваю! – пригрозил Хорс.
– Ано и глупо, – не осталась в долгу Удька: – Кому я без ушей буду нужна? Кто меня такую в жены возьмет? Придется мне век в девках вековать у вас на шее.
Когда дверь за ней захлопнулась, все, включая Хорса, прыснули от смеха.
– Ох, и задаст она парням жару, – не без гордости сказал отец семейства: – Будут они у нее как ужи на сковородке крутиться. Не даром же говорят: кто в Цветень родится, у того всю жизнь в голове весна.
Однако, избежать рассказа о том, как трое младших Годиновичей: Буян, Ярка и Волькша, обыграли в чушки трех матерых мужиков, Хорсу не удалось.
– Надо бы проучить, а сыны? – закончил свою речь могучий ягн.
Сыны молча кивнули кудлатыми головами.
На следующий день Волкана дома не оказалось, так что поединок перенесли на другой раз, а потом еще. Так что когда Хорс с сыновьями дождались-таки Годиновичей, о предстоящей потехе знала вся Ладонь, и потому возле дома Хорса, где было определено место для игры, собрались почти все, кто мог оценить эту потеху. А посмотреть было на что. С одной стороны стояли три рыжих косматых громилы. Даже десятилетний Пекко был ростом почти с Волькшу. С другой стороны – три подростка. Хотя Буян и Ярка все больше забирали в статную латвицкую породу своей матери Ятвы, но до мосластости Хорсовичей им было, конечно, не дорасти. В руках у одних были обычные для игры в чушки битки длинной в два локтя. В то время как их соперники держали на плечах настоящие дубины толщиной с руку и почти в рост самого маленького из Годиновичей. Видя такой расклад, Година вознамерился договориться о замене младших сыновей старшими. Хорс не возражал. Заупрямился Волкан.
– Фатер, – обратился он к отцу по-латвицски, как обычно бывало, когда надо было сказать что-нибудь не для чужих ушей: – Торх и Кунт, конечно, в плечах широки, но они уже мужики и потому в чухи играют только по праздникам. А Ярка с Буяном еще отроки и битки мечут каждый день. Так что не надо никого менять. Мы и так в грязь лицом не ударим.
Для острастки решили биться об заклад. Но у Годиновичей своего имущества не нашлось, а отцовское проставлять Волькша отказался. Сговорились играть на вспоможение. Буде Хорсовичи победят, то Годиновичи помогут им в какой-нибудь работе. Ну, а ежели наоборот, тогда уж Хорсовичи им отрабатывать будут.
Для того чтобы битки далеко не улетали, «города» разметили возле Хорсового овина. Отмерили метальную черту. И начали.
Хорс с сыновьями свои битки бросали так, что земля дрожала. Иной раз чушка от удара разлеталась в щепки, так что приходилось заменять на новую. Ям палками нарыли, точно репы надергали. Овин весь сотрясался, когда очередная дубина, пущенная рукой Хорсовичей, ударялась о стену. Но меньше двух битков на «порядок» у них не выходило.
А Волкан с братьями бросали в свою силу. Младший Буян смущенный таким скопищем народа, нет-нет, да и тратил три броска на построение. Зато Ярка с оглядом на Волькшу иной раз выносил «порядок» в один биток. Ну, а сам Волкан, как и говорил Хорс, раз за разом выбивал из города все чухи с одного броска.
Когда игра дошла до «порядков», которые завсегда в два – три приема выбивают, счет Годиновичей был на четыре битка меньше. Хорс взапуски тер свой шишковатый нос. Из того перевеса, что получили противники, он мог винить себя в трех неловких бросках. Пекко провинился лишь раз. Ольгерд, чья «дубина» была больше и тяжелее всех, мог гордиться тем, что не сделал ни единой ошибки, но и не показал тех чудес, что удавались его щуплому приятелю.
До конца игры оставалось всего три «порядка». Самых, понятное дело, сложных. И тут, Ярка затрепыхался и стал плоховать. К последнему «порядку» преимущество Годиновичей улетучилось, как и не бывало.
– Ладно тебе, братка, не вздумай нюниться, – подбодрил его Волкан: – Даже если не свезет, так ведь не на корову ж играем. Бросай, как бросается, и помни, чему я тебя учил. Идет?
– Идет, – шмыгнул носом Ярка и шагнул к черте.
Три битка ушло у него на последний «порядок». Редко у кого получалось лучше.
Пекко тоже справился за три броска.
Буян очень старался, но в первом броске биток выскользнул из вспотевшей от волнения руки и просвистел мимо города вовсе. Следующие три битка он сработал без сучка и задоринки, но счет тем ни менее стал равным.
К черте вышел Олькша. Всю нагулянную за лето мужицкую солидность с него уже давно сдуло, как осенним ветром. В запале игры он кричал и прыгал как козлик, если биток летел как следует, или шерстил всех окрестных богов, если кто-нибудь из Хорсовичей совершал ошибку. Встав в десяти шагах от меты, он принялся пыхтеть так, точно собирался броском срыть и «город» с чушками, и овин, и городецкий частокол заодно. Он разбежался и метнул свою «дубину» со страшным рыком. Биток ударился о землю с такой силой, что чухи на другой оконечности «города» подскочили, и одна из них, та, что обычно выбивалась вторым или третьим броском выкатилась за черту. Олькша загикал и закрутился на месте от восторга. Следующим битком он не только очистил «город», но и вывел Хорсовичей вперед на один биток.
Зеваки уважительно присвистывали и качали головами.
Хорс на радостях выскочил к черте поперек очереди и вынес «порядок» с трех бит.
Волькша присидел на корточки возле метальной черты и высмотривал в «городе» нечто, приметное только ему.
– Будет, тебе, сыне, не кручинься, – похлопал Година сына по плечу: – Ну, не повезло.
Буян, и так едва сдерживавший слезы, после броска Ольгерда убежал домой.
– Почему не повезло? – задумчиво переспросил Волкан.
– Да будет тебе, Варг! У Хорсовичей на последнем «порядке» восемь бит, у вас уже семь, – молвил отец: – никто никогда не выбивал его с одного битка.
– Потому что никто не пробовал, – возразил сын.
– Так тут и пробовать нечего, – возмутился Година сыновнему упрямству: – Прадеды этот «порядок» нарочно таким мудреным определили, чтобы самое меньшее с двух битков его выносить.
Волькша улыбнулся, вспомнив рассказ Кайи про Хийси и кабана.
– Волькша, что ты там смотришь, – раздался бас Ольгерда: – Как не пыжься, вы проиграли.
– Еще нет, – ответил Годинович и поднялся в рост.
Он встал у черты, и, опустив биток к ноге, чуть наклонил голову. Гул в толпе зевак постепенно стих. Стало слышно, как заливаются петухи. Ярило уже отворял ворота своей опочивальни. Наконец, Волкан поднял биту. Он не стал делать обычный разбег к мете, а завел палку за спину, собираясь бросать с места. Гомон непонимания пробежал по толпе зевак: последний «порядок» обычно выбивали, что было сил, а без разбега биту как следует не разгонишь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
