– Ладно, разберемся.
Вересень еще раз подергал вешку, проверяя, крепко ли она стоит. Вешка держалась, но теперь к ней надо было прицепить какой-нибудь опознавательный знак: на всякий случай. Чтобы не спутать место, а сразу отыскать его, когда уляжется непогода. Сгодился бы носовой платок, или шарф, или что-то похожее.
– Есть шарф? – спросил Вересень у Михалыча.
– Отродясь не было.
– Про носовой платок я даже не спрашиваю.
– А зря, Боря. Степан Михалыч Писахов – это тебе не какой-нибудь нищеброд. А…
– …член отряда космонавтов. Я помню.
Михалыч крякнул и извлек из своего тулупа полотнище размером с детскую футболку. Вопреки ожиданиям Вересня – довольно чистое. Вересень крепко обвязал полотнище вокруг древка и отошел на шаг, любуясь работой.
– А теперь чего? – спросил у него бородач.
– А теперь вернемся в дом. Проводить допрос свидетелей.
* * *
Спустя 10 часов 15 минут после убийства…Зал, в котором Вересень собрал обитателей особняка – временных и постоянных – назывался Восточной гостиной. Он был практически пуст, если не считать большого концертного рояля, двух обитых бархатом диванов и дюжины стульев. Изначально стулья стояли вдоль стены, но Михалыч, следуя указаниям следователя, расположил их полукругом. Теперь они отстояли друг от друга на расстоянии вытянутой руки, дугой обтекая рояль, возле которого и стоял сейчас Вересень.
Четверых из присутствующих он уже видел раньше – Сашу, Анатолия и двух испанцев: девицу и молодого человека лет тридцати трех. Если девицу можно было назвать просто симпатичной, то парень являл собой воплощение какого-то неведомого Вересню божества. Странно, что Боря не удосужился разглядеть испанца в машине: ведь встречать таких красивых мужиков ему еще не приходилось. Испанец мог бы украсить любую голливудскую картину. И любой модный журнал мечтал бы заполучить его на обложку. Обычно Вересень относился к красоткам мужского пола с известной долей скептицизма, подозревая их во всех мыслимых тайных и явных пороках. Но в данном конкретном случае Вересневский скептицизм уступил место сдержанному восхищению и любопытству: и как только человек обходится с такой внешностью, как с ней справляется? Из всех известных Вересню красавцев к парню по имени Хавьер Дельгадо мог теоретически приблизиться лишь капитан Литовченко, известный пожиратель женских сердец. Но и Литовченко, со своей соцреалистической харизмой застрял где-то на дальних подступах к Хавьеру.
И все же, все же…
Существовал еще один персонаж, сила воздействия которого была столь же убедительной, – никто иной, как Мандарин. Отсутствие дурацкого парня сильно беспокоило Борю, хотя краем уха он слыхал, что с котом все в порядке. Но явиться ему все же не мешало. Так, для равновесия дневных и ночных звезд. И общего успокоения вересневской души.
Хавьер сидел на самом ближнем к двери стуле, рядом с ним расположилась девушка по имени Эухения. С противоположной – оконной – стороны места заняли Карина Габитовна, девочка-подросток и рыжеволосая женщина, чье лицо показалось Вересню смутно знакомым. Ее имя – Софья – не вызывало у Бори никаких воспоминаний, но они точно виделись!.. Вересень уже знал, что Софья – жена Анатолия (даже сейчас они сидели рядом, держась за руки), а девочка – их дочь Аня. Аня читала разложенную на коленях книгу. Или делала вид, что читает; в любом случае, за то время, что Вересень топтался у рояля, она ни разу не оторвала глаз от страниц.
Между испанцами и женским трио устроились Саша и Анатолий. А Михалыч как особа, приближенная к следственным органам, подпирал теперь дверной косяк. И посматривал на находящихся в Восточной гостиной слегка надменным взглядом конвоира. Впрочем, этот надменный взгляд был не единственным. Вересень заметил то же выражение в еще одной паре глаз – только многократно усиленное. К надменности примешивалось еще и презрение, и даже брезгливость. А самым удивительным было то, что взгляд принадлежал мальчишке лет двенадцати. Отпочковавшись от остальных родственников, он оккупировал диван и теперь полулежал на нем, забросив ноги в светлых кроссовках на подлокотник.
Паршивец, – подумал про себя Вересень, воспылав к мальчишке неожиданной неприязнью. Говна кусок.
Кусок Говна звали Мариком. Марком. На худосочном генеалогическом древе семейства Новиковых он занимал самую проблемную для Вересня ветку. Она принадлежала отцу Марика, Виктору, которого так и не нашли. Хотя его джип стоял на парковке среди других машин. Это страшно беспокоило Вересня, как и произошедшее с кухаркой Эльви. Но об этом он пообещал себе подумать попозже, когда общее собрание членов кооператива «Приятное знакомство» завершится.
– Итак, – слегка откашлявшись и прочистив горло, начал Вересень. – Как уже известно некоторым из вас, зовут меня Вересень, Борис Евгеньевич. Я следователь Главного следственного управления по городу Санкт-Петербург. Оказался тут случайно, но, в общем, хорошо, что оказался. Учитывая события прошлой ночи. Позвольте выразить членам семьи мои соболезнования.
Супруги Новиковы, Анатолий и Софья, синхронно вздохнули и еще крепче сжали руки. А Эухения положила ладонь на Сашино колено: успокаивающий жест, которого тот даже не заметил. Юная любительница чтения по-прежнему пялилась в книгу. А полулежащий на диване малолетний паршивец ехидно хмыкнул, отчего Вересню немедленно захотелось запустить в него подсвечником, стоящим тут же, на рояле.
– Теперь по существу. Дело классифицируется мной как предумышленное убийство. И в связи с этим до приезда следственной группы мною же будет проведен комплекс соответствующих мероприятий. Просьба отнестись с пониманием.
Речь получилась не очень, Вересень и сам это осознавал. Слишком суконная, слишком официозная, выставляющая Борю в дурном свете. Кондовый и недалекий простофиля-следак, отрицательный эпизодический персонаж в большинстве сериалов.
– И что это за комплекс соответствующих мероприятий? – поинтересовалась рыжая Софья.
– Начнем с опроса свидетелей.
– Свидетелей чего? Лично я ничего не видела.
– Вот это мы и выясним в ходе допроса. Что вы видели, а что нет…
– Допроса? – Рыжая даже подпрыгнула на стуле и всем корпусом повернулась к мужу: – Ты слышишь, милый? Допрос! Только что был опрос, а теперь нас собираются допрашивать. Мы что, преступники?
– Успокойся, Соня, – пророкотал Анатолий и тут же уставился на Вересня немигающим взглядом. – Действительно, Борис…. э-э…
– Евгеньевич, – подсказал Вересень. – Борис Евгеньевич.
– Вот именно. Нас в чем-то подозревают?
– Не в чем-то, а в убийстве матери, милый.
Баритон оказался типичным подкаблучником. Это было видно по тому, как он прислушивался к жене, как ловил каждое ее слово. И как держал за руку свою взрывоопасную женушку. В обширной следственной практике Вересня несколько раз встречались такие вот парочки попугаев-неразлучников. Одна из них взламывала банкоматы (самый невинный вариант), другая обвинялась в мошенничестве в особо крупных размерах, ну а третья… Третьи были просто душегубами. Несколько лет они держали в страхе целый городской район, нападая на таксистов и убивая их ради выручки – иногда смехотворной. Жертвы они закапывали в лесах под Питером, а их автомобили продавали на запчасти одному сомнительному автосервису в Купчино. Вопреки расхожим представлениям о таких преступных сообществах заправляла всем жена, а муж лишь слепо выполнял ее приказы. Правда, главная злодейка была не рыжей, а брюнеткой модельной внешности.
Может, пронесет, – подумал Вересень, глядя на неразлучников. Супруги Новиковы, Анатолий и Софья, ему нравились.
– Пока я никого не обвиняю. Просто хочу разобраться в ситуации. И надеюсь, что вы мне поможете. Сделать это быстро и максимально честно – в ваших же интересах.
– Тогда приступайте. Мы готовы ответить на вопросы. – Голос Анатолия дрогнул. – В рамках разумного.
– Разумного? – удивился Вересень.
– Есть определенный этический момент, момент, как вы понимаете. Личная жизнь семьи… Не хотелось бы, чтобы ее касались посторонние.
– Как показывает практика, – Боря снова почувствовал себя героем третьесортного полицейского сериала, – личная жизнь в подобного рода делах – источник всех бед. Побудительный мотив, так сказать.
– На что вы намекаете?
Вместо Вересня ответил мальчишка:
– Фэмили замочила грэндмазер. Все просто.
Даже следователь, чье знание английского ограничивалось несколькими фразами из рекламы «Фольксвагена», понял, что хотел сказать Марик. Не возникло трудностей с переводом и у всех остальных: головы, как по команде, повернулись в сторону дивана. И лишь девочка Аня по-прежнему не отрывала глаз от книжки. Но это не помешало ей бросить в пространство:
