– Как же я все брошу? – сказала она, когда боец попытался усадить ее в машину Партридж, чтобы везти на пункт первой помощи. Женщина заплакала. – Может, вы сбегаете за мистером Грантом? Вон его дом через дорогу. Он присмотрит за вещами. Пожалуйста, мистер Эндрюс!
Меж тем Партридж урезонивала девочку:
– С собакой нельзя.
– Тогда я не поеду! – Девочка заплакала и крепче стиснула взвизгнувшую собачонку. Потом взглянула под ноги: – Ой, мам! Фотка дяди Патрика вся на кусочки разбилась!
– Да пусть едет с собакой, – сказала Кей. – Ничего страшного.
Ладно, пускай Партридж сама разбирается, решила она, спорить нет времени. Кивнула Микки, сидевшей с ранеными, закрыла дверцы и побежала протереть ветровое стекло – простояв на улице двадцать с небольшим минут, машина вся покрылась толстым слоем пыли. Кей влезла в кабину и запустила мотор.
– Эндрюс, последи за покрышками, ладно? – крикнула она, перед тем как разворачиваться.
Не дай бог сейчас проколоть шину. Боец отошел от женщины с девочками, посветил на колеса и махнул рукой.
Кей двигалась опасливо и прибавила скорость, лишь когда дорога расчистилась. С ранеными правила предписывали держать шестнадцать миль в час, но она, представив, каково сейчас старухе со сломанными ребрами и ее окровавленному сыну, ехала быстрее. Время от времени Кей пригибалась к ветровому стеклу и смотрела в небо. По-прежнему надсадно выли самолеты и звонко лаяли зенитки, но за ревом мотора было не разобрать: проскочили самое пекло или к нему-то и едут.
В стенке кабины имелось раздвижное окошко, и Кей слышала, как прямо за ее головой в фургоне копошится Микки. Не отрывая глаз от дороги, она чуть повернулась и спросила:
– Порядок?
– Почти, – ответила Микки. – Вот только бабулю растрясло.
– Я уж и так стараюсь.
Кей до рези в глазах вглядывалась в дорогу, безнадежно пытаясь объезжать рытвины и ухабы.
Они подъехали к приемному покою госпиталя на Хосферри-роуд; дежурная сестра выбежала навстречу, пригибаясь, словно от дождя. Следом неспешно шествовала старшая сестра, абсолютно невозмутимая к вспышкам и разрывам.
– Все не можешь с нами расстаться, Лэнгриш? – Она перекрикивала очередной залп зениток. – Ну, с чем пожаловали сегодня?
Крылья чепца полногрудой светловолосой сестры на концах закручивались в острия; всякий раз Кей вспоминала рогатые шлемы викингов, какие встречаются у оперных певцов. Сестра послала за каталкой и инвалидным креслом, шугая санитаров, точно гусей. Когда изрезанный мужчина стал заторможенно выбираться из фургона, она подстегнула и его:
– Живей, пожалуйста!
Кей с Микки осторожно положили старуху на каталку. Микки уже пришпилила бирку с адресом и временем происшествия. Бабка испуганно сучила руками; Кей ее придержала и успокоила:
– Не волнуйтесь. Все будет хорошо.
Мужчину усадили в инвалидное кресло. Он похлопал Микки по руке:
– Спасибо тебе, сынок.
Все это время он принимал ее за парня – видел-то лишь мельком в самом начале.
– Бедняга, – сказала Микки, когда они с Кей уселись в фургон. Она пыталась обтереть измазанные кровью руки. – Шрамов до черта останется, да?
Кей кивнула. Вообще-то, благополучно сдав мужчину и его матушку, она уже почти забыла о них. Мысли были заняты маршрутом возвращения на Долфин-Сквер; по-прежнему нескончаемо гудели самолеты и рявкали зенитки. Кей пригнулась к рулю, снова вглядываясь в небо. Микки тоже взглянула, потом опустила стекло и высунула голову наружу.
– Ну что там? – спросила Кей.
– Поди разбери. Вон пара самолетов, прямо над башкой. Вроде кругами ходят.
– Над нами кружат?
– Кажись, так.
Кей газанула. Микки рукой придерживала колотившуюся о дверцу каску.
– Поймали в прожектора! – докладывала она. – Теперь потеряли... Сейчас... Опаньки! – Микки проворно втянула голову в кабину. – Зенитки зашмаляли.
Кей свернула за угол и посмотрела вверх. В луче прожектора плыл сияющий самолет. К нему взмыла огненная трасса, которая летела будто в тишине – казалось, цепочка резвых огоньков, следящих дымками, не связана с ощутимым грохотом орудий. Однако вскоре внимание забрали посыпавшиеся осколки. С равными промежутками времени они барабанили по крыше и капоту фургона, словно пилоты бомбардировщиков захватили с собой кухонную утварь и теперь опорожняли ящики с вилками и ножами.
Потом раздался удар ощутимее, за ним еще один, и дорога впереди вдруг вспыхнула ослепительно белым светом. Самолет сбросил зажигалки, одна взорвалась.
– Круто! – сказала Микки. – Чего делать?
Кей машинально сбросила газ, нога ее зависла над тормозом. Инструкция приказывала не останавливаться, что бы ни случилось по дороге. Любое происшествие могло привести к гибели. Однако каждый раз было трудно всего лишь удирать от опасности.
Кей приняла решение и остановила фургон как можно ближе к плюющемуся искрами цилиндру. Открыла дверцу и выпрыгнула наружу.
– Не хочу, чтобы улица сгорела. Пофиг, что скажет Бинки.
Оглядевшись, Кей заметила мешки с песком, грудой лежавшие перед окном дома; оберегая от взбесившегося магния лицо и руки, она подтащила и бросила мешок на зажигалку. Белый свет исчез. Но дальше по улице вспыхнула еще одна бомба. Кей поволокла к ней второй мешок. Зажигалки, которые лишь тлели, она отшвыривала ногой, и те катились, злобно пыхая искрами. На помощь пришла Микки, а через минуту к ним присоединились мужчина и девочка, выбежавшие из дома; все они носились по улице, точно сбрендившие футболисты... Несколько зажигалок упали на крыши и в палисадники, где их было не достать; одна примостилась на деревянную табличку «Сдается», которая уже занялась.
– Где ваш караульный, черт бы его побрал? – спросила Кей.
– Сам хотел бы знать, – отдуваясь, сказал мужчина. – Наша улица на границе двух постов. Гаврики сидят и спорят, кому здесь патрулировать. Как думаете, пожарных вызывать?
– Тут дела-то для пары ручных помп, нам бы лестницы иль веревки.
– Так что, звонить?
Кей огорченно осмотрелась.
– Да. Пожалуй, надо.
Мужчина убежал. Кей подошла к девочке.
– Давай-ка назад в укрытие.
Девчонка, одетая в мужской плюшевый пиджак и хвостатую шапочку гнома, ухмыльнулась и замотала головой:
– Не, тут лучше. Интересней.
– Сейчас будет тебе интересней – не обрадуешься! Ну, что сказано!
Вдруг рвануло в одном из домов дальше по улице – раздался этакий «ба-бах», сопровождаемый звоном разбитого стекла. Кей с Микки бросились к дому, девчонка увязалась следом. В окно первого этажа, где взрывом выбило ставни, сквозь черные от сажи шторы, повисшие на оборванном карнизе, вырвалось черное облако дыма с кусками штукатурки, но огонь не появился.
– Осторожно, – сказала Кей, когда они с Микки забрались на подоконник. – Может, замедленная.
– А то не знаю, – фыркнула Микки.
Она посветила фонариком. Кухню разворотило: раскиданные стулья и посуда, опаленные обои, стол, который шваркнуло о стенку и перевернуло вверх тормашками. За ним виднелась распростертая фигура мужчины в пижаме и халате. Он хватался за бедро и стонал:
– Ох! Ох! Етит твою мать!
Вглядевшись сквозь пыль, Микки ухватилась за Кей.
– Кажись, ему ногу оторвало! – просипела она. – Напрочь! Надо жгут...
– Что такое? – крикнул человек и закашлялся. – Кто там? Помогите!
Кей побежала к фургону.
– Не смотри! – крикнула она девчонке, которая ошивалась у окна.
Гул самолетов угас, но костерки на улице разгорелись всерьез, выбрасывая уже не белое, а желтое, оранжевое и красное пламя. Они привлекут другие самолеты с настоящими бомбами, только возиться с ними некогда. Кей схватила коробку с бинтами и бросилась назад к дому. Микки была уже в кухне возле раненого. Она разбросала мусор и теперь рвала на человеке пижаму.
– Помогите встать... – простонал мужчина.
– Лежите и не разговаривайте.
– У меня это... нога...
– Я знаю. Все нормально. Сейчас наложим жгут.
– Чего?
– Чтобы остановить кровь.
– Кровь? Чего, у меня кровь идет?
– Наверняка, приятель, – мрачно ответила Микки.
Наконец она разорвала штанину и направила луч фонарика на обнажившееся бедро. Нога заканчивалась чуть выше колена. Но культя была розовая, гладкая и слегка лоснилась...
– Погоди-ка. – Кей взяла Микки за плечо. Мужчина выдохнул, рассмеялся и закашлялся.
– Едрит твою налево! Если отыщешь ногу, ты просто кудесница, бляха-муха! Я потерял ее еще на той войне.
Отсутствовал деревянный протез. Вдобавок взорвалась не бомба, а лишь неисправная газовая плита. Мужчина поднес спичку к горелке под чайником, тут и рвануло. Протез оторвался и улетел со всем остальным; в конце концов он обнаружился на крючке для картины, где зацепился пряжкой.