— Дурной знак, — сплюнул Данила, перехватив поудобнее непривычную саблю.
— Как будто все остальные знамения добрые, — пожал плечами Борис. Пообщавшись с Соколом, он научился смотреть на вещи философски.
* * *
Стрелкам удалось изрядно проредить наступающую лавину, прежде чем та достигла гребня стены. Отложив самострелы и луки, воины взялись за клинки. Борисова Стена продержалась гораздо дольше посадской. Но, в конце концов, пала и она — твари ворвались в Застенье.
И опять ополченцы отступали вдоль улиц от костра к костру. Но потерь они сейчас несли куда меньше — учились понемногу. Зато горожане гибли сотнями. Они встречали жутких созданий в каждом переулке, в каждом дворе, в каждом доме. Сажали врага на вилы, у кого были вилы, рубили топорами, кололи пиками. Но твари заходили со спины, и сопротивление захлёбывалось в крови.
Борису, под началом которого оказалось теперь полсотни человек, можно сказать повезло. Он со своими людьми сражался на правом крыле, и сбоку их прикрывала стена. С неё, отступая вслед за ополчением к Власьевским Воротам, били лучники. Горожане лили смолу и швыряли камни. Мерзкие тушки усеяли всё пространство, медленно оставляемое защитниками. Но вражье воинство казалось неисчерпаемым. Сколько бы бестий ни срубили люди, на месте убитых тут же появлялись новые. Дело шло к тому, что у защитников просто не хватит сил.
Сокол выдохся одним из первых. Теперь он лишь изредка вмешивался в сражение, приходя на помощь тем, кому угрожала опасность. Один-два удара и чародей отступал за чужие спины, переводя дух. И пока отряду удавалось обходиться без потерь.
Но тут случилось непредвиденное. К безмозглым тварям пришли на помощь те самые призрачные всадники, что лютовали в посаде. Мало кто сумел разглядеть их во всех подробностях, а тот кто сумел почти сразу погиб. Небольшим числом, но разом, новый враг ударил в стык между отрядами Бориса и Данилы. Людское оружие не причиняло призракам ощутимого вреда, и защитников смяли в одно мгновение.
Всадники отошли также внезапно, как появились. Но дело своё сделали. Оборона рухнула. Поток двухвостых бестий устремился в прорыв, и скоро оба отряда оказались в окружении.
Вот тут-то и сказалась выгодность положения Бориса.
— Отходим на стену! — приказал он.
Поднявшись по ближайшему всходу, отряд продолжил отступление по гребню стены. Левому крылу ополчения, что билось под руководством Мартына, тоже удалось, пусть и с потерями, прорваться к Крому.
Данила же попал в ловушку. С полусотней воинов он медленно отходил к торговой площади. Спотыкаясь на развороченных мостовых, люди насколько возможно пытались удержать строй. Но быстрые твари обошли отряд, и навалились со всех сторон. Поняв, что пробиться к своим не получится, Данила приказал запалить торговые ряды.
Ополченцы подносили факелы к сухим клетям, бросали горящие головешки в высаженные двери и окна, и скоро по всему торгу занялся нешуточный пожар. Пламя быстро охватило деревянные постройки. Лавки и амбары полыхнули так, что стоять возле них стало невозможно. Жар обжигал горло и грудь, дым выедал глаза. Но благодаря пожару туман рассеялся, и двухвостые принялись растерянно метаться меж огненных завес.
Сорвав с лица пропитанную уксусом повязку, Данила кинул клич. Ополченцы последовали примеру сотника, бросились вперёд, вступая в последний бой.
Под натиском людей и огня твари на время отступили. Обожжённые глотки горожан орали какую-то песнь и смолкали, когда до них добирались острые зубы. Но и бестий погибло немало. Ополченцы проигрывали схватку достойно.
В какое-то мгновение Данила понял, что остался один. Все его товарищи пали, а он не сразу заметил этого, зайдя вперёд дальше всех прочих. Теперь он медленно пятился, отбиваясь саблей. Пятился до тех пор, пока языки пламени не принялись лизать его спину. Кожаная куртка задымилась, а Данила, будто не замечал огня.
Но вот, проскочив под саблей, шустрая тварь вцепилась ратнику в ногу и тут же увязла зубами в толстой коже штанов. Три других разом бросились на человека. Двух он успел срубить, а третья сжала свои челюсти на запястье. С хрустом сломались кости, и дикая боль заставила воина выронить оружие. Выхватив нож, он попытался защищаться левой рукой, но всё больше и больше двухвостых вгрызалось в плоть. Вот уже добрались и до горла, и до лица. Теряя сознание, увешанный тварями Данила, с диким рёвом оттолкнулся и рухнул спиной в горящий проём амбара. Искры взметнулись ввысь. Всё было кончено. Он не позволил себя сожрать, утянув в смерть своих погубителей. Он выиграл эту схватку. И горящий торг стал погребальным костром героя.
Никто кроме Сокола не видел этого великого подвига, а чародею тогда было не до рассказов.
Застенье пало.
Набатный колокол пробил дважды.
* * *
В Довмонтовом Городе выходящих из боя людей встречал порученец воеводы. Он передавал приказ — ополчению, не задерживаясь, отойти в Детинец на отдых. Довмонтову Стену предстояло оборонять уже дружине. Ратники, измученные многочасовым боем, не возражали. Только отряд Мартына, проведя тут же на месте сходку, уходить отказался.
Борис, облечённый ответственностью за людей, занялся размещением своего отряда на вечевой площади. Он не сразу отыскал свободное место среди сгрудившихся там беженцев. Казалось, половина Пскова собралась здесь, притихнув в тревожном ожидании исхода битвы. Усталые воины улеглись прямо на камни мостовой. Одни кашляли, наглотавшись ядовитого тумана, другие прижигали и перевязывали рваные раны, полученные от укусов тварей. Никто не произнес ни слова — не осталось сил. Горожане подходили к ополченцам, предлагая помощь, еду и квас. От еды все отказывались, а квас жадно пили и просили ещё.
Тем временем, Сокол, решив, что с него хватит, отправился на поиски Калики. Тот нашёлся в притворе Троицкого храма, где размещалось городское управление, хранились грамоты, вечевая печать и прочие знаки власти. Архиепископ рылся в архиве, пытаясь обнаружить какие-то важные записи. По притвору сновали монахи, дьяки, бояре и простые горожане. В суете, на вошедшего в храм колдуна мало кто обратил внимание.
— Пора объяснится, Григорий, — сходу напал на Калику Сокол. — Довольно намеков! Люди гибнут, а я ничего не могу сделать.
Оторвавшись от раскопок в очень древнем на вид, окованном медью ларе, владыка поднял голову. Лицо его выглядело каким-то серым, болезненным, но глаза оставались полны жизненной силы. Вместо ответа он протянул чародею свиток.
— На, читай, — сказал Калика, устало сев на скамью.
Сокол взял свиток, присел рядом и прочёл вслух:
