— Хороший парень этот сержант, — одобрительно заметил Харпер.
Влажность, ощущающаяся в воздухе после дождя, вначале сгустилась туманом, потому что мокрые склоны парили под утренним солнцем, но постепенно утро становилось всё более жарким, и дымка рассеялась. Теперь со всех сторон холма стало видно драгун. Они патрулировали долину, ещё один большой отряд перекрыл южную тропу; спешенные, они следили за фортом от опушки леса. Шарп понимал, что их окружили, и пытаться бежать бессмысленно: порубят на фарш.
Широкое лицо Харпера, внимательно следящего за перемещениями врага внизу, блестело от пота.
— Знаете, сэр, я кое-что заметил с тех пор, как вы стали нами командовать в Испании.
— Что?
— Нас всегда окружает превосходящий числом враг.
Шарп не обратил внимания на заявлеие Харпера, оценивая обстановку.
— Что-нибудь заметили?
— То, что мы окружены и их больше, сэр?
— Нет, — Шарп замолчал, вслушался и нахмурился. — Ветер с востока?
— Более или менее.
— Не слышно канонады, Пат.
Харпер вслушался:
— Господи, сохрани, вы правы, сэр.
Висенте это тоже заметил и заглянул в сторожевую башню, где Шарп устроил командный пункт.
— Из Амаранте ничего не слышно, — печально сказал португальский лейтенант.
— Значит, там сражение закончилось, — прокомментировал Харпер.
Висенте перекрестился, признавая этим поражение португальской армии, оборонявшей мост на Тамега.
— Мы не знаем, что произошло, — попытался подбодрить его Шарп.
По правде говоря, его тоже угнетала мысль, что Амаранте пал. Пока с востока звучала отдалённая канонада, все были уверены, что кто-то воюет с французами, что война продолжается, и есть надежда, что они когда-нибудь соединятся с союзниками, но тишина утра была зловещей. И если португальцы отступили в Амаранте, что делают британцы в Коимбре и Лиссабоне? Садятся на корабли в широком устье Тахо, готовые к отправке домой? Из Испании уже выгнали армию сэра Джона Мура, и теперь удирает и меньший контингент из Лиссабона? Внезапно Шарп почувствовал противный страх при мысли, что он — последний британский офицер в Северной Португалии, последний кусок пирога, который готовится сожрать жадный враг.
— Это ничего не означает, — соврал он, видя тот же самый страх на лицах своих товарищей. — Прибудет сэр Артур Уэлсли.
— Неплохо бы, — сказал Харпер.
— Он и правда так хорош? — спросил Висенте.
— Он, чёрт возьми, лучше всех, — но это пылкое заявление ободряющего действия не возымело, и Шарп решил занять чем-нибудь Харпера, чтобы ему было некогда киснуть.
Провиант, который удалось донести до сторожевой башни, сложили в одном из углов руины, где Шарп мог контролировать его сохранность. Так как позавтракать ещё не успели, он распорядился, чтобы Харпер проконтролировал распределение:
— Давайте порции поменьше, сержант. Один Бог знает, как долго нам здесь сидеть.
Висенте вышел вслед за Шарпом на маленькую площадку перед сторожевой башней, с которой можно было наблюдать за передвижениями находящихся далеко внизу драгунов. Волнуясь, он бессознательно дёргал отпоровшийся кончик белого шнурка, украшавшего его тёмно-синюю форму, и всё сильнее его отрывал.
— Вчера я впервые убил человека саблей, — выпалил он и, нахмурившись, оторвал ещё пару дюймов оторочки. — Это тяжело.
— Особенно такой саблей, как эта, — кивнул на ножны лейтенанта Шарп.
Сабля португальского офицера была тонкой, слишком прямой и не выглядела прочной. Такая годилась для парада, для того, чтобы красоваться перед дамами, но не для грязной драки под дождём.
— Посмотрите на мой, — Шарп погладил висящий в ножнах на поясе свой тяжёлый кавалерийский палаш. — Он не режет, он рубит ублюдков, нанося тяжёлые удары. Этим клинком можно зарубить быка. Найдите себе палаш, Джордж. Такие клинки сделаны для убийства. А с саблей пехотного офицера можно танцевать.
— Мне было трудно смотреть ему в глаза, когда убиваешь, — сказал Висенте.
Я понимаю, — ответил Шарп. — Но вы всё сделали правильно. Думаете, лучше смотреть на саблю или штык? Но только если видишь глаза противника, понимаешь, что он собирается делать. И никогда не смотрите туда, куда собираетесь нанести удар. Продолжайте смотреть в глаза и наступайте.
Висенте, наконец, сообразил, что отрывает шнурок от мундира и запихнул висящий кончик в петлицу.
— Когда я стрелял в своего сержанта, это, казалось, происходило не со мной. Словно в театре. Но он не пытался меня убить, как тот, вчера вечером. Это было страшно.
— Проклятье, это и должно быть страшным, — сказал Шарп. — В такой драке, в темноте, под проливным дождём, много чего может случиться. Нужно действовать быстро и безжалостно, Джордж, наносить удар за ударом.
— Вы отлично сражались, — сказал Висенте печально, словно жалея Шарпа.
— Я очень долго был солдатом, а наша армия много воюет. Индия, Фландрия, Дания, теперь вот здесь.
— Дания? Что вы там делали?
— Бог его знает, — пожал плечами Шарп. — Это всё их флот. Он нам был нужен, они не захотели его отдавать, поэтому мы пошли и забрали его.
Он пристально всмотрелся в группу французов, которые, раздевшись до пояса, ниже по северному склону, ярдах в ста от опушки леса, начали расчищать площадку среди папоротников.
Он вынул подзорную трубу, которую ему дал Луис. Она была маленькая, словно игрушечная, внешняя линза свободно болталась, из-за чего изображение получалось размытым, а увеличение — вполовину от того, что давала его собственная труба, но это всё же лучше, чем ничего. Он нацелил её, прижал внешнюю линзу кончиком пальца и посмотрел повнимательнее на французов.
— Дерьмо.
— Что случилось?
— У этих ублюдков орудия, - пояснил Шарп. — Молите бога, чтобы это не была клятая мортира.
Висенте удивился и попытался рассмотреть орудие, но ничего не увидел.
— А что будет, если это мортира?
— Мы все умрём, — Шарп представил себе орудие со стволом, похожим на котёл, высоко выбрасывающее в воздух снаряды, которые отвесно падают прямо им на головы. — Или умрём, или попытаемся бежать, и нас схватят.
Висенте перекрестился второй раз за утро. Шарп не видел, чтобы он делал это в первые недели их знакомства, но за последнее время Висенте далеко ушёл от прежней адвокатской жизни, в которой правили законы и рассудок. К нему возвращались древние инстинкты, он начал верить в удачу, предрассудки и судьбу, слепую и беспощадную.
— Я не вижу орудие, — сдался он, наконец.
Шарп показал на работающих французов:
— Те педики ровняют площадку, чтобы лучше прицеливаться. Нельзя допускать перекоса орудия, если хочешь стрелять точно.
Он спустился на несколько футов по северной тропе:
— Дэн?
— Сэр?
— Видишь, где ублюдки собираются поставить орудие? Насколько это далеко?
Хэгмэн, пристроившись в расщелине между валунов, присмотрелся.
— Немного меньше семисот шагов, сэр. Слишком далеко.
— Мы можем попробовать?
Хэгмэн пожал плечами:
— Я могу, но может быть, позже?
Шарп согласился. Лучше не показывать французам дальнобойность винтовки, когда положение станет по-настоящему отчаянным. Так как Висенте, похоже, ничего не понял, пришлось пояснить:
— Винтовочная пуля летит далеко, но нужен гений, чтобы попасть точно. Дэн — почти гений.
Он подумывал взять несколько стрелков, спуститься вниз по склону и с расстояния трёхсот или четырёхсот ярдов попортить жизнь ариллеристам, но орудийный расчёт с той же дистанции ответит им картечью. На склонах много скальных выступов, но немногие достаточно велики, чтобы защитить человека от картечи, и он неизбежно понёс бы потери. Шарп все же пошел бы на это, если бы орудие действительно оказалось мортирой: такое орудие никогда картечью не стреляло, — но в любом случае французы ответят на его вылазку шквальным мушкетным огнём. Аткак и контратака. Он колебался. Единственное, что оставалось — молиться, чтобы это не была мортира.
Это была не мортира. Через час после того, как артиллеристы начали ровнять площадку, прикатили орудие, и Шарп увидел гаубицу. Ничего хорошего, но у его людей появился шанс: снаряд гаубицы ударит в землю под углом, можно будет укрыться за большими валунами на вершине. Висенте позаимствовал маленькую подзорную трубу и наблюдал за тем, как французские артиллеристы готовили боеприпасы. С длинного гробоподобного снарядного ящика сняли обитую мягкой подстилкой крышку (артиллеристы обычно на ней сидели во время переездов), и взгляду открылись уложенные ровными рядами мешки с порохом и снаряды.
— Это какое-то маленькое орудие, — сказал Висенте.
— Ему не нужно иметь длинный ствол, — пояснил Шарп. — Гаубица стреляет не на меткость. Она высоко выбрасывает снаряды в воздух, а они уже падают на нас. Будет много шума, но мы выживем.
