— Я у тебя заночую? — перебил его Володя, который уже и вовсе перестал воспринимать окружающую действительность. Тянуло рухнуть в сон, как в пропасть, и не слышать ничего, не думать ни о чем, забыться.
— Ночуй, конечно, не возвращаться же тебе к ней в таком виде.
— Это еще вопрос.
— Никакой не вопрос. Завтра же уладишь все как миленький. Иначе я тебя и знать не желаю.
— Ирина не будет возражать?
— Ирина допоздна в театре. Спектакль. Пойдем, уложу тебя на диване.
Басаргин отключился мгновенно. Еще бы, столько выпить, Подумал Гриша, возвращаясь к столу. Живописный раскардаш привлек его внимание. Все предметы, даже крошки хлеба, сложились вдруг в законченную композицию. Он достал небольшой холст, натянутый на подрамник, и принялся набрасывать натюрморт. Память о нечаянно разбитом сердце.
Около полуночи примчались Ирина с Григорием. Марго они застали за стареньким пианино, купленным недавно по случаю. Она напевала что-то вполголоса. Получалось грустно, как капельки дождя по стеклу. Заслышав их шаги на пороге, она развернулась к ним на вертящемся стульчике, стремительно и невесомо.
Она выглядела спокойной и собранной, только чуть бледнее обычного. Решительный разворот плеч, гордая головка на изящной шее. Даже улыбка получилась почти как всегда.
— Хорошо, что пришли. Володя у вас?
— Да. Мы, собственно, потому и забежали, сказать тебе, чтобы не волновалась.
— Спасибо.
— Расскажи скорее, что у вас стряслось. Гриша рассказывает какие-то ужасы. Я ни слова не смогла понять.
Марго пожала плечами:
— Рассказывать-то особо нечего. Я сама во всем виновата. Надо было сразу рассказать ему…
Она запнулась, вопросительно посмотрев на Ирину. От Гриши не укрылось минутное замешательство.
— Что такое? Что за секреты?
— Да ладно, что уж там. — Ирина махнула рукой. — С месяц назад я отвела Марго к Варваре Пановой. Понимаешь, она ищет нестандартных девушек для показа своей коллекции одежды, а Марго так скучно дома одной. Все получилось просто отлично, они понравились друг другу. Марго прямо ожила.
— Это уже все заметили. Но почему было не сказать Володе? Что в этом особенного? Работа как работа.
— Мы решили сделать вам сюрприз.
— Что значит «вам»?
— Дело в том, что я тоже буду участвовать в показе.
— Что за бред! Что у тебя может быть общего с этой сумасшедшей феминисткой?
Девушки так и уставились на него. Первой не выдержала Марго, за ней и Ирина. Они смеялись так звонко и заразительно, что Григорий невольно ухмыльнулся им в ответ.
— Надо сказать, что у тебя сейчас довольно дурацкий вид, — заметила, отсмеявшись, Ирина. — Другим — пожалуйста, а мое не трожь. Все вы такие, мелкие собственники.
— Потому и не рассказали, — добавила Марго. — Что не хотелось лишних сцен. Зря, конечно, лучше ничего не скрывать.
— А что приключилось сегодня?
— Я задержалась у Варвары. Знаете, такой день, когда все получается и легкость необыкновенная. Давно такого не помню. А тут Володя вернулся раньше и напоролся на Татьяну. Она уже приходила, плакала, извинялась, сама не знает, как все вышло. С похмелья голова дурная, скука, ноготь сломался. Да что с нее взять. Ну и решила по-соседски раскрыть Володе глаза. Мол, исчезаю невесть куда, не иначе как любовника завела. Вот, собственно, и все.
— Слава Богу, значит, все уладилось.
Григорий с размаху плюхнулся в кресло, оно даже застонало под его тяжестью, и потер покрасневшие от усталости глаза.
— Ничего не уладилось. Все гораздо серьезнее, чем ты думаешь.
— Не понял.
Марго с Ириной обменялись сочувственными взглядами. «И за что мы их любим, ведь не понимают элементарных вещей, — казалось, говорили они. — И все им нужно объяснять».
— Он поверил, — вздохнула Ирина.
— И сразу, — отозвалась Марго. — Даже не спросил ни о чем. Уж и не знаю, как дальше быть.
— Минуточку, минуточку. — Григорий остановил их решительным жестом руки. — Что значит — не знаю? Из-за какой-то полупьяной идиотки…
— Дело не в ней. Не она, так другая. Недобрые люди всегда найдутся. Дело в нас. Что-то не так в наших отношениях, если я побоялась сказать ему, а он сразу поверил в Татьянины бредни. Он очень обидел меня, очень.
— Послушай, Марго, хоть ты-то не делай глупостей. Вы же созданы друг для друга. Неужели из-за какой-то глупой размолвки выбрасывать все за борт? Я готов признать ваше женское превосходство, так докажите, что вы способны действительно быть умнее нас.
— Хитрый, как змей, — улыбнулась Марго. — И возразить нечего.
Григорий почувствовал близость победы и решил резко перевести игру в эндшпиль.
— Давайте-ка, девочки, разбегаться. Утро вечера мудренее. А завтра ты нас поразишь каким-нибудь неожиданным решением, достойным вас обоих.
— Я останусь, — подала голос Ирина. — Что-то не хочется возвращаться в этот мужской вертеп. Ты себе представить не можешь, во что они за один вечер превратили комнату.
— Мало того! — воскликнул Григорий. — Я еще все это нарисовал.
Володя вернулся на следующий день. Марго была одна. Ирина уже умчалась на репетицию. Он не открыл дверь ключом, как обычно, а постучал с улицы в ставень длинной металлической ручкой, которая по капризу строителей была вделана в стену как раз у их окна. До этого дня ею пользовались только гости, когда хотели просигналить о своем прибытии.
Он стоял под окном и с замиранием сердца ждал. Странно было возвращаться в свой дом к ней как чужому. В оконном проеме возникла фигурка Марго. Он не пошевелился. Она распахнула окно. Оба молчали. Он смотрел на ее осунувшееся лицо, на темные круги под глазами и впервые в жизни не находил нужных слов. «Милая, любимая девочка моя, я так виноват перед тобой!» Верно говорят, что любовь превращает мужчину в глупца. Но именно эти такие нужные сейчас слова не шли с языка.
— Можно мне войти?
— Почему ты спрашиваешь? Это твой дом.
— Но и твой тоже. Можно? -Да.
Он поставил ногу на выступ фундамента, подтянулся и соскочил с подоконника в комнату.
— Хорошо, что ты не принес цветов. Это было бы так… пошло.
— Я тоже об этом подумал. Значит, мы еще понимаем друг друга?
— Выходит, так.
Он опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои. Они были холодны, как лед, и так же безжизненны. Он повернул их ладонями вверх и поцеловал каждую, словно губами своими хотел вернуть им утраченное тепло.
— Не молчи, умоляю. Закричи, ударь меня, только не молчи.
— Это что-нибудь изменит?
— Может быть, легче станет, не знаю.
— Я очень люблю тебя, именно поэтому мне так больно сейчас.
Он уткнулся лицом в ее ладони, не в силах поднять на нее глаза. Господи, что мы делаем с любимыми людьми! Как неправильно все, как мерзко!
