Возле экранолета суетился серый люминесцирующий биоробот: что-то подкручивал, осматривал, протирал. Вел он себя обычно, как все биороботы в отсутствие людей: так уж они программируются, биороботы, в своих школах, что совсем не знают праздности, ничегонеделания, этого, как считается, важнейшего источника поэтичности, утонченности души. Робот вел себя обычно, но что-то в его поведении не понравилось Карлу.
— Надо спешить, — сказал робот с одним из тех оттенков в голосе, которые свидетельствовали о его неудовлетворенности чем-либо.
— Мы не очень спешим, — ответил Карл.
— Согласно программе мы должны быть дома до полуночи.
— Мы успеем. Лететь не больше часа.
— На пути грозовой фронт. Придется обходить.
— Зачем обходить? Ты что, грозы не видел?
— Я не имею права рисковать, когда на борту дети.
— Дети! — засмеялся Карл. — Я не хуже тебя разбираюсь во многих науках.
— Этого мало, чтобы считаться взрослым, — обычным своим равнодушным голосом возразил робот.
— А еще я ходил в школу живописи…
— Этого мало, чтобы считаться взрослым.
— А как ты считаешь: что нужно, чтобы считаться взрослым?
— Нужно уметь что-нибудь хорошо делать.
В голосе робота Карл слышал знакомые нотки. Так односложно и сердито говорил отец, когда обвинял Карла в том, что он чересчур увлекается эстетикой. Но спорить с роботом не хотелось. Спорить с роботами вообще считалось недостойным человека. Это было своего рода признанием равенства.
— Ну, полетели, — сказал Карл, подсадил Зильке и сам забрался в машину. — Я мало умею?! В мяч играю получше многих, танцевать могу. А? — повернулся он к Зильке. — Скажи — могу?..
— Она сама ничего не умеет, — сказал робот.
Экранолет оторвался от земли, повисел, разворачиваясь, на месте, словно примеряясь, в какую сторону лететь, и, набирая скорость, пошел над берегом, над рекой, матово поблескивавшей внизу. Быстро затерялись в темноте огни Дома радости, и только последние блики умирающей зари все еще цеплялись за редкие облака над горизонтом.
Ночь все плотнее сжимала экранолет, мчавшийся над лесом. Но казалось, что машина висит неподвижно. Карл понимал, что эта неподвижность только кажется: нет ориентиров, по которым можно было бы видеть движение, но все равно в нем росло раздражение на чересчур педантичного робота, не желавшего лететь быстрее, на непонятно почему вдруг замкнувшуюся Зильке, на себя, не находящего слов для того, чтобы ее расшевелить. Он думал о том, что отец в эту минуту наверняка ходит из угла в угол по пустому гаражу, ждет его. Надо было придумать в свое оправдание что-то убедительное, но ничего не придумывалось, и от этого радостный настрой, охвативший Карла там, в Доме радости, выветривался с каждой минутой.
— Ой, что это?! — воскликнула Зильке.
Карл наклонился к прозрачной сфере, увидел внизу, в непроглядной черноте, одиноко порхающий желтый огонек.
— Это костер, — сказал робот.
— Что такое костер?
— Открытый огонь.
— Кто его зажег?
— Может, суперробот или кто-то еще.
— Зачем им открытый огонь?
— Этого я не знаю.
— Как бы я хотела посмотреть на открытый огонь.
— Это, наверное, опасно, — сказал Карл.
— Все опасно при неумелом обращении, — назидательно заметил робот.
— Ой, Робик, — с неожиданной страстью воскликнула Зильке, — покажи мне открытый огонь, когда прилетим!
— Пользоваться открытым огнем учат только суперроботов, которых готовят для межпланетных экспедиций. А я робот земной, мое дело экранолет.
Последнего он мог и не говорить. С малых лет каждый человек приучался к мысли, что разделение труда — основа прогресса: роботам работа, людям — эстетика, наслаждения, творчество. Человек может быть музыкантом, художником и поэтом одновременно. Робота умеющий многое, редок даже на межпланетных трассах. Гораздо проще вырастить сто биороботов, в совершенстве знающих каждый свое дело, чем создать одного, способного хорошо выполнять сто дел. Робот-уборщик, робот-повар, робот-пилот… Человек с малых лет привыкает к роботам, выполняющим каждый свое дело, и никому не придет в голову посадить робота-няньку в пилотское кресло экранолета…
Огонек в черноте леса мигнул и пропал, будто его и не было. И в тот же миг все забыли об огоньке, потому что впереди вдруг все небо полыхнуло дальней зарницей и в салоне экранолета на мгновение стало светло. Карл увидел странно светящиеся глаза Зильке, успел заметить внезапно напрягшуюся спину робота (реакция у роботов была мгновенной), его руку, мотнувшуюся к рукоятке отключения автопилота.
— Я говорил, что впереди гроза. Придется ее обойти.
— Гроза за горизонтом, а ты уже обходить? — сказал Карл насмешливо. Ему не хотелось выглядеть перед Зильке несмелым.
— Опасно приближаться к грозе.
— Мы и не будем приближаться. Но чего сейчас-то сворачивать? Робот промолчал, но руку с переключателя не убрал. Экранолет еще шел некоторое время прежним курсом, потом на пульте погас глазок включенного автопилота, и машина немного завалилась вправо, меняя курс. Потом она снова пошла по прямой, но гроза приближалась быстро слева полыхало уже полнеба, — и пришлось еще больше отклоняться в сторону.
В полумраке салона, тускло освещенного непрерывными зарницами, полыхавшими по тучам. Карл заметил, что Зильке мелко дрожит. Он положил ей руку на плечо, и девушка успокоилась.
— Это, наверное, мне передается напряжение грозы, — прерывающимся голосом сказала она.
— Наверное, — поспешил успокоить ее Карл.
Экранолет уклонился еще правее и летел теперь под прямым углом к курсу, чуточку даже забирая назад. Но гроза все равно настигала. Это была необычно мощная гроза: молнии непрерывно полыхали где-то в глубине туч, и вспучившиеся эти тучи казались гигантским пузырем, дрожащим от напряжения, освещенным изнутри таинственным пульсирующим светом.
— Будем приземляться, — Оказал робот. — Надо переждать грозу.
— Это когда ж мы ее переждем!
Робот не отозвался: запрограммированный на охрану людей во что бы то ни стало, теперь он считал себя вправе не реагировать на эмоционально непоследовательные желания этих самых людей. Экранолет резко пошел вниз, широкий луч прожектора заскользил по лесу, выискивая хоть какую-нибудь поляну. Лес бугрился высокими кронами деревьев, черный, чужой, не желающий расступиться даже на метр.
И тут слабый треск, похожий на шипение, послышался где-то за пультом. Что-то там засветилось за прозрачными клавишами, и вдруг прямо на рукоятке автопилота вспыхнул ослепительно светящийся желтый шарик. Он крутился на одном месте, потрескивая, разбрызгивая искры, распухая с каждой секундой. Экранолет стремительно пошел вниз, и Карл, завороженно наблюдавший за растущим шаром, вдруг понял, что это самая настоящая шаровая молния и что робот, с его мгновенной реакцией, решил посадить машину прямо на лес.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});