Итак, я не согласна, моя дорогая, что заискиваю перед ней. Нехорошее это определение. Я только лишь смущаюсь ея. Однако оставим её в покое.
Во время этого пребывания у тебя я проявила глупую тщеславность, рассказывая о своём выступлении. Стыдно вспоминать об этом. Ясно, — чем больше живём вместе, тем больше находим разл. качества, скорей, к сожалению, отрицательные. Ты проявляешь очень и очень много заботы обо мне, не нужно и говорить, как я благодарна тебе. Однако у меня нет уверенности в твоей любви. Ты меня жалеешь, а теперь мне кажется, что даже и не уважаешь меня. Может быть, как это часто бывает со мной, я преувеличиваю значение написанной тобой последней фразы. Какие бы ты нехорошие качества не находила во мне, — кроме желания исправить их и признательности тебе за выявление их, я ничего другого не испытываю. В данном же случае «заискивание» — не принимаю, его нет у меня…
Неск. дней не буду писать, не хочу повторяться, а знаю, что буду, поэтому лучше помолчу. Не принимай молчание за проявление меленькой обиды, — мне правда грустно. На душе вообще очень тяжело. Моя работа никому не нужна, а себя я презираю.
Тебя люблю болезненно.
На это письмо, родная, если не хочешь, не отвечай.
Ещё и ещё целую тебя. — Твоя Мура.
31/I.
Кисанька, пишу раньше, чем предполагала. Боюсь, что предыдущее письмо даст тебе нехороший осадок. Решаю, что я подняла бурю в стакане воды, а поэтому в сторону мою обидчивость, кот. всегда осложняет отношения… Если б меньше я любила тебя — всё было бы проще. Не нужно и тебе такое болезненное, надрывное отношение. Надо взять себя в руки…
Морозы с резким ветром — парализуют. Сегодня у нас над Днепром 25°. В Москве таких ветров не было. Нагреваюсь только в постели. Бедная мама нестерпимо мёрзнет…
Пиши мне только при желании. Письма твои мне правда необходимы, но по «здравом» размышлении я вынуждена прийти к такому заключению — нельзя же постоянно вытягивать их…
Никогда и ни к кому я не питала такой нежности, уважения, как к тебе.
P. S. Напиши Василию и начни встречаться с ним. Оленьке передай привет.
1/II.
Пишу почти каждый день. Душевная тяжесть не проходит. В сегодняшнем твоём письме повеяло прежней лаской. Ты сурова ко мне, Кисанька. В этот приезд я во всём чувствовала большую заботу, но обычной нежности ты не проявляла, только в вагоне ты была прежней, как раньше. Ведь так, родная?
Нет, ты несправедлива ко мне. К-к никогда не бывает морально выше меня. О, если б так, его бы шансы тогда значительно повысились. В этом моём заявлении — не самоуверенный апломб, а глубокая уверенность. Он меня не так уж глубоко любит, чтобы своей любовью возвыситься надо мной. Кажется, ты в этом усматриваешь его «моральную высоту»?.. Двойственности, пожалуй, нет. Ведь я почти ничего не скрываю от него, он знает моё отношение к нему, и оно, в сущности, не плохое. Часто я его стыжусь и это также не скрываю от него. Ему неприятно это, но — «вольному воля». Он принимает моё отношение таковым, какое есть, а я на нём не строю никаких планов, не приберегаю его «про запас». Моральную чистоплотность к нему я сохранила.
У тебя манера (об этом уже говорила не раз) преувеличивать, оттенять мои недостатки. Зная себя, я соглашаюсь с тобой, где чувствую твою правоту, и огорчаюсь там, где ты несправедлива. Думаю, что ты и к Ол-ке иногда проявляешь чрезмерную требовательность — с чем также не могу примириться. Единственно в чём твоя святая правда — это ея безделье… Она мне очень и очень нравится, и только поэтому я скована в ея присутствии… Ни в коем случае ты не говори ей о моём мнении. Она вполне резонно может задать вопрос: «какое ей дело до моего образа жизни?»…
2/II. Письмо было прервано приходом Лизы. Это наша б. сотрудница, я о ней тебе говорила. Она вернулась из Иванова, где похоронила мать, а в ея отсутствие у нея отобрал комнату тот человек, кот. она поселила. Я не могла спокойно выслушивать эти проявления человеч. подлости. Помогу ей чем только смогу, но комнату свою, где она прожила 21 год, она должна заполучить.
Я поглощена своими физич. ощущениями и, может быть, я так уж настроила себя, но мне мерещатся ужасы беременности, признаки чего как будто бы ощущаю. Хочу думать, что в этом проявляются только мои опасения. Ближайшие 10 дней покажут.
Сегодня только 15°, но ветер сбивает с ног. Хорошо теперь в поле…
Вскормленная Идочкой собака покусала в дет. саду ребёнка, и сейчас мне предстоит удовольствие отвозить её и ребёнка в Пастеровский отдел. Горе Иды выражается в большой грусти. Она стала мягче, не знаю, как долго выдержит этот стиль.
4/II.
Сестрёночка, сегодня не думала и не хотела писать тебе — болит голова, но мама напомнила, что 6-го день твоего Ангела. Прими же мои пожелания. Но «между нами» говоря, этим формальностям я не придаю никакого значения. Может быть, в этом проявляется отсутствие «внутренней культуры»?!
Завидую, что ты будешь завтра слушать чудесную симфонию Чайковского. Непременно при след, встречах будем посещать концерты. Слушание музыки вместе с тобой имеет особую прелесть…
Работаю как на вулкане, постоянно опасаюсь всевозможных осложнений, неприятностей (пожар, отравление, калеченье и т. п.), и этот страх портит те редкие минуты покоя, кот. балует моя обстановка. Теперь вот покусала ребёнка собака… Теперь мне всякая работа кажется лучше, а твоя… идеалом.
12/II.
Ксенёчек, мой родненький, — не писала тебе неск. дней. Не знаю, заметно ли было моё молчание, но я-то чувствую свою вину…
Внимательно перечитываю все газеты, наполненные пушкинским материалом; очень хорошо, что в эти дни всё насыщено им. Безусловно, таким образом он вырисовывается во весь свой рост — благородным, пламенным, чудесным. Из-за простуды не могу пойти ни на один из пушк. вечеров. Даже к куренью потерян вкус… Идуся также хворает: катаясь на коньках, промочила ноги. Теперь она заметно мягче, не так грубит бабушке. Занята альбомами на пушк. темы…
Я просила своего завхоза найти коричневый шёлк или нитки, но пока что безрезультатно. Значит, у тебя ещё нет юбки. Я свою ношу почти каждый день.
Мои страхи о беременности, к счастью, рассеялись. Неск. слов о Костике. Я к нему отношусь не плохо, пожалуй, он не заслуживает и такого отношения. А в общем всё здесь основано на чувственности. Мне иногда не по себе от сознания, что именно это чувство меня с ним связывает, и тогда я с ним непростительно груба. Глупо, конечно, быть такой, я это сознаю. Однако, я не протестовала бы встречаться время от времени на разных квартирах, но он никогда на это не согласится. Он возмутительно ревнив, ревнует меня к тебе и пишет об этом…
Слушаю по радио «Пиковую даму». Лизу поёт Петрусенко. Она — прелесть, чудесный голос — сочный, сильный, но приятный, особенно в среднем регистре. Ты её можешь услышать по радио и, если придётся, то вслушайся в эту сочность. Это — любимая моя в Киеве оперная певица. Сейчас графиня «даст» свою арию («Je crains de lui parler la nuit…»).
Любимая, почему у тебя тяжело на душе? Напрасно не говоришь об этом, — твои переживания мне интересны, дороги, а тебе, пожалуй, будет легче, если поделишься со мной…
Эти дни больше сижу дома и, сцепивши зубы, сдерживаю себя. Честное слово, я олицетворение терпения, как трудно жить с мамой! С горькой шуткой говорю, что, видя мою сдержанность, ты полюбила бы меня.
16/II. Вечер.
Солнышко моё ненаглядное, сестрёночка моя любимая! приношу тебе мои раскаянья за молчание, но если б я одну минуту могла предполагать, что ты отнесёшь его за счёт присланной выписки из дневника, я бы заставила себя написать тебе письмо. Писать тебе «безразличные письма» не могу, а в те дни больших неприятностей другое не получилось бы. Ты мне должна верить, что не эта выписка послужила причиной молчания. Веришь ли? Обязательно отвечай. И нужно же было, чтобы замолчала я как раз после получения этого письма!..
Мне чрезвычайно важно, чтобы ты поверила мне. Я не могу допустить, что ты перестанешь мне верить. Я не забываю, что ты сомневалась в моих увереньях о том, что я не получила твоих писем перед отъездом в А.-Ату…
Если б ты только знала, как я благодарна тебе за твои указания, критику, — и, пожалуйста, в дальнейшем поступай так же. Ведь ты же хочешь мне добра, даже ошибочно применяя слишком суровые эпитеты! Вот теперь я сама вижу себя (как со стороны) и убеждаюсь, что была смешной. Застенчивость в моём возрасте и смешна, и жалка, и некрасива (именно в моём проявлении). Не знаю, что же обо мне думает Салганик? Пока что я не хожу к ней. Если она почувствует моё отсутствие, она найдёт меня.