сами по себе всплыли и требует выяснить все до конца.
— А я не согласна.
— Что?
— Это бред. Не понимаю, зачем ваш муж с собой образцы сравнивал, но если и Макс — сын Демида, тесты должны были показать, что Андрей Владимирович — дедушка и Максу, и Еве. Тесты же показывают другое. Якобы Ева ему не родная. Говорю же, бред! И эта лаборатория другим людям такие фальшивки подсовывает? Надо на чистую воду этих вывести…
— Нам проблем и без этого хватает. Демид на операции, лучше помолись за него.
Свекровь быстро-быстро сворачивает мусорный пакет.
— И не надо ничего ворошить. Шарлатаны, они и в Африке шарлатаны, — суетится.
Как-то странно она себя ведет.
Настолько странно, что это цепляет даже через кокон тревоги и вой сердца, требующего быть рядом с любимым.
— Или они не шарлатаны, а тут — другое?! — внезапно спрашиваю. — Вы что-то знаете или догадываетесь! Я права?
Глава 34
Она
Свекровь поджимает губы.
— Знаете! Или догадываетесь! — продолжаю. — Но хотите скрыть. Как и ваш муж. А толку? Ему стало плохо после того, как он вернулся из лаборатории, зашел ко мне и рухнул, как подкошенный. Конверт был вскрыт, он эти результаты знает.
Свекровь бледнеет еще больше.
— Теперь и вы эти результаты знаете, и по вашему поведению складывается впечатление, что вы как раз поняли, что к чему.
— Не важно. Главное, чтобы Демид поправился, и Андрея выписали поскорее.
По поведению свекрови становится понятно, что она собирается поступить так же, как ее муж, сделать вид, что никаких тестов не было. Будто и не видела их!
Что же это такое?!
Еще одной грязной тайной больше! Больше не выдержу жить в тумане лжи. Тогда я решаю пойти ва-банк, заявив:
— Я подаю на развод. С Демидом. Буду подавать на алименты через суд. Потому что не уверена, что он снова не начнет разрываться между моей Евой и своим сыном на стороне. Там и установят отцовство. Результаты будут настоящими, неподдельными… Там и проверят всех, кто кому и кем приходится. За результаты Евы я уверена, но с тестами Макса и свекра что-то нечисто!
Свекровь ахает и прижимает руки к груди.
— Да у тебя совсем ничего святого нет, что ли?! Мой сын пострадал в аварии, лежит на операционном столе, за жизнь борется! А ты… О разводе, о разделе имущества говоришь. Как язык повернулся! Вот зачем тебе это?!
— Зачем?! Потому что моя семья рушится, а вот эти тесты еще больше все путают. Демид о них не знает. Так пусть узнает, кто и кем ему приходится по-настоящему.
— Да с чего ты взяла, что на тебя сомнения падают? Демид Еву обожает, она его кровинушка родная. И без тестов понятно! Тут другое.
— Что именно — другое?! Хотите вы или нет, но я на развод подам, и на суде все выяснится.
— Да что же такое… — свекровь вытирает испарину со лба. — Один раз оступилась, и все… — бормотать начинает быстро-быстро, я с трудом разбираю слова. — Андрею стало плохо, потому что он все понял. Он все понял, и поэтому со мной… говорить не желает. Молчит сердито.
— Расскажите, что на самом деле творится в вашей семье. Я должна знать, мы… Мы с Демидом должны знать. Ведь это напрямую нашей семьи касается.
— А толку? — вздыхает. — Не представляю, что дальше будет. Ой, что будет…
— Соберитесь, Евгения Константиновна. Я всегда считала вас образцом сильной, уверенной в себе женщине! Справедливая… Вы не пустите это все на самотек, верно?!
— Что толку взывать к моей совести, когда нагородили мы… с Андреем… В свое время. Догадываюсь я, — качает головой. — Да, пожалуй, все сходится. И лет ей столько же… — задумчиво говорит.
Я не тороплю ее, пусть соберется с мыслями. И даю себе заметку, что надо будет все перепроверить.
Вне зависимости от того, что расскажет свекровь, придется сделать тесты и проверить. Все и всех.
Боже, я как представлю эту длинную ленту чека с баснословной суммой, а анализы? И все от наших семей! Это настолько нелепо, что даже смешно становится, и я не в силах сдержать смех.
Смех сквозь слезы.
Я смеюсь, но мне ни капли не весело. Слезы текут по лицу. Сердце ноет.
— Простите… Это нервное… Нервное, — вытираю слезы протянутыми салфетками.
— Ты как-то странно себя ведешь, — замечает свекровь.
Она скользит по мне пристальным взглядом и поправляет очки, смотрит в область моего левого виска.
— У тебя этих пятнышек не было… — произносит задумчиво. — На левом виске.
— Какие еще пятнышки?
— К зеркалу подойди. Пигментные пятнышки. И поведение у тебя странное. Ты нервничаешь, устаешь, плачешь больше, чем обычно. Соня, ты беременна?
— Что?! Нет… Нет. Наверное.
Мысленно про себя считаю: задержка совсем крошечная! Думала, все из-за стресса и лактации, которую все никак не завершу. По-хорошему, надо бы уже заканчивать, но сейчас я в таком стрессе, что неспособна терпеть дополнительные капризы дочери, а она будет капризничать и плакать, если начну отлучать от груди. Поэтому я даю ей грудь, когда она просит. В особенности, когда укладываю спать.
— Я же грудью еще кормление не закончила.
— И что? Я вторым забеременела, когда Демида кормила! Но выносить не смогла, выкидыш, — произносит с сожалением. — А ты проверься. На качественных тестах. И горе, и радость… Все в одно.
— Я проверюсь, — обещаю глухим голосом. — А вы ничего рассказать мне не хотите? Вроде бы начали.
Ева, соскучившись, заползает ко мне на колени. Обнимаю ее, целую. Впитываю запах — особенный, родной, любимый. Наша дочка, моя и Демида.
Сердце снова наполняется болью и тревогой за него.
Что я там говорила, развод? Хотела, чтобы и Демиду тоже было больно… Как же плохо все обернулось. Он, наверное, ко мне спешил…
— Если нечего сказать, лучше приглядите за Евой.
— А ты?
— Поеду в больницу. Не могу здесь… Он — там, а я — здесь… Неправильно это.
— Ты разбиваешь мне сердце, — добавляет.
— А ваши тайны могут серьезно осложнить нам с Демидом жизнь. Нам и без того сейчас нелегко приходится. Еще и этот ком неразберихи родственных связей. Он, кстати, еще ничего не знает. И мне хочется… Хочется, чтобы хоть где-то стало ясно и понятно, что происходит.
— Правда может не понравиться.
— Но и скрыть ее у вас не выйдет. Теперь уж точно не выйдет.
Свекровь больше ничего не говорит, играет рядом с Евой.
Мое сердце мечется перед выбором. Хочу поехать в больницу! Хочу, меня тянет… А вдруг свекрови плохо станет? Годы преклонные, опять