находился в дальней командировке, оснащал ПУЛ — пункт управления луноходом.
* * *
Утро теплого летнего дня. Понедельник. Постепенно входим в ритм новой рабочей недели. Звонит телефон: приглашают к Главному. Вхожу в кабинет, залитый ярким солнцем. За большим обитым зеленым сукном столом сидят конструктор Игорь Горохов и начальник комплексной лаборатории Борис Ильич Дубровин.
Главный начал как всегда без предисловий.
— Знаете, дрýги, что мы ждем шасси, как воздух. А нам вместо шасси прислали вот эти листочки. Ознакомьтесь.
«Листочками» оказалось письмо руководителя ОТК одной из организаций, которая по нашему техническому заданию (ТЗ) создавала шасси для лунохода. В письме нашего Главного извещали, что отправка машины приостановлена, так как… И перечислялись недоработки. Каждого из присутствующих, конечно, в первую очередь волновали «свои» вопросы: Игоря — механика шасси, Дубровина — управление, меня — испытания и надежность.
— Я, — продолжал Главный, — только что говорил с Александром Леонтьевичем по телефону (руководителем работ по созданию самоходного шасси лунохода). Он считает, что в принципе машина готова и ее можно отправлять к нам на испытания. Прошу вас сегодня же выехать к нему и на месте разобраться, в чем дело. Прежде всего постарайтесь определить, без чего шасси нельзя к нам отправлять, а чего нам сию минуту не надо, можем и обождать. Желаю успеха!
Пару часов спустя мы качались в купейном вагоне экспресса. О чем могут говорить три инженера, направляющиеся по одному заданию? Конечно, прежде всего о проблемах, стоящих перед создателями лунохода.
Мой попутчик Игорь, механик-конструктор из заводской династии Гороховых, высокий, поджарый, педантичный. Всего несколько лет, как окончил институт. Но он успел уже стать одним из авторов оригинального, «запатентованного», посадочного устройства наших новых «Лун». Сейчас Игорь курировал механику шасси.
Борис Ильич Дубровин, невысокого роста, полноватый, добродушный, круглолицый, с лукавыми глазами и радушной улыбкой, так и сыпал шутками, тонко комментируя последние «кабэвские» новости, о которых он всегда узнавал почему-то раньше других. Дубровин — колоритнейшая фигура нашего КБ. Старейший работник фирмы, остроумнейший собеседник. Лаборатория Бориса Ильича проделала большой объем работ на последних «Лунах». Его сравнительно немногочисленные сотрудники «завязали» бортовые системы, разработали блоки коммутации, комплексную контрольно-проверочную аппаратуру, возглавили электрические испытания машин. И то, что наша фирма имеет такого превосходного специалиста, мы обязаны поэту Михаилу Светлову. В молодости, еще до войны, Дубровин писал стихи. И когда их набралось достаточно, он послал стихи своему кумиру Михаилу Светлову. Некоторое время спустя Бориса пригласили к автору «Гренады». В точно назначенный час вошел он в комнату поэта. За столом сидел худенький молодой человек, горестно подперев кулаком щеку.
— Заходите. Ну как же, читал, читал! А скажите мне, у вас есть какая-нибудь профессия?
— Конечно, Михаил Аркадьевич. Я закончил авиационный техникум.
— Знаете, у вас великолепная специальность, и не отвлекайтесь. Не отвлекайтесь.
С тех пор минуло много лет. Дубровин давно уже стал настоящим поэтом своего дела.
Дубровин был электриком, а говорили мы с ним в пути о двигателе. Но это нетрудно понять. Двигатель внутреннего сгорания для лунохода не годился. Реактивный движок? Нет, требует много топлива. Остается электродвигатель. Значит, электромобиль. Но здесь требуется не простой, а лунный. Как охлаждать двигатели? На Земле охлаждение главным образом воздушное, на Луне же надейся только на теплопроводность да лучеиспускание. Не густо, конечно.
Игорь говорил о колоссальном, в 300 градусов, перепаде температур — от –150 до +150 °C. Любую конструкцию поведет. Каково же придется самодвижущейся? Колеса «квадратными» стать могут. Так и проговорили всю ночь. Задремали под утро, убаюканные стуком колес.
Прямо с вокзала отправились на предприятие.
Александр Леонтьевич, живой, черноглазый, сразу располагающий к себе, обаятельный человек, встретил нас радушно. Сразу же повез нас в гостиницу, принадлежащую предприятию, пригласил позавтракать, а когда мы появились в его кабинете, там уже нас ждали ближайшие помощники конструктора, руководитель ОТК — высокий, красивый, уверенный в себе человек, и его сотрудники со строгими лицами. Обстановка чувствовалась напряженная, видимо, конфликт зашел далеко.
Александр Леонтьевич открыл совещание.
— Товарищи! Мы собрались здесь, чтобы обсудить вопрос…
— А «что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?» — негромко, но с экспрессией подхватил Дубровин, процитировав мучивший всех нас «философический» гоголевский вопрос.
Все тотчас вспомнили приезд Чичикова в губернский город Н., вспомнив, дружно рассмеялись, и обстановка несколько разрядилась.
Мы предложили такой порядок работы: вначале заслушиваем замечания контролера и возражения конструктора, потом осматриваем цеха, посещаем лунодром и лишь затем обсуждаем замечания и по каждому из них принимаем решение. Никто не возражал.
Руководитель контрольной службы говорил точно, убедительно. Собственно, он отстаивал требования нашего же техзадания и технической документации, выпущенной конструкторским бюро Александра Леонтьевича. Возражения последнего были не менее точными, аргументированными и убедительными. Как всегда в таких случаях, сразу понять, где же истина, — дело безнадежное.
При посещении цехов нас главным образом интересовало, как выдержана космическая культура производства: предприятие впервые выполняло заказ такого рода. Дубровин и Горохов сделали несколько замечаний, но в целом остались довольны.
По дороге к лунодрому удалось подробнее побеседовать с Александром Леонтьевичем, и прежде всего, о том, какие наземные испытания уже прошел луноход.
— Крепко ему досталось! — посочувствовал луноходу конструктор. — Ну, перегрузки, вибрации, холод, тепло, вакуум, радиация — это понятно. Но он у нас еще на Ту-104 полетал.
— А это зачем?
— Силу тяжести лунную имитировали. Конфликт между весом и массой. Ведь там машина в шесть раз легче, а масса и моменты инерции такие же, как на Земле. Другое получается сцепление. В шесть раз хуже. Другие опрокидывающие моменты. В салоне самолета участок лунной поверхности оборудовали.
Меня мучил давний вопрос. Еще с юности, прочитав книгу «Полет на Луну», я не сомневался, что по бездорожью Луны, если и сможет что-нибудь ходить, так только танкетка. И разве не убедили всех танки в горькую годину войны, что «там, где кончается асфальт», нет им соперника.
— Александр Леонтьевич! Но почему все же колесо? А не гусеница?
— О, этот сакраментальный вопрос! А почему вы не спрашиваете о шагающем или прыгающем движителе? Помните шагающие машины марсиан из «Борьбы миров» Уэллса? Кстати, мы и эту экзотику рассмотрели. А остановились на двух типах движителей. Гусеница или колесо? Вот в чем вопрос!.. Институт на два лагеря разделился. Страсти так накалились, что ого-го… Ну, давайте разберемся. Сколько в гусеничной машине может быть ведущих звеньев с каждого борта?
— Два.
— Верно. А мы выбрали четыре колеса с каждого борта. И каждое — ведущее. Если у гусеницы два ведущих колеса выйдут из строя, машина встанет. А у
