Два бойца в отглаженном камуфляже, вооруженные «Кедрами» в набедренных кобурах, синхронно расступились перед сталкерами – наверное, были уже предупреждены об их появлении. Сан Саныч, проходя мимо, отдал воинское приветствие, хотя уже давно не состоял в рядах вооруженных сил РОУ, а был вольным поисковиком, так же как и остальные.
Латышев постучал в дверь с табличкой: «Сенатор Еремин» и, приоткрыв ее, сунул в щель голову.
– Звали, барин?
– Все хохмишь? Давай, заходи, мы тут с Васильевым уже по второму стакану чая приговорили, тебя ждамши. – Еремин сидел за письменным столом, держа в руках стакан в металлическом подстаканнике. Ложечка звонко брякнула, когда он поставил его на стол. Из-за двери вышел Васильев с таким же стаканом, наполовину наполненным желтоватым травяным чаем.
– Так я не один. Мы тут все…
– Заходите все, новости есть… как это у классика: пренеприятнейшее известие.
– К нам едет ревизор? – Латышев, как человек старого мира, был начитан и юмор, в отличие от Максимыча, понял.
– Хуже. Да не стойте вы в дверях!
Латышев с Максимычем вошли в кабинет; за ними ввалился, заняв собой все пространство, Данила, который даже на фоне неминиатюрных Сенаторов казался титаном. Последним в дверь робко заглянул Молодой. Он явно смущался и чувствовал себя лишним в компании сильных мира сего.
– Извините за тесноту, устраивайтесь как-нибудь, мы постараемся недолго. Вить, давай ты… ты принес эту весть – тебе и карты в руки.
Виктор покрутился на маленьком пятачке, оставленном ему сталкерами, и, не найдя ничего лучшего, присел прямо на угол стола.
– Как говорили в старые добрые времена: пришел нам «месседж на пейджер», – и, видя, что молодое поколение его не понимает, разъяснил: – Ну если вкратце, то после того, как вы пришли, частоту наших переговоров запеленговала неизвестная группа выживших. Они перехватили переговоры и просят помощи.
Латышев тяжело вздохнул, соглашаясь, что как бы и не хотелось этого, но надо идти.
– Понятно, что поделать. Когда надо идти?
Но тут подал голос до сих пор молчавший Еремин.
– Далеко топать придется. Община выживших находится в Духовщине.
– Где? – В глубине памяти Сан Саныча всплыл маленький городок где-то на севере Смоленской области. Он там был лишь однажды, перед самым призывом, и город оставил в душе у парня приятное впечатление – маленький уютный поселок, в котором живут добрые улыбчивые люди. – А чего уж не в Москве, там, или в Екатеринбурге? Тут одного топлива на «Урал» надо будет цельный бак.
– Беда в том, что «Уралом», даже вместе с нашим «шестьдесят шестым», надо раз десять мотаться, чтобы всех вывезти.
– Сколько же их там?!
– Больше двух сотен. – Виктор произнес это как приговор и отхлебнул из стакана уже остывший чай. – Дети, бабы, старики… и мужики. Крепкие, здоровые мужики, которые нам ой как нужны.
Еремин кивнул, соглашаясь с другом.
– Да, самое ценное сейчас люди. А люди, которые выжили, вообще на вес золота.
– А что там у них случилось, если они такие-растакие несчастные?…
– А вот это второй вопрос, по которому я хотел бы вас туда послать. Что могло напугать таких бойцов? Не угрожает ли эта напасть нам? Руководит ими, я так понял, бывший вояка. И если они согласны сорваться с насиженных мест, с налаженного быта, значит, там действительно плохо. Поэтому вот мой вам боевой приказ: надо готовить экспедицию. Чтобы за одну ходку вытащить всех этих людей оттуда. Всем понятно?
– А если Сенат не примет?
– А вот это уже моя забота, – казалось, что Еремин для себя уже поставил задачу – собрать всех выживших вокруг РОУ. И для этого он будет убеждать, спорить, биться, а если надо – то и грызть зубами. – Поэтому делим полномочия. Я тут, а вы там… мне нужен более или менее выполнимый план экспедиции.
Латышев и Максимыч переглянулись.
– А чё непонятного – понятно все. Посидим, подумаем. Будет план. Как быстро надо?
– Не я вас тороплю, мужики, ситуация торопит. Чем быстрее – тем лучше. Внеочередное заседание Сената меньше чем через час – к его окончанию уже нужен план. – Еремин встал из-за стола. – Сидеть на заднице у нас времени нет, так что за дело.
Через три часа Латышев и Максимыч уже топтались в том же коридоре. За дверью зала заседания Сената, наверное, поселился рассерженный пчелиный улей. Гул то нарастал, то затихал. Иногда слышались отдельные голоса, но не было понятно общего смысла речей выступающих.
– Что слышно? – шепотом спросил Латышев у часового почетного караула, но, не получив ответа от бойца, даже не моргнувшего глазом, понимающе кивнул. – Конечно, понимаю. Карауль, карауль.
В зале вдруг установилась тишина, и послышался голос Изотова-старшего:
– Господа Сенаторы, прошу голосовать, кто «за»?… «Против»?… – и через небольшую паузу: – Решение принято. На этом внеочередное заседание Сената завершено.
Двустворчатые двери распахнулись, и из зала первыми вышли Еремин, Изотов-старший и Васильев. Отец Максимыча активно жестикулировал, оглядываясь обратно в зал, продолжал бурно что-то доказывать главе Сената:
– Иногда мне его просто убить хочется! Придушить где-нибудь в темном уголке. Вот скотина – нерентабельно ему! Совсем монетки и цифры глаза застили, людей живых за ними не видит. Его бы туда, в Духовщину, монстров покормить – очень быстро жить бы захотелось.
– Вот от кого-кого, а от врача желание убить я меньше всего ожидал услышать. Ты ж клятву давал этому… – Васильев, успокаивая, похлопал друга по плечу. – Как его?… В общем, не важно, кому-то же давал?
– Я исключительно из гуманных соображений. – Изотов смутился, но не сдался. – Но таких сухих чурбанов – ненавижу.
Еремин пропустил проходящего мимо Завьялова, который на заседании с пеной у рта доказывал Сенату бесперспективность и вредность для РОУ экспедиции спасения Духовщинской общины выживших. Максим Изотов проводил оппонента брезгливым взглядом.
– Как же люди меняются! Никогда бы не подумал, что для Ивана люди – это всего лишь цифры в его отчетах.
Тот сделал вид, что ничего не услышал, или эта фраза его совершенно не касается.
– Да ладно, не кипятись. Я тоже поначалу думал, что все меня поймут и поддержат, – Еремин пожал плечами. – А оно вон как… Завьялов тоже по-своему прав, и аргументы он приводил мощные. Нечем крыть – и впрямь ярмо на себя натягиваем. И тяжело нам будет первое время, но это вторично, главное людей спасти. Русские своих не бросают – меня так отцы-командиры, да и вся жизнь учили, и меняться мне уже поздно. Выводить за скобки чью-то жизнь, включая Завьялова, даже для явной выгоды – не собираюсь.
Алексей оглянулся и, рассмотрев прижавшихся к стене Максимыча и Латышева, махнул им рукой, а сам, взяв под локоть насупленного Изотова-старшего, направился в свои апартаменты. Васильев потянулся следом. Изотов непонимающе посмотрел на друга.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
